Вереск

       Она выходит за ворота старого, покосившегося дома и поднимается на холм, держа в руке лампадку. Снова и снова, изо дня в день, год за годом. Она ждет. Снова и снова, год за годом. Кого? Чего? Уже не знает сама, но, кажется, ещё помнит. Помнит и надеется. Год за годом. И так же старится. Год за годом.       Холодный ветер играет тяжелой шерстяной юбкой и срывает с плеч теплый, но жесткий плед. У нее уже нет сил обрабатывать шерсть как раньше. Юные, сильные, ловкие руки искалечены тяжелой неженской работой не меньше, чем старый дом вечными дождями и удушающими туманами. Они не уходят из ее жизни уже много лет. Они пропитали её тело насквозь, ненастойчиво призывая стать частью такого же тумана. И скоро это случится, совсем скоро. Но пока душа еще живет в этом некогда прекрасном и гибком теле, живет и дарит свет заблудившимся путникам. Как и маленький светильник, пламя которого ветер упорно желает погасить. Скоро это случится, совсем скоро.       А пока она упорно поднимается на обрывистый холм, куда раньше взлетала, словно на крыльях. И тогда она ждала - ждала, когда среди зарослей и болотистых кочек четко проявится знакомый силуэт. И теперь она ждет, слишком долго ждет. Так долго, что пустошь успела отвоевать землю у трав, а оставшиеся заросли - раздробить породу у подножия холма. Холма, где они виделись в последний раз.       Для заплутавших на болотах всегда оставляют огни - в надежде, что кто-то вернется. И она оставляет. Снова и снова, изо дня в день, год за годом. Пока душа жива, пока жива вера, крохотный огонек горит, укрытый ловко расставленными камнями. И на его свет идут – и никто не был оставлен без приюта. Не идёт лишь тот, для которого приют должен был стать домом.       Холм становится все круче, а ветер злее. Изо дня в день, год за годом. Туман все увереннее пробирается в ее жизнь, и пламя надежды уже не в силах отогнать его. Она ждала слишком долго… Или, наконец, дождалась?