Шаг

Свет в аудитории погас на секунду и снова загорелся. Зашуршали бумаги, сумки, заскрипели парты, затопали ноги вверх по ступенькам. Этот шум и вывел её из тошнотной полудрёмы, которая во время последней вечерней лекции накрывает с головой. Подняв голову со сложенных на парте рук, она сонно посмотрела вокруг. Наверху у выхода из зала толпилась кучка студентов, спешащих поскорее убраться из обители знаний, восхитительная атмосфера которой давила на психику не меньше, чем вид средневековой пыточной. Всё монотонно твердило: должен, должен, обязан; непременно, нужно, необходимо, ответственность, баллы, задания, экзамены. Извивайся, корчись за успехом, пиши, учи, соответствуй ожиданиям. Забудь о настоящем — в страхе перед будущим. Мир не станет предлагать тебе удобную нишу только потому, что ты в нём появился. Мир будет давить на тебя со всех сторон, и если тургор твоих клеток окажется недостаточно высок, в конце концов расплющит. Лекция была не самой бессмысленной, но обилие сложных схем и таблиц сбивало с толку. Электронный отсвет презентации утомлял и усыплял. Нужно подниматься. Сложив вещи в рюкзак, она выбралась из тесной парты и, накинув пыльное смятое пальто, флегматично застёгивала пуговицы, следя за тем, как усталый профессор собирает вещи в портфель. Профессор. Нет, его волосы не были изящно заброшены в сторону, а в глазах не светилась неведомая печаль. Серо-пепельные пряди, такие же пепельные глаза и годы научных экспериментов — вот и всё, что у него было. Он удачно шутил, объясняя материал студентам, а когда вспоминал о своей дочери, уголки его рта смешно поднимались вверх. И вот уже целый невыносимо длинный семестр она ходила на два его вечерних курса, сперва благоговея перед величием науки на первых рядах, после безразлично строча конспект, прислонившись к стенке, а потом и вовсе засыпая на последнем ряду под гудящим проектором. И вот уже целый семестр что-то тревожное и тянучее ворочалось в её сердце при взгляде на него. Да, вы скажете - нередки случаи, когда преклонение перед авторитетом преподавателя заводит молодую студентку куда дальше, чем следовало бы, но... Интерес, любовь, восторг, желание — все эти слова не подходили и однозначно отметались в сторону. Оставалось не больше и не меньше, чем тревожный болезненный сгусток в перикарде. И он начал таять. Что-то случилось, что-то изменилось. В ней самой ли, в общеё атмосфере или в целом мире, было неясно. Но до того, как её разум успел сообразить, что происходит, она обнаружила, что поставила одну из ног на ступеньку ниже. Шаг. Звук перевернулся, закружился и растаял в воздухе, уплотняя его собой. Дышать стало труднее. Ещё три ступеньки — и кафедра. Что тебя ведёт, удивительное ты создание, странное существо, что тащит тебя в эту сторону с такой силой, что пересиливает даже желание быть нормальным? Беги! Развернись и беги обратно в свою зону комфорта, девочка, кройся и таись. Мир — вот он, всё ещё полный готовности уничтожить тебя при любом неосторожном движении. Шаг. Уснувшая было птица в груди проснулась и затрепетала, забилась, не находя выхода страху. Шаг — удар гефестова молота, взрыв снаряда над городом. Рваные раны, гнутое железо. Серая молния — он повернулся и посмотрел на неё, прищурясь. Вы что-нибудь хотели спросить? Давай, ты ещё можешь спастись! Теперь самое время заискивающе улыбнуться и дать понять, что всё в порядке, задав идиотский вопрос об очевидных вещах. Спеши — отсчёт идёт дальше, дальше, что же ты стоишь, как колонна? Пять секунд до появления слова «странная» в его мыслях. Три секунды до того, как вселенная обернёт на тебя свой пылающий взгляд, ткнёт пальцем и расхохочется! Два! Один! Всё ещё можешь унять дрожь в коленках, развернуться и убежать, и он забудет этот неловкий миг, забудет твоё лицо и никогда не вспомнит имя. Слушаю вас? Шаг. Она не была красивой, он не был молод. Они не были влюблены. Она поцеловала его. Тихо и без страсти, молча, сжав ладони на выступах плечей, на которые спадали седые волосы, и мягко прижавшись к шероховатому шерстяному свитеру, и....всё. Звенящая тишина наполнила аудиторию. Птица в груди запела. Было это или не было, сохранилось в памяти или нет? Такое всегда уходит: отчаянный убийца не верит в звук выстрела до последнего, пока его глаза не округлятся от вида кровавого пятна, расползающегося по груди жертвы — и ничего не поделаешь, никак уже не сотрёшь - остался след настоящести. Здесь следа не было. Теперь можно было поднять глаза — и увидеть, как мир вокруг рушится, раздвигаются и светлеют тяжёлые грузные стены, целые куски реальности падают в небытие и пустоту, не оставляя по себе ничего, кроме воздуха и света. Теперь можно было поднять глаза — и посмотреть в другие, такие же серые глаза, ощущая крохи страха, которые всё же с каждым мгновением были всё менее осязаемы, пока не исчезли вовсе. Найти в этом взгляде недоумение и недоверие, замотать головой, сильнее вжать пальцы в плечи — и попытаться стряхнуть эти чувства с человека, и ответить ему голосом, соединяющим извинение и благодарность: Всё, что я хотела сказать, профессор N.. И теперь уже не убежать, а уйти - уйти, не оборачиваясь. А если будут вопросы или слухи, или жалобы; или если даже ничего подобного не будет, а просто старый преподаватель, поправляя свитер и приглаживая волосы, задумается, зачем это? почему? Тогда, если он не глупец и не католик, его ум быстро натолкнётся на правильный ответ. Потому что иногда нужно быть смелым. И никаким другим, кроме как смелым, жертвовать благоразумием и спокойствием, выходить за пределы позволенного и принятого. Потому что бывают минуты, которые бьют в темя свинцовыми каплями, и люди, которые боятся себя и других настолько сильно, что их души лежат, парализованные страхом, в беспросветной тьме. Потому что, осмелившись, мы начинаем жить.