«Вначале ничего не произошло. И потом тоже ничего не произошло». (Дуглас Адамс)
Макото был уверен: однажды письма перестанут приходить. Хорошо зная характер своего друга, он имел все основания предположить, что случится это очень скоро. И полугода не пройдёт, как его электронный ящик вновь станет оживлять один лишь спам. «Я не буду требовать с тебя обещаний, но раз в две недели присылай хотя бы пустые сообщения, чтобы я знал, что ты жив», — шутливо попросил Макото, стоя перед другом в зале аэропорта, кажущегося как никогда огромным. Харука кивнул тогда в ответ. «Я буду», — ответил он. Макото ободряюще улыбнулся ему, а когда почувствовал, что уголки губ предательски подрагивают, а в глазах колет, не сдержался и порывисто обнял друга, лишь бы тот не видел его лица. Харука подобного не любил, но в этот раз стерпел, стоял, не двигаясь, пока Макото не убедил себя в том, что, если не отпустит друга сейчас, Харука сам оттолкнёт его, и тогда всё будет кончено. И он отпустил, как-то даже умудрившись справиться со слезами, прежде чем кто-то успел их заметить. После Харука ушёл, не оборачиваясь. Макото уж было хотел пойти к выходу из аэропорта, но Нагиса и Рей потащили его на открытую смотровую площадку, откуда было видно взлетающий самолёт. И не зря. Стоя там и глядя вослед улетающему самолёту, Макото смог не таясь плакать и смеяться вместе с друзьями, бестолково махая рукой на прощание груде металла, которая поглотила целый океан, коим был его лучший друг. «Я буду», — всё звучало в голове. Воображение рисовало Макото картину бескрайнего океана под столь же бескрайним голубым небом. Слова Харуки отдавались эхом от бесконечности и уносились волнами прочь. «Ты будешь, — прошептал Макото, стоя на пустом берегу. — Уж ты-то будешь».* * *
Когда Макото вернулся домой, голова его раскалывалась, так что ни единой мысли в ней не осталось. Ни грусти, ни сожаления — он слишком устал за всё то время, что провёл в электричке, в дороге домой, который ему снова предстоит покинуть уже через несколько дней. «Завтра, — обессилено думал Макото, отказавшись от ужина. — Всё завтра. После». Мама хотела ему что-то сказать, но, заметив его состояние, передумала, и, выйдя из комнаты, тихо прикрыла за собой дверь. Макото слышал, как она отогнала от комнаты близнецов, сказав, что их брат очень устал. — Братик расстроен тем, что Хару-тян уехал? — спросил Рен. — Ну, конечно, — ответила Ран с деланным снисхождением. — Да, мне тоже грустно. — Пф, вы, мальчишки, все одинаковые, расклеиваетесь почём зря, а ведь Хару-тян улетел, чтобы исполнить мечту! Радоваться за него надо, а не хандрить! — Ну да, но... — печально протянул в ответ Рен, но в этот момент мама настояла на том, чтобы дети показали ей своё домашнее задание. Ран и Рен разом присмирели, неразборчиво говоря что-то о том, что они тоже расстроены отъездом Харуки и никакие уроки у них в голове не укладываются. — Сплошные отговорки, а ну марш за работу! Обречённо вздохнув в унисон, близнецы поплелись в свою комнату, подгоняемые матерью. … Голоса были приглушены, доносились до Макото с опознанием, искажённые расстоянием, словно толстым стеклом. Макото представил себя рыбкой в аквариуме. «Сплошные отговорки». И, правда, сколько он намерен оправдывать свои действия чувствами? Это не может продолжаться долго. У него своя жизнь. «Ну да, но...» Но... что это будет за жизнь? Какой может быть жизнь на берегу, не знающем прилива? Какой может быть жизнь в аквариуме? «Нужно поспать, — уговаривает себя Макото, — а завтра всё будет. Завтра... Я буду…»* * *
Назавтра, проснувшись рано утром, первым делом Макото проверил почту. Под заглавием «Без темы» на его электронном ящике висело непрочитанное письмо от Харуки. С тяжело стучащим сердцем Макото открыл его, надеясь увидеть чистый лист — это было бы так похоже на Хару. Но к письму, с единственной написанной фразой «Добрался без проблем», была прикреплена фотография, изображающая океан. Закрыв окно браузера, Макото быстро собрался, умылся и неслышно вышел на пробежку в туманное промозглое утро. Он бежал быстро и вскоре сорвал себе дыхание, глубоко вдыхая и выдыхая через рот. Сердце бешено колотилось, ноги горели, но он не мог остановиться, словно стремился обогнать свои мысли, в битве на выносливость одержать верх над чувствами. «И что я должен думать, как реагировать? Порадоваться за тебя, восхититься красотой океана на закате? — кричал Макото в своих мыслях. — Что мне делать?!» Он остановился на мосту, бросив взгляд на горизонт, над которым нависали серые косматые тучи. По воде бежала рябь. Ни чёрточки сходства с картиной, видимой Харукой. «Это не похоже на него, — пронеслось в голове. — Это не он». Ухватившись за эту мысль как за спасательную соломинку, Макото начал рассуждать. В аэропорту Сиднея Харуку наверняка встретил Рин. Заметив, как Хару вознамерился отослать Макото пустое сообщение, тот вполне мог возмутиться, заявив, что это неприятно, получать такие письма. Уж фотографию точно он сделал, исключительно из лучших побуждений, надеясь сделать получателю приятное. Решив так, Макото сумел выдавить из себя улыбку. В конце концов, Рина всегда интересовал лишь Хару. Откуда ему было знать о чувствах Макото. Особенно о тех чувствах, о которых сам Макото до сих пор и не подозревал. «Ужасный ты человек, Макото Тачибана. Отвратительный», — подумал Макото, горько усмехаясь. Но всё-таки ранняя пробежка сделала своё дело, исчерпав всю горечь, накопившуюся в Макото. Он лёгкой трусцой направился домой, решив, что приготовит на всех завтрак. Скумбрию, например. Хару удавился бы от зависти.* * *
Макото в очередной раз убедился в том, что ничто так не приводит мысли в порядок, как привычная домашняя суета. Приготовление завтрака, уборка в комнате, поход в магазин за продуктами — Макото с готовностью брался за любую предложенную матерью работу, выполнял любое поручение, игнорируя её робкие протесты. «Отдохни напоследок», — умоляла она с нежной улыбкой. «Для меня нет занятия приятней», — уверял он, от всей души, искренне. Окопавшись в домашних хлопотах, Макото не заметил, как прошёл день. Как только в голову вновь полезли всякие непрошеные мысли, Макото выбежал на вечернюю пробежку, прихватив на этот раз с собой плеер. Он бежал вдоль набережной, глубоко вдыхая в себя влажный морской воздух, в котором можно было уловить тонкий цветочный запах. Вынув из ушей наушники, Макото прислушался к негромкому шороху прибоя. Доносящаяся из динамиков мелодия гармонично ложилась на шум волн, но Макото не разбирал слов и вовсе старался не думать ни о чём, кроме как о красоте его родного города. Вопреки пасмурному утру, к полудню распогодилось, и до самого вечера солнце не скупилось на тепло. И нынешнее вечернее небо, едва-едва подёрнутое призрачной серой дымкой облаков, подсвеченной растущим месяцем, было чистым и как никогда казалось бесконечным. Макото пропустил закат, но был уверен, что тот оказался не менее живописен, чем на фотографии из Австралии.* * *
Стоило Макото выйти из душа, как его мобильный телефон, громко вибрируя, целеустремленно пополз к краю стола. Макото улыбнулся, взглянув на высветившееся на дисплее имя. — Алё, Мако-тян? — вырвался из трубки жизнерадостный голос. — Нет, вы связались с голосовым ящиком, — усмехнулся Макото. — Ха-ха-ха, неужели ты шутишь? — в наверняка притворном изумлении воскликнул Нагиса. — Отъезд Хару-тян сказывается на тебе весьма странным образом, — хмыкнул он с уже совершенно другой интонацией. Одно из качеств, за которое Макото очень ценил Нагису как друга, — его искренность. Макото не уставал удивляться тому, с какой непосредственностью тот мог выдать что-то, что, как тебе казалось, является сугубо личным, неприкосновенным. Забавно, но будучи озвученным вслух, оно теряло всякую силу. Начинало казаться глупым и неуместным то, о чём ещё минуту назад и подумать было страшно. Он привыкнет. — Со мной всё в порядке, спасибо, что позвонил. — О чём ты вообще, у меня к тебе деловой разговор! Это очень важно, и без твоей помощи не обойтись! Нужно твоё авторитетное мнение! — бойко, точно заведённый автомат, заговорил Нагиса. — М-м, — протянул Макото, пальцем ноги нажимая кнопку питания на системном блоке компьютера. — Не томи уже. — В общем, мы с Рей-тяном уже голову сломали, силясь выдумать что-нибудь эдакое для рекрутирования новых членов в наш клуб! Я уже столько идей выдал, одна другой гениальнее, но Рей-тян их все забраковал! — Да просто все твои идеи бредовы, а не гениальны! — раздался откуда-то издалека голос Рея. — Ещё великий писатель Адамс говорил, что в бреду рождается истина! — назидательно заявил Нагиса. Макото чётко себе представил, как неугомонная улыбайка Нагиса силится придать выражению лица суровый вид и тычет пальцем в люстру, в то время как Рей, никогда не устававший взывать к гласу разума, потрясает руками, не признавая доводы друга. Картинка, созданная воображением, казалась столь явной, что Макото не мог сдержать улыбку. — Не так он говорил, да и великим не был. И вообще нечего руководствоваться чем-то подобным! — Злюка ты, Рей-тян! — Просто я вынужден исполнять роль единственного человека, способного рассуждать здраво! Подумай только, как мне тяжело! — Так вы вместе, — решил обратить внимание на очевидный факт Макото, тем самым напомнив о себе. — Ага, — отозвался Нагиса. — Мы решили, что в нынешней ситуации приоритетнейшую роль играет единство! Ай-тян и Микошиба-младший вон как близки стали, мы не можем проиграть, так что сегодня будем спать вместе! — А?! — раздался нечленораздельный вопль Рея. — Нагиса, подбирай, пожалуйста, менее двусмысленные выражения. Ты смущаешь Рея. И меня тоже, — попросил Макото. Нагиса рассмеялся, разом рассеивая все сомнения насчёт того, было ли это сделано специально. — Ну, так что? — как ни в чём не бывало, вновь заговорил он. — Какие у тебя идеи? Единственная дельная мысль, поступившая от Рей-тяна, в перерывах между стариковским брюзжанием, — вырядить в купальник Го-тян и сотворить какую-нибудь презентацию из фотографий. Ну да кому нужна презентация, если Го-тян будет в купальнике! О, а если не в купальнике, а в открытом костюме девочки-зайчика? — Зайцы к нашей школе никакого отношения не имеют, — проворчал на фоне Рей. — Угу, — проговорил Макото, отвлёкшись на то, чтобы открыть на компьютере браузер. — Что «угу»? Не наряжать же Го в костюм маскота Иватоби. Его тогда ещё и сделать нужно, а у нас времени мало! — Ребят, вы же прекрасно знаете, что ни на один вариант с её участием в каком бы то ни было виде, Го не согласится, — сказал Макото, не торопясь закрывать окно электронного ящика. Прижав телефон к плечу, он зачем-то набрал адрес сайта своего университета. — Эх, но идея же неплохая, — вздохнул Нагиса. — После соревнований этого года клуб плаванья нашей школы наверняка станет популярнее, так что и новички придут, — сказал Макото, бесцельно рассматривая различные вкладки сайта. — Это ещё не факт, — отозвался Рей. — В прошлом году нам это не помогло. В школе за нами так и вовсе закрепился статус клуба самодуров. — Да даже если бы это было фактом, этого недостаточно, — твёрдо заявил Нагиса. — Нужно что-то ещё... м-м-м, ну ничего кроме Го-тян в купальнике в голову больше не лезет! Рей-тян, это всё ты виноват! — Ха?! — Если наше выступление никого не впечатлило, то любые прочие изыскания попросту не имеют смысла, — с неожиданной для себя горечью проговорил Макото. Рей и Нагиса на время замолчали. Макото знал, они чувствуют то же, что и он. Они понимают смысл его слов. Но заканчивать разговор на подобной ноте не хотелось, поэтому Макото добавил с деланным легкомыслием: — Но всё-таки Го можно попробовать уговорить. — Уж мы-то попробуем! — восторженно отозвался Нагиса. Они ещё немного поговорили о всякой ерунде, решили завтра встретиться и на том распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи. Положив телефон на стол, Макото отстранённо заметил, что телефонные звонки хотя бы частично сокращают расстояние. Если Харука этого захочет, то найдёт возможность позвонить. Макото не успел отругать себя за глупость, как вдруг его внимание привлекала одна строчка из случайного списка поступивших в университет. Знакомое имя — «Ямазаки Соске».* * *
Они, естественно, не оказались в одной группе. Да и в плавательной секции Макото его не высмотрел, сколько ни старался. Только лишь на паре лекций они пересекались, когда занятия проводились для целого потока из пяти групп. Впервые Макото увидел Соске спустя две недели после начала занятий. Когда студенты заняли свои места, а лектор открыл было рот, чтобы назвать тему, дверь раскрылась и, хмуро извинившись, в аудиторию вошёл Соске. Он занял ближайшее свободное место во втором ряду у стены. Сидящего чуть выше Макото он не заметил. Да и немудрено – он явно был расстроен и… раздражён, наверняка. Но у Макото не было ни времени, ни, откровенно говоря, желания задумываться о причинах плохого настроения человека, который едва тянул на знакомого, общение с котором ранее ограничивалось разве что кивком головы при встрече. Но в памяти вдруг само по себе всплыло искажённое болью лицо, вздрагивающие пальцы, сжимающие плечо, и взгляд, с каким Соске смотрел на Рина. … Макото дисциплинированно записывал слова лектора в тетрадь, не думая более о Соске и о его причинах. В конце концов, зачем о них думать, когда они очевидны. Соске вышел из аудитории, и только тогда Макото подумал, что следовало хотя бы поздороваться. Но он полагал, что повод ещё не раз представится после. Времени у них ведь достаточно. Решив так, Макото не стал высматривать Соске в толпе, выйдя на коридор. Но проигнорировать неожиданно раздавшийся звонкий возглас, смутно знакомый, не смог. — Соске! Ну надо же, и ты здесь! Макото обернулся на голос. Соске не успел уйти далеко. Его перехватил и задержал ураган имени Кисуми. А то, высокий, худощавый и модно одетый парень с курчавыми вихрами непослушных волос, был именно он. Макото застыл на месте, рассуждая, стоит ли в таком случае к ним подойти. Соске счастливым от того, что на него навалился Кисуми, явно не выглядел. Но сделать вид, что не заметил или, более того, не услышал Кисуми, казалось Макото непосильной задачей. «Хуже уже не будет», — решил Макото, руководствуясь минутным порывом, и направился к странной хмуро-смеющейся парочке. — Кисуми! — окликнул он старого знакомого. Тот, заметив его, радостно просиял в ответ. Макото наслаждался сотней оттенков недовольства, которые демонстрировал Соске, когда они вместе направились обедать. Макото дивился тому, как человек, не скрывающий раздражения, может казаться вовсе нераздражённым. Он решил, что, когда Кисуми, учащийся на другом потоке, уйдёт, он спросит у Соске, почему тот попросту не послал их куда подальше сразу. — Ну, это же Кисуми, — ответил Соске, так, словно это всё объясняло. Но, тем не менее, Макото кивнул с пониманием. — И правда, — сказал он. Вдруг в голову ему пришла идея, показавшаяся забавной, и он, забывшись, озвучил её вслух: — Надо бы написать Харуке, что мы с Кисуми в одном университете. — Разве это так уж удивительно и достойно упоминания? — с сомнением спросил Соске. — Нет, неудивительно. Просто Харука Кисуми терпеть не может. Макото широко улыбался, говоря это. Соске недоуменно вскинул бровь, но, заглянув в лицо Макото, кажется, что-то понял. — Хм… Тогда обязательно упомяни, что вы с ним обедали вместе, — не без сарказма произнёс он. Макото не стал поворачивать голову, чтобы увидеть выражения лица Соске. И так чувствовал — усмехается. … Причины быть у них, может, и разные, но Макото был уверен, что это не помешает им найти общий язык.* * *
Макото не назвал бы общение с Соске дружеским — деловым, скорее. Поэтому было неожиданно легко. Им не приходилось спорить или ссориться — для ссор вовсе поводов не находилось. Руководствуясь негласным обоюдным согласием, они просто не пересекали некоторую запретную черту, за которой начиналось то, что ни один, ни другой ворошить не хотели. Пока они соблюдали эту дистанцию, оба чувствовали себя вполне комфортно. Кисуми же вполне устраивало быть третьим. Сыграв на начальном этапе роль связывающего звена, он незаметно отступил назад, убедившись в том, что Соске и Макото, найдя общий язык, могут общаться, не вступая при этом в явную конфронтацию. Своей проницательностью Кисуми напоминал Макото Нагису. Тот тоже понимал явно больше, будучи достаточно мудрым, чтобы о том умолчать. Иногда они обедали втроём, ходили куда-то вместе — Макото нравилось проводить время со своими новыми старыми знакомыми. Их маленькая коалиция не была похожа на ту, в которой Макото провёл два года старшей школы. Всё было иным. Было спокойно. А на почтовый ящик исправно приходили пустые сообщения. Наступивший в жизни Макото этап напоминал ему штиль. И он неосознанно ждал чего-то. Как и Соске. Недостаток в их таком общении был только один. Важные вопросы, которые следовало задавать, оставались не озвученными, повисая в воздухе. Те самые вопросы, которые просто знакомых, стоящих по ту сторону, за чертой, не касаются. И ожидание, когда же их отношения себя исчерпают на данном этапе, всё же нервировало. — Соске, так ты ведь… не бросил плаванье? — осторожно спросил Кисуми. Услышав его голос, Макото замер у двери. После занятий ему нужно было зайти в библиотеку. Встретившиеся же по пути Соске и Кисуми пообещали подождать его на коридоре. Макото прикусил губу, не решаясь выйти к ним, крепче сжав пакет с книгами. Ему хотелось услышать ответ на вопрос, который он сам так и не рискнул задать. Соске медлил. Фыркнул досадливо. — Конечно нет, дурень, — ответил он со вздохом. Он не злился. «Потому что перебесился уже», — подумал Макото. — Нужно дать плечу время восстановиться, поэтому я прохожу курс реабилитации. Но я не намерен бросать плаванье, очевидно же, — он сделал паузу и по следующей реплике Макото понял, что Соске улыбнулся. — Ни за что. — Ух, слава богу, от сердца отлегло! — облегчённо вздохнув, ответил Кисуми и тут же капризно проворчал: — Ну, где там Макото носит?! — Действительно, где, — поддержал его Соске со странной интонацией. Макото усмехнулся. Он не удивился, когда, проводив Кисуми до автобусной остановки, вдвоём они направились к ближайшей станции метро, и Соске сказал: — Подслушивать нехорошо. — Да, нехорошо, — безропотно согласился Макото. — Ты мог бы ещё громче своим пакетом шебуршать. — Да как-то совестно стало. Соске издал некий звук, отдалённо похожий на смешок. — У тебя такое лицо… Тебе легко поверить, знаешь же? — Хочешь сказать, что я этим пользуюсь? — Неосознанно, может быть, но наверняка. — На тебя, значит, действует. — Ну, скажем так, ты не похож ни на кого, с кем мне приходилось иметь дело раньше. — … Я рад, что ты не сдался. — Странно, что тебе не всё равно. — Сам удивлён. Граница сдвинулась, сократив дистанцию. Наступил июнь.* * *
Однажды Макото, почувствовав небывалый прилив наглости и сопутствующей ей лёгкости бытия, сказал: — Мне кажется, что при иных обстоятельствах, мы бы не смогли вот так просто общаться. Мы бы просто не сошлись. Соске передёрнул плечами, словно сбрасывая что-то со спины. Произнёс в ответ с плохо скрываемым раздражением: — Ты хочешь сказать, что мы одинаково оставлённые за бортом? — Что-то в этом духе, — ответил Макото. — Я так не думаю. Я об этом не думаю. Перестал и… отпустило, со временем. Макото замолчал, думая, что сейчас Соске уйдёт, разозлённый. Почему-то не ушёл. И сказал: — Не стоит цепляться за прошлое… Да и… Да и за что бы то ни было, цепляться не стоит. Опоры сами по себе неустойчивы, и они тоже держатся за счёт чего-то. «Быть может, за счёт нас», — подумал Макото, но поделиться своей мыслью не рискнул. — А с водой иначе, — вместо этого сказал он. — Пожалуй, — ответил Соске. — Давай больше не будем поднимать эту тему. — Не думаю, что я смогу, — честно признался Макото. — Арх, теперь-то тебя послать уже поздно? Макото рассмеялся. — Ты не жалеешь о формулировке своего вопроса? Соске усмехнулся в ответ. — Теперь жалею.* * *
Макото долго наблюдал за лениво пережёвывающим капусту Соске («На диете он, что ли?») прежде чем выбрать самое неудачное время, чтобы начать говорить. — А могу я спросить у тебя… — М? — О травмах. Соске на мгновение поднял глаза, чтобы посмотреть на Макото с осуждением. Или как на идиота. В любом случае, Макото был готов к обоим вариантам, улыбнувшись. — Мне кажется, знай я тебя хоть немного лучше, подумал бы, что ты издеваешься, — сказал Соске, не оправдав ожиданий Макото. В который уж раз. — Людям, которые хорошо меня знают, подобное и в голову бы не пришло, — ответил Макото. — Так можно будет задать тебе пару вопросов? Мне для реферата нужно. Соске закатил глаза к потолку. — Если речь идёт не о душевных травмах, то, думаю, можно. — Вероятно, и до этого дойдёт, — просто ответил Макото. Он на Соске уже не смотрел, поэтому на то, как его палочки так и застыли у рта, внимания не обратил. — Ребят, о чём речь? — спросил подошедший с подносом Кисуми. При возможности или необходимости они всегда обедали во время пересменки. Сегодня необходимость состояла в банальном убийстве времени, прежде чем разбежаться по своим делам. — Тачибана слишком серьёзно относится к пустякам, — буднично оповестил Соске севшего рядом Кисуми. Капуста явно благотворно влияла на его состояние духа. Он обернулся к Макото, ткнув в его сторону палочками. — Тебе говорили, что ты как банный лист? — О, говорили, и не единожды, — без удивления ответил Макото. — Но только в завуалированной форме. — Например? — «Мако-тян, ты слишком много волнуешься», — не меняясь в лице ни на мускул, ответил Макото, пародируя манеру Нагисы. Кажется, Соске подавился. — Да Макото с детства был паникёром, — жизнерадостно встрял Кисуми. — Какой бы ни была проблема, пусть даже самой пустяковой, для Макото это был повод для паники. — Оу, интересно, как с этой бурей эмоций справлялся Нанасэ? — спросил Соске, пакостно ухмыляясь и особо этого не скрывая. Макото понимающе улыбался, уткнувшись в конспект, успешно делая вид, что его разговор не касается. — Харука-то? — отозвался Кисуми. — Мне кажется, у него на истерики Макото, за долгие годы общения с ним, выработался иммунитет. Он просто его игнорировал. — Как я только жив до сих пор, — не сдержавшись, подал голос Макото. — А вот это и правда удивительно, — кивнул Соске, скрывая выражение лица за стаканом с чаем. — Да ты мне мстишь, — осенило вдруг Макото. Он поднял лицо, чтобы впериться пристальным взглядом в Соске. — Ты сам подставился, — невозмутимо ответил Соске без тени улыбки. Макото покачал головой с тихим смешком, отдав предпочтение разыгрыванию из себя смертельно обиженного. Просто хотелось проверить, сработает ли. В притворном изумлении Соске широко распахнул глаза. Для полноты образа не хватало только палочки из рук выронить и руки к сердцу прижать. … Кисуми поочередно смотрел то на одного, то на другого, не переставая при этом флегматично жевать, словно наблюдая за чем-то крайне обыденным. Он пожал плечами. Ему не привыкать общаться со странными людьми.* * *
С поступлением в университет Макото особенно полюбил вечера четверга. В четверг факультативные занятия в бассейне проводились вечером. Сначала Макото уходил вместе со всеми, а после начал задерживаться, оставаясь наедине с желающим поскорее попасть домой инструктором и его терпением. В конце концов, тренер махнул на него рукой, уверившись в ответственности и исполнительности своего студента. Обязанность закрывать зал и отдавать ключ наутро, до начала занятий, на вахту, Макото принял с радостью, не забыв при первой же возможности сделать дубликат. На всякий случай. Бассейн в университете не был лучше, чем в Иватоби. Но Макото склонен был думать, что нигде не лучше, и с этим своим убеждением ничего поделать не мог. Но всего важнее была сама возможность плавать, и Макото наслаждался временем, проведённым в одиночестве, в большом пустом бассейне. И он не думал, по крайней мере, старался не думать — это казалось важным. Не думать о том, с чем у тебя ассоциируется вода, не думать о прошлом, о том, что приносит боль. Не думать о том, что ты пытаешься не думать, в конце концов. В наихудших случаях Макото пел, тихонько насвистывал или мычал что-то околомелодичное себе под нос. Сегодня был тот самый худший случай, когда, увлечённый мычанием и возлежанием на воде, Макото умудрился не услышать, как кто-то вошёл. И только гулкое эхо шагов, составившее неплохой аккомпанемент напеваемой мелодии, заставило Макото неловко дёрнуться в воде, на мгновение погрузившись с головой, не сразу найдя опору под ногами. Рассмотрев вошедшего, что странно, не торопящегося прокомментировать увиденное, Макото впервые задумался о том, какого было Харуке, которого раз за разом что-то или, чаще всего, кто-то вполне определённый отвлекал от излюбленного занятия. Но он ведь ни разу не оттолкнул протянутую руку… — Знаешь, если бы ты сделал вид, что не заметил меня, я бы просто ушёл, — сказал Соске. — Тогда я бы потерял возможность спросить тебя, зачем ты пришёл. Поздно же. Где ты так задержался? — Ребята из группы попросили помочь. — А, ну да, фестиваль, — проговорил Макото, подплыв ближе. — Он самый, — без интереса ответил Соске. — Я тебе помешал? Продолжай плавать. Не обращай внимания. Я просто зашёл проверить одну теорию. — Я перестану обращать на тебя внимание, только в том случае, если ты уйдёшь, — сказал Макото, подумав при этом: «Но это вовсе не значит, что я перестану о тебе думать». — Но подожди уж, пойдём вместе, — и всё-таки не сдержав любопытства, Макото спросил: — И как, теория подтвердилась? — Да. Ты достаточно предсказуем, — сказал Соске, присев на корточки у края бассейна. Макото хотел уж было предложить Соске искупнуться, но запнулся, так не произнеся ни слова, подумав, что это всё же неуместно. Да и не хочется ему бассейном делиться. Соске, глядя на него, вздохнул. — Твоя беда в том, что ты постоянно решаешь что-то за других, — сказал он, поднявшись. — Исключительно у себя в голове, не спрашивая вслух о том, что тебя интересует и беспокоит, — Макото с изумлением наблюдал за тем, как, спокойно говоря всё это, Соске снимает кроссовки и носки, стягивает толстовку и рубашку, расстёгивает ремень на джинсах и бросает все вещи на пол. «Просто с Харукой мне говорить в принципе не приходилось», — подумал Макото. — Просто с Нанасэ тебе говорить в принципе не приходилось, так ведь? — словно то было написано у Макото на лице, Соске легко озвучил его мысли. Смотрел прямо, без насмешки. — Смешная вы парочка. С этими словами он прыгнул в воду. Красиво прыгнул. «Это ты здесь смешной», — подумал Макото, выбравшись из бассейна и смотря вслед Соске. Он наблюдал за тем, как тот плывёт, неторопливо, сохраняя силу. Гребки Соске не были такими же мощными и агрессивными как во время соревнований. Он берёг травмированное плечо, двигался аккуратно, но естественно. И было в этом что-то жуткое. Наблюдая за этой неторопливостью, спокойствием, Макото не преставал думать о том, каким Соске мог быть, каким он его видел раньше и поэтому ожидал, что — вот, сейчас он сделает дикий рывок, словно атакуя. Всё его спокойствие — лишь обман, уловка. Или нет?.. Что он о нём знает-то? Макото не успел и глазом моргнуть, как Соске одолел последние сто метров дистанции и, опершись о бортик бассейна, снизу вверх посмотрел в его лицо. — Кстати, я тут вспомнил, — заговорил он, привлекая его внимание. Макото моргнул. — В тот раз, когда ты участвовал в заплыве вольным стилем. Вместе с Нанасэ. Макото напрягся. Помнил он тот день слишком хорошо, потому как именно тогда он многое решил для себя, тогда сделал выбор и тогда… Соске не дал ему додумать, вновь ворвавшись в его мысли: — Ты ведь мог показать лучший результат, у тебя есть задатки. И дело не в недостатке выносливости, а в изначально неправильно выбранной тактике и… каких-то твоих внутренних причинах, вероятно. Не знаю, со стороны казалось, что ты, будучи в воде, всячески избегаешь с ней контакта. Ну и противостояние с Нанасэ, само собой, на фиг оно тебе сдалось, я спрашивать не буду. Но готов к нему ты не был, с самого начала настроившись на поражение. — Да нет, просто… — Макото попытался оправдаться раньше, чем осознал, что не знает, что сказать. Благо, Соске упростил ему задачу, перебив: — Да, всё просто, поэтому не нужно ничего говорить. Макото благодарно выдохнул, воспользовавшись данной Соске возможностью перевести тему. С недовольством он осознал, что волнуется. Макото готов был объяснить это какой угодно глупостью, да хоть прекрасные ключицы Соске винить за своё участившееся сердцебиение, лишь бы мысленно не возвращаться к событиям того дня. — Тебе плавать-то можно, в смысле, вне своего реабилитационного графика? — задал он вопрос, не глядя на Соске, отчего почувствовал себя крайне глупо. Словно пёс, которого просят выполнить какие-то бессмысленные трюки, и он это делает, подчиняясь тупому собачьему рефлексу. Ага, не говорить то, что имеет значение, говорить глупости и радостно улыбаться — да-да-да. Он же в этом деле виртуоз. — Я особо не надрывался, насколько ты мог заметить, — между тем ответил Соске. Посмотреть на Соске, чтобы увидеть вновь насмешливое выражение на его лице или, что ещё хуже, отсутствие всякого выражения, Макото не хотелось. Проще всего было говорить не думая. — И всё-таки… — заговорил Макото, вдруг почувствовав прилив вдохновения из ниоткуда. — Если хочешь, я могу взять над тобой шефство. — Э? — У меня многолетний опыт работы мамочкой, — сказал Макото. Произнеся это, он смог улыбнуться, удивившись, что никаких усилий для этого прилагать не пришлось. Обернулся, чтобы полюбоваться «никаким» выражением на лице Соске. — Но у тебя об этом никто не просил, — миролюбиво ответил Соске, не дав сбить себя с толку. — Но никто не говорил, что мне не следует этого делать, — произнёс Макото, борясь с желанием присесть перед Соске, посмотреть ему в глаза, чтобы тот точно всё понял правильно. — И никто не говорил, что мне нельзя быть рядом. И никто не говорил, что мне не стоит ждать писем… И никто не говорил, что мне нужно перестать. — И, значит, надежда есть? — Или же этому никому всё равно. Улыбка Макото вздрогнула. Он вздохнул. — Я думаю, что могу подтянуть тебя в кроле, — вдруг проговорил Соске. — А я научу тебя плавать и видеть небо, — посчитал нужным ответить Макото. — Даже в закрытом бассейне? — Даже в ванне, — заверил Макото. — Звучит… сомнительно, — усмехнулся Соске. Макото, промедлив мгновение, всё же протянул Соске руку. Тот схватился за неё, не глядя, потянув на себя без намерения столкнуть Макото в воду. Но Тачибана понял это слишком поздно, уже потеряв контроль над своими эмоциями и успев охнуть от неожиданности. Соске рассмеялся. Неожиданно заразительно.* * *
