***
Несмотря на радужные прогнозы и обещания жары, второй день лил дождь. Видимо, в гидрометцентр завезли свежую траву. Или природа вспомнила, что она женского рода, а в каждой женщине все-таки должна быть загадка. Не до такой же степени! От искусственного освещения уже тошнило, как последнего упыря, но без него еще хуже. Четыре глухие стены и скворечное окошечко стимулировали клаустрофобию, нервный стресс и разрывали рот зевотой. Чтобы настроение не стало совсем дерьмовым, пришлось уйти. Уйти, надеясь, что свежий воздух хоть немного взбодрит и развеет мрачные мысли о смысле. А то ведь уже тоскливый Кипелов из клипа «Все, что было» являлся с бусами. И острое желание ему подвыть... Забитые ливневки не справлялись с водой, а она только пребывала. На дорогах кипели настоящие горные реки. Против течения плыли металлические рыбы-мутанты с огромными светящимися глазами, изрыгая коричневую воду. Пушкину бы сюда — она бы точно сочинила что-нибудь по этому поводу. Отличная вещь для альбома могла бы получиться. Или, как вариант, про корабли, бороздящие просторы мирового океана. Нет. Эта история из какой-то другой, уже существующей оперы. Там, правда, про вселенную… Зонт? Бесполезная в такую погоду хреновина, защищающая первые минут двадцать. Только рука устает. Нет ничего плохого в том, что промок до нитки. Даже легче стало, спокойнее. Прохладные струйки так ласково гладили кожу, так знакомо... Люди, попрятавшись по теплым коробочкам и норкам, не напрягали своим присутствием, как и те, кто рулили рыбами-кораблями. Так проще: шлепать вниз по мокрому проспекту, следуя течению, и видеть лишь серое небо в черных кляксах тополей. Пахло озоном. Как будто не здесь, не в Москве. Зато пьянит не хуже одной затяжки. Это еще что за?.. Виталий не успел опомниться, как на него накинулся некто в капюшоне и темных очках. Мокрое тело навалилось на спину, жарко выдохнуло в ухо, поцеловало, сорвалось и убежало прочь. Обернувшись, музыкант никого не увидел. — Совсем уже охренели, — буркнул Виталий и принялся проверять карманы. Все осталось на месте. Бандит обязательно что-нибудь бы спер, фанат тоже, но с большей вероятностью попросил бы автограф и не в такую погоду. Может, кто из друзей прикалывается? Темные очки скрыли глаза, поэтому сразу и не признал. Под капюшоном мелькнули светлые кудрявые волосы — если только на Кэпа похож, но ему подобные розыгрыши без надобности. Раньше были... Да теперь он и ростом повыше стал. Снова вывернув карманы, Виталий нашел бумажку, которой с утра там точно не было. Таким способом он не получал писем еще со школы. Влюбленные девчонки подкладывали записки в тетради и учебники. В институте тоже пару раз было. Потом, правда, выяснилось, что одной из влюбленных оказался Холстинин, и случилось это первого апреля. Сразу бросалось в глаза, что не по-девчачьи написано: приятно, тепло, но без соплей и ванили. Даже страшно стало тогда, не серьезно ли он это. Сейчас ясно, что серьезно, и уже не страшно. Недавно нашел эту самую записку — сохранилась, несмотря на переезды, развод, ремонты. Лежит где-то в шкафу в записной книжке. Лежит, и ничего ей не делается. Но то Холстинин, ему простительно. Сегодняшнее же нападение средь бела дня ни в какие рамки не лезет, даже если насильно впихивать. Зайдя под навес уличного кафе, музыкант заказал кружку пива. Устроившись, развернул записку. — «Твой друг Ку против воли попал туда, куда не должен был. Завтра полнолуние», — прочитал Виталий и тряхнул головой. — Еще не легче! А поподробнее написать не могли, шифровальщики хреновы? С определением места, куда забросило его друга, проблем не возникло, особенно при упоминании полнолуния. Но кто он и как оказался там против воли? Допив пиво, он скомкал записку и встал из-за стола. Дождь лил с той же силой, но до него не было совершенно никакого дела. Попытки вспомнить содержание фильма «Кин-дза-дза» привели к заключению, что имя друга не является ругательством, а сам он обязан обладать телепатическими способностями, как минимум. Как максимум, допустить, что «Ку» может означать что-то еще. Например, какой-нибудь шифр или инициалы, хоть они и пишутся иначе. А эта мелочь, «против воли»? Ничего хорошего она не означала, ибо тот, кто попадал туда этим способом, имел все шансы огрести по полