Май наступил

А он ведь даже и не знал, что так бывает. До него, до Федьки, не знал, и не думал даже, что так еще может быть… у него. Что для него это будет еще возможно. Просыпаться солнечным утром, видя, как солнце скользит по нежной щеке. Пить эту свежую прозрачно-звонкую юность, пить не тяжкою брагой из чаши – а пить, как пьют прохладную воду из родника, что не скудеет, не менеет, сколько ни пей из него, живого ключа, что еще веселее журчит, когда приникнешь к нему жадными устами. А он и забыл, как это бывает… и не помнил уже, знал ли это когда-то. То, что узнавал нынче, с Федькой. Что за серыми стенами есть травы и листья. Теперь, когда Федор был у него, он снова начинал видеть краски. И видел, как заново, как в первый раз. И узнавал, как впервые. Что золотистые шершавые сережки на ветвях легкими гроздьями колеблются под ветром. Что можно пить березовый сок, по очереди из чуть влажного, туго плетеного туеска. Что май значит не только лишь то, что к северу от Москвы начинают пахать, и тамошних помещиков не собрать на службу, а к югу уже достаточно поднялась трава и нужно стеречься татарских набегов. Что есть ландыши, крохотные, матово-белые на гнутых стеблях, похожие то ли на бубенчики, то ли на жемчужную поднизь, в широких, темно-зеленых полосатых листьях, перевязанные синей потертой шерстинкой. Что можно любиться среди берез, под смешной птичий щебет ласкать, молодого, беспечного, ладного, того, чья белая кожа розовела от поцелуев, самого в своей белокожей юности своей чем-то сходного с этими березками, бурлящим весенним соком. Что, как до этого волшебного мая был апрель со своими прелестями и чудесами, за ним придет и июнь, и день Федора Стратилата…