Маленькое предательство

Я задержался в командной ставке до самой ночи – Каллен давно ушел, Лелиану ждали ее вороны, и даже у Жозефины, наверняка, перестал гореть свет над рабочим столом. Передо мной лежала огромная карта Тедаса – схематичные горы, холмы, реки, пустыни – где были отмечены места боевых и политических сражений, больших и мелких, известных и едва ли достойных упоминания. Я подхватил несколько фигурок из общей неиспользованной груды и расставил. Одну – туда, где все началось. Одну – туда, где все продолжилось. После этой миссии – они получили отличные доспехи. Здесь был тот самый караван. А здесь… - Что ты делаешь? Ее невозможно не узнать. Ее и ее проклятый неваррский акцент, слишком грубый и резкий, если не знать ее достаточно близко. - Отмечаю на карте миссии Сазерленда, - у меня очень твердый голос, хотя последняя фигурка в руке дрожит. Я не думал, что кто-то найдет меня здесь, с этой картой, с этой слабостью, с этой виной. - Вот я и спрашиваю, что ты делаешь, Инквизитор? Этот ее тон - помню, им хорошо вести тюремные допросы. Я упираюсь в стол командования обеими руками и вздыхаю. В конце концов, если она хочет услышать, то я хочу рассказать. Мне не с кем об этом поговорить, даже с Дорианом. - Я предал его. - Ты предал его? – в ее голосе ненатуральное удивление и предложение продолжить мол «ну-ну, что ты еще расскажешь, Инквизитор?». Мне кажется, я почти вижу, как она складывает руки за спиной. - Это я виноват в его смерти. - Ты сам его убил? - ПРОКЛЯТЬЕ! – мне хочется запустить стол командования в эту женщину, и если бы он не был так тяжел, я бы, может, и попытался. Сжимаю пальцами края, перевожу дыхание. – Они попали в ловушку. Отправили адъютанта за помощью. Мы разослали разведчиков, чтобы найти их следы. - И насколько я знаю, успешно. - Верно, - я все еще не поднимаю взгляд от того места, где на карте змеится Штормовой Берег. - Верно. Осталось только отправиться туда с ротой солдат, мы бы их спасли. Но я не успел, - я со всей силы ударяю кулаками об стол, так что часть фигурок попадает. – Потому что были другие неотложные дела. Красные храмовники. Лириум. Я хотел, но… Я поставил Сазерленда приоритетом ниже. Я сознательно ими пожертвовал, Кассандра. Я ими пожертвовал. Я даже не помню, надеялся ли, что они справятся сами. Я не помню, о чем я думал. Вероятно, о красных храмовниках. Кассандра молчит. - Когда мы пришли, никого не было в живых. А потом я встретил в таверне этого адъютанта. Знаешь, что он сказал мне? «Все умерли, милорд. Глупые герои, никому не нужные подвиги во славу Инквизиции. Я скоро уйду, и вы больше никогда не увидите меня», - я снова припечатал по столу кулаком, чтобы хоть немного унять ту боль, что жгла меня изнутри. – И он был прав, Кассандра. Я предал их. - Ты не можешь приходить ко всем, - ее голос тих, это я, оказывается, почти кричу. - Это были мои люди, мои люди! Они доверяли мне, они верили в меня. Они ждали меня до последнего. А Я ЗАБЫЛ ПРО НИХ! Я НЕ ПРИШЕЛ! – я бью по столу двумя кулаками и слегка вздрагиваю, когда она кладет ладонь мне на плечо. - Инквизитор… Март. Давай выпьем. - Давай, - откликаюсь безжизненным тоном. Снова пережить это было так отвратительно, что какое-то время я просто пью вместе с ней, не слишком различая ни вкуса, ни крепости. - Я оставила это вино здесь для особых случаев, - произносит она, прерывая молчание, длившееся пять, десять, тридцать минут. - Особых? - Да, особых. Вроде того, что произошел на конклаве, - она сдвигает все фигурки с Ферелдена, запрыгивает на стол и, сделав щедрый глоток, передает мне бутылку. – Я хотела использовать ее после гибели Джустинии. Но сначала не было времени. А затем повода. Тогда я боялась, что все это, - широкий взмах на карту и окружающее. – Я затеяла зря. Боялась, что ошиблась в целях, в действиях. В тебе. Я стою, прислонившись к чертову столу, и смотрю на нее, и не знаю, рад ли этим откровениям – здесь, сейчас и вместе с ней. Пожалуй, я мог бы влюбиться в нее – сильную, чувствительную и смелую - если бы на моем пути не повстречался чертов тевинтерец. Кассандра - прямая, сложная, с ней тяжело, но я доверяю ей, как никому другому в нашем отряде. - Теперь я не боюсь, Инквизитор. Ты прекрасно справляешься. Я хмыкаю и запрыгиваю на стол командования рядом с ней и передаю ей обратно бутылку. - Я всегда видел в Сазерленде себя. У него не было ничего до прихода в Инквизицию. Мы дали ему шанс показать себя. И он отлично им воспользовался. Как он вербовал людей, ты бы знала, - я негромко смеюсь, вспомнив эту команду в таверне. – Странных, но преданных. Как они все держались друг за друга и не боялись трудностей. Веселые и самоотверженные. Неунывающие. У него были задатки лидера. Он мог бы стать отличным командиром. Мог бы стать… - Любой командир имеет право на ошибку, - ее голос слегка смягчается. - Даже ты. Я отбираю у нее бутылку и снова сделаю глоток. – Как ты с этим справляешься, Касс? - У меня нет хорошего рецепта от чувства вины, Инквизитор, - она горько улыбается, и я почти вижу тех призраков, которые кружат вокруг нее. – Каждое твое действие может стоить жизни твоих людей. Каждое твое бездействие может стоить жизни твоих людей. И иногда приходится выбирать, какое количество людей должно погибнуть в этот раз, потому что ты не можешь сделать все. Вся Инквизиция не может спасти всех. Я какое-то время молчу, крепкое пойло уже начало действовать, но мысли пока не путаются, а остаются чертовски ясными. - Ты же не хуже меня знаешь, что меня к этому не готовили. К таким решениям и таким задачам. И как мне нужно выбирать? - Ты уже выбираешь, - она отдает мне бутылку, и в ее глазах уверенность и вера, такие сильные, что я какие-то мгновения не могу оторваться от ее глаз. – Ты уже принимаешь эти решения, Инквизитор. Всегда отдавай себе отчет, что за твоими действиями может стоять чья-то смерть, но не позволяй сожалениям поглотить тебя. - И как же найти в этом равновесие? – я горько усмехаюсь, от выпитого жарко и горько. - Ты справишься, Инквизитор. Ты уже справляешься. Мне легче от ее веры, от ее взгляда и я, как незаметно для самого себя, наклоняюсь к ней и целую в губы. Она отвечает. Видимо, пойло все же куда крепче, чем ощущается на первый взгляд. Поцелуй мягкий, почти семейный, в нем нет страсти или желания обладать, и я обрываю его довольно быстро, прислоняюсь лбом к ее лбу и говорю: - Спасибо. Она какое-то время молчит и затем спрашивает, так тихо, что мне кажется, будто я сам себе это придумал. - У вас с Дорианом все серьезно? - Да, - отвечаю также тихо, и это первое открытое признание моих чувств к тевинтерцу. Я мог бы полюбить эту женщину, и, быть может, был бы с ней счастлив, но я уже люблю другого. - В таком случае… ничего. Я целую ее в лоб. Наверное, пойло действительно слишком крепкое, но лет через десять, если я переживу битву с Корифеем, я хотел бы стать похожим на нее. Сила должна иметь свои слабости, иначе сила может превратиться в безжалостное оружие. На пути каждый может ошибаться, падать и спотыкаться, главное – находить силы идти дальше. И мы пьем до конца ночи. Она рассказывает мне про брата. Я рассказываю ей про Оствик. Мы валяемся в обнимку на столе командования, раскидав оставшиеся фигурки, и говорим о своих слабостях. И мне становится легче.