Макото никогда не думал, что будет скучать по ванне. Но, приезжая домой, он обязательно устраивал себе сеанс релаксации, отмокая в горячей воде, потому как в общежитии мог довольствоваться только душем. Он лежал в ванне и размышлял о том, как лучше ответить на вопрос. В письме, полученном сегодня от Харуки, в отличие от всех предыдущих, была целая одна строчка, крайне лаконичная и даже не заставившая сердце биться чаще. По крайней мере, не настолько чаще, насколько теоретически это было возможно. Раньше. «Как ты?» — интересовался Харука. — Как я? — произнёс Макото в потолок, лениво скользнув взглядом по мыльным разводам на стенах, взглянул вниз, на свои колени, торчащие из воды. — Я в ванне, — глубокомысленно заключил он. Взгляд зацепился за резиновую уточку, которую Макото тут же сгрёб и утопил в воде. Она, разумеется, всплыла, и Макото удовлетворённо кивнул. — Не хочу ни о чём думать. Не хочу ничего решать… Я уточка. Подняв ноги, он позволил себе соскользнуть под воду. Звуки, доносящиеся из коридора, которые он слышал, казались ему чем-то бесконечно далёким, как сон. Топот ног близнецов, окрик матери, телефонный звонок — он словно бы услышал голос Харуки, искажённый расстоянием и статическими шумами в телефонной трубке… и тишина на несколько долгих минут. Макото резко распахнул глаза и вынырнул, задыхаясь. Заснул. — Это ж надо так умудриться, — тяжело дыша, произнёс он. Он вышел из ванны как раз в тот момент, когда мать положила телефонную трубку. Обернувшись к Макото, она ойкнула от неожиданности. — Ой, Макото… а… Харука звонил. Я хотела тебя позвать, но он сказал, что не стоит. Эм… Макото благословил сейчас свою привычку. — Оу, вот как… — улыбнулся он кротко, стремясь ободрить мать, которая выглядела растерянной. — Ну, ничего, мы найдём способ связаться друг с другом. Всё хорошо. — Братик, ты пропустил звонок от Хару-тяна, как так можно было вообще?! — то ли удивляясь, то ли ругая Макото, выдала появившаяся из гостиной Ран. Макото её не слушал, думая о другом. Но сдержался и так и не спросил у матери, каким у Харуки был голос. Разве бы она смогла ответить? Способность мыслить рационально к Макото вернулась только потом, значительно позже, когда он лежал на кровати в своей комнате, не включив свет. Только светлый экран монитора светился в темноте. У здравомыслия был голос Соске. — А вы с Нанасэ..? — вспомнился Макото недавний разговор, начавшийся так многообещающе. — Мы с Харукой — что? — Общаетесь? — Он мне пишет. — М-м-м… — Так удивительно звучит? — Ну, удивительно, смотря в каком смысле. — А вы с Рином? — Иногда созваниваемся. Знаешь ли, есть такая штука, называется «скайп». Прячась от насмешливого взгляда Соске, Макото закрыл глаза рукой и долго так лежал, считая инопланетян. По крайней мере, двух он знал наверняка. Одного он каждый день видел в зеркале, а второй, будучи подающим надежды юным гением, помешанным на всём с приставкой «free-» и скумбрии, находящийся сейчас на другом полушарии, ждёт ответа на вдруг обеспокоивший его вопрос. «Как ты?» — волшебные слова просто. «Смогут ли инопланетяне захватить мир? — задумался Макото, чтобы тут же самого себя разубедить. — Нет, не смогут. По крайней мере, до тех пор, пока не освоят интернет… Экая драма». В конце концов, кое-как поднявшись, Макото написал Харуке следующее: «Хару, спасибо что позвонил, я слышал тебя, хотя и был в это время в ванне. Или — именно поэтому. У меня всё хорошо, надеюсь, что у тебя тоже. P. S. Скачай скайп».* * *
Макото первым, ни с того ни сего, предложил Соске провести выходные вместе, услышав, что у того нет никаких планов. Он, кажется, вовсе не был готов к тому, что Соске согласится и, более того, проявит инициативу. Это в определённой степени настораживало. Но все параноидальные мысли Макото отметал, как умел, улыбаясь невпопад, когда слова, произнесённые Соске, до него, увлечённого своими мыслями, не доходили. А между тем, наступила осень. И, несмотря на то, что первые дни сентября выдались солнечными и тёплыми, сегодняшняя погода безмятежным прогулкам явно не способствовала. Но отступать было поздно. Макото натянул шарф до самого носа, посчитав, что это хоть частично будет объяснять его неразговорчивость. Соске же, в свою очередь, проницательным взглядом оценив по внешнему виду Макото размах трагедии, пользовался возможностью говорить всё без всякого стеснения. У него явно было на то настроение. — Знаешь, Тачибана, я не Нанасэ, и не могу тебя без слов понимать, — сказал Соске, когда Макото разглядывал витрину магазина. «И хорошо, что ты не Харука, — думал в ответ Макото. — Замечательно просто». Потому что с Харукой было тяжело. Всё тяжело. Улыбаться тяжело, молчать тяжело. И дышать тяжело. Макото уже даже не был уверен, любовь ли это — его извечное «тяжело». Без Харуки было легче. Но иногда он всё же скучал и чувствовал себя одиноким без той самой тяжести. С непривычки, вероятно. Так словно сила притяжения вдруг разом стала меньше, и приходилось сомневаться, есть ли ты вообще, если ничто не тянет тебя к земле. — Мне кажется, что и сам Нанасэ тебя не понимал, — сказал Соске, наблюдая за выбирающим мармелад Макото. «Это уж наверняка, — согласился Макото. — В его понимании я совершал много бессмысленных поступков». Макото всегда оставался вежливым с другими, никогда не злился, со всеми избегал ссор, чего Харука не любил. Но и трудностей он не любил тоже, потому привык, что Макото был именно таким, в некотором роде, удобным. Чего нельзя было сказать о Рине… — Вместо того, чтобы сделать из Нанасэ человека, ты позволял ему оставаться собой, потакая его прихотям, — сказал Соске, прежде чем свет в кинотеатре погас и начался фильм. «А вот с этим я не соглашусь. Это только на первый взгляд Хару словно не от мира сего, а на деле…» Харука во многих случаях казался Макото куда более приспособленным к жизни. Он был самостоятельным, не зависящим от чужого мнения. Когда он говорил, что ему всё равно, это значило, что ему действительно всё равно. Другие люди его не волновали. При этом не был он таким уж убеждённым социопатом, не способным общаться. Харука был определённо странным во многих отношениях, но далеко не глупым. — Наверное, вы чертовски подходящие друг другу люди. Знаешь же, как говорят, что у каждого человека в мире есть близнец — идеальная ему пара, вторая его половинка, — сказал Соске, когда они, прячась от начавшегося дождя, остановились под козырьком ближайшего здания. — Должно быть, вы с Нанасэ именно такие. «Да едва ли», — подумал Макото. Но развивать эту мысль не стал. Они долго так стояли, плечом к плечу. У Макото мёрзли руки, но он почему-то никак не мог спрятать их в карманах. Солнце уже село, а небо потемнело. Подняв лицо, Макото заметил светлые оранжевые просветы между сизыми, наполненными дождём, тучами. — И всё-таки, — заговорил Соске снова, напоминая Макото о том, что он всё ещё здесь. — Ты позвал меня для того, чтобы я провёл с тобой сеанс психоанализа? Макото замялся, поёжился. Ничего не ответил, только облизнул засохшие губы. — Если ты сейчас ничего не выдумаешь, я начну подозревать, что тебе просто захотелось побыть со мной. — В таком случае, — наконец заговорил Макото, поправляя шарф, — ты здорово упростишь мне жизнь. — Сделав за тебя выводы в отношении меня и тебя? Ты уверен? Что-то в тоне Соске было странным. И с выражением его лица тоже было что-то не так. Макото бы заметил, если бы удосужился посмотреть. Но он не стал, как раз опасаясь увидеть что-то, что могло лишить его всякой храбрости. — Вполне. Твоим выводам я доверяю куда больше, чем своим собственным. Соске тяжело вздохнул. И заговорил тоном бесконечно уставшего человека: — Не знаю, какое у тебя сложилось обо мне впечатление, но я тоже многого не понимаю. Надеюсь, ты помнишь, что я обычный человек? — На самом деле, мне уже давно кажется, что ты моя галлюцинация, потому что ты не похож на того Соске Ямазаки, которого я знаю, — хотя улыбаться и не хотелось, губы Макото сами собой скривились в некое подобие ухмылки. — А ты его знаешь? — с сомнением спросил Соске, по обыкновению выгнув бровь. — Немного. — Ладно, пошли-ка домой, там расскажешь, — сказал Соске. Он вытянул руку, словив ладонью капли дождя, — а иначе мы тут до ночи стоять будем. — Тогда мне в другую сторону. — Переночуешь у меня. Макото не придумал причину, по которой можно было отказаться. Он и не хотел отказываться. … Дождь ещё не закончился. И они побежали.* * *
Соске снимал однокомнатную квартиру в старом двухэтажном доме. Постоянной подработки у него не было, но при наличии времени, свободного от занятий в университете и тренировок, Соске брался за любую возможность заработать, чтобы оплатить жильё. Пару раз они с Макото работали вместе, на участке ремонтируемой дороги. Тогда Соске впервые позвал Макото к себе, как счастливый обладатель круглосуточно работающего душа с горячей водой, потому как оба они были чумазыми как черти. Они работали в магазине, раздавали листовки на улицах — многое делали вместе, не придавая этому значения — просто так получалось. Только Кисуми видел в том какой-то скрытый смысл, но делиться своими заключениями с кем-либо из них, по своему обыкновению, не торопился. Ко всеобщему душевному спокойствию. — И? — произнёс Соске, вернувшись из кухни с двумя чашками чая. Макото вспомнил про мармелад и потянулся за сумкой, чтобы в её недрах его найти. — Что ты там знаешь о Ямазаки Соске? Макото горестно вздохнул. — Я честно надеялся, что ты забыл. — Вот ещё. Я тебя, знаешь ли, весь день разговорами развлекал. С удовольствием теперь тебя послушаю. В подтверждение своих слов, Соске с видимым удовольствием угостился мармеладкой и, устроившись поудобнее на подушке и подперев щеку рукой, выжидающе уставился на Макото. — Ямазаки Соске… — протянул Макото. Обхватив руками кружку, он грел ладони, наблюдая за крутящимися в воде чаинками. В квартире было холодно. От окна дуло, а по стеклу всё барабанили капли дождя. Но почему-то эта простая, пусть и не самая уютная обстановка действовала на Макото умиротворяюще. В этой комнате на четыре с половиной татами, тесной для двоих, похожей на пустой аквариум, ему было хорошо. И он начал говорить: — Не учитывая те пару раз, когда я встречал его в детстве, на соревнованиях, вновь я увидел его лишь чуть больше чем год назад. Он был многообещающим новичком в команде Самэдзука, с поистине впечатляющими навыками и пугающим стилем. И самым удивительным было то, что он показывал столь потрясающий результат, будучи… не в лучшей своей физической форме. Оказалось, что у него серьёзная травма плеча. Но по нему можно было сказать, что он не намерен только из-за этого бросать плаванье. Наверное, на него сильно повлиял его старый товарищ. Не вправе судить, но, быть может, только ради Рина он и перешёл так неожиданно, на третьем году обучения, в другую школу. Их многое связывает, но наверняка на этот счёт я ничего сказать не могу. Как личность Соске показался мне очень сильным, с волевым характером, решительным, быть может, отчасти даже беспощадным, очень требовательным к себе и другим, но оставался при этом чутким и верным товарищем, — сказав всё это, Макото позволил себе наконец сделать глоток из кружки и посмотреть на Соске. — Как-то так. — М-м-м, ясно. И что же случилось с этим Ямазаки потом? — Я не знаю. Но если допустить, что ты это он, то, вероятно, его-тебя похитили дельфины сразу после выпуска из школы, как только Рин уехал. И вернули назад спустя какое-то время, одухотворённым и просвещённым. — Похищали дельфины, говоришь? Что-то я тебя у них не видел, — саркастично протянул Соске. — А меня ещё не вернули, — не растерялся Макото. — Оно и видно, — сказал Соске. Макото было бы легче, если бы иронии в его голосе было больше. — Насчёт Ямазаки. Разумеется, всё было куда прозаичнее. Он съехал из общежития ещё до выпуска, вернулся домой, где каждый день в течение ещё нескольких месяцев проходил нужные курсы реабилитации и готовился к выпускным и вступительным экзаменам. Не так уж ему было важно, куда поступать, когда, уже решив, что будущее своё он свяжет с плаваньем, имея обещанное место в команде одного из клубов. Нужно было только немного поднапрячься. И вот он — студент первого курса, не намеревающийся с головой посвящать себя учёбе или заводить новые знакомства, к своему несчастью, встречает старого друга. Да ещё и с довеском. Но этот самый Ямазаки Соске не такой уж интровертный зверь, чтобы избегать общения и шарахаться от положительно настроенных и не таких уж ему неприятных людей. А когда контакт уже налажен, разрывать его, только потому, что один из знакомых оказывается параноиком, я считаю некрасивым в силу своей несвоевременности. Это как человека в беде бросить — нехорошо же так, — заключил Соске. — Спасибо. — Было бы за что. Макото видел много причин, по которым Соске стоило благодарить, но только пожал плечами в ответ на его реплику. Вполне вероятно, что Соске подобное смущает, незачем его дразнить. Чай они допивали в тишине, прислушиваясь к звукам дождя. Светильник под потолком мерцал. Свет его, казалось, только больше подчёркивал тени, а не разгонял их. Макото разморило, он положил голову на стол. Хотелось просто закрыть глаза и заснуть, но вместо этого он смотрел в стену, за которой Соске мыл чашки. Того Ямазаки Соске знал только Рин. И Кисуми, немного. А этого Ямазаки узнал и Макото. Тот Ямазаки Соске и этот был одним и тем же человеком. Тем, чьими навыками Макото восхищался. Тем, чьему терпению завидовал. Тем, о чьей верности и преданности до сего момента мог судить только со стороны. Макото закрыл глаза. — Выздоравливай быстрее, — произнёс он. — Тебе нужно вернуться и победить их всех. Ты сможешь, у тебя достаточно сил для этого. Макото слушал шаги Соске, скрип, шорох — тот открыл шкаф, чтобы достать футон и одеяло. Ответа Макото не ждал, думая, что уже заснул. — Победить, чтобы ты после пошёл утешать Нанасэ? — тихо спросил Соске. — Только если он позовёт, — ответил Макото так же тихо. — Боюсь, я ничего не смогу с собой поделать, если он позовёт. Соске тихо выдохнул. Макото почувствовал движение и тепло чужого тела. Пришлось открыть глаза. Соске присел рядом, пристально вглядываясь в лицо Макото. — А если утешать придётся меня? — к такому повороту Макото Тачибана, много лет своей жизни посвятившей безответной любви, готов не был. Не дождавшись от него ответа, Соске наклонился, положив руку на шею Макото, притянув его к себе. — Сейчас самое время сказать «нет», — прошептал Соске. — Чтобы не мучиться после чувством вины? — спросил Макото, судорожно сглатывая. — Да. — Я в любом случае буду мучиться. И от осознания, что не один я буду это делать, не легче. — У тебя же так замечательно получается молчать. Лучше бы ты и в этот раз промолчал, — фыркнув раздражённо, произнёс Соске. Отстранился. У Макото появилась возможность подумать. Только он ей не воспользовался. — И что бы это значило? — Согласие. — Но ты же понимаешь, что то, что я сказал, правда. — Мне всё равно, — резко, выделяя каждый слог, произнёс Соске. — Потому что, в первую очередь, сказанное тобой — чушь. Если с твоей стороны чушь кажется правдой, то только тебе от этого и предстоит страдать. Мои чувства оставь мне, и я сам решу, что с ними делать. В неловком порыве, Макото протянул руку, не зная, хочет ли он прикоснуться к лицу Соске, извиняясь, или к его груди, но тот перехватил его ладонь, потянув на себя. — Теперь ты знаешь правильный ответ. Итак? — Это какой-то идиотизм, — не сдавался Макото, борясь с желанием задержать дыхание. — Мне и самому так кажется, — сказал Соске, пресекая ещё одну попытку Макото заговорить. Он знал, так было нужно. Он этого хотел, и Макото хотел тоже. Так было нужно им обоим. Поцелуй Соске — горячий, влажный, жадный — Макото не хотел и не мог сопротивляться. … — Разве тебе не интересно, что из этого получится, — азартно произнёс Соске. Его сбившееся дыхание обжигало Макото шею. — Не хватает тебе драмы в жизни, что ли, — ворчливо произнёс Макото, обняв Соске. Тяжесть чужого тела вернула Макото к реальности.* * *
Макото потом не раз предпринимал попытку выяснить у Соске… да что бы то ни было выяснить — не удавалось. «Не решай свои проблемы за мой счёт», — только и сказал тот. Но оставался рядом. Но терпел. И ждал. Произошедшее за последние пару месяцев заставило Макото задуматься о переоценке своих ценностей. Может, да ну его, этого журавля в небе, то есть, дельфина в океане, когда есть акула в аквариуме… Или ты есть у акулы. И даже не акула вовсе, а целый кит. Макото вновь приехал на выходные к родителям, когда те запланировали поездку к бабушке. Макото они в свои планы не включили, оставив того сторожить пустой дом. Он был совсем не против, радуясь возможности потратить время добровольного одиночества на приведение мыслей в порядок. Писем от Харуки не было уже два месяца. О том, что у него всё хорошо, Макото узнавал от Соске, продолжающего поддерживать связь с Рином. И у Рина тоже всё было хорошо — стоило за них всех порадоваться. Но одна вещь всё не давала Макото покоя. «Нет покоя грешникам, да?» — шутил Соске. И не переставал же терпеть при этом. И как истый одержимый, оказавшись в одиночестве, Макото принялся за уборку. Хотелось что-нибудь переставить. Особенно глаза мозолила привинченная к полу кровать. Он едва услышал, как на первом этаже зазвонил телефон. Пулей спустился вниз, едва успев обеспокоиться типичным вопросом «кто бы это мог быть», прежде чем поднять трубку. — Алё? — дружелюбно отозвался он. И услышал в ответ удивлённое: — Макото? Макото едва не выронил трубку из рук. Но сдержался. Упал сам, сел на пол, прижавшись спиной к стене. Трубку из рук не выпустил, держал её крепко-крепко, надеясь, что дрожь в руках и ногах на голосе никак не отразится. — Хару… — выдохнул он. Столько всего хотелось сказать… Сколько раз он репетировал этот разговор, проигрывая его в мыслях, сколько вариантов продумывал. Сколько вкладывал надежд в то, что один, хотя бы ещё один разговор с Хару расставит все точки над «i», всё разложит по полочкам — и тогда уйдёт тяжесть. Станет легко, свободно. А Харука превратится в лучшего друга, за которого Макото будет переживать и искренне радоваться, наслаждаясь полученными от него фотографиями. Будет любить его, как друга любить, от всей души! Как же это будет замечательно! Главное, сказать сейчас эти самые важные, правильные слова. Но вдруг всё разом потеряло значение, такими пустыми и неважными стали все переживания Макото. Потому что Харука сказал: — Я скучаю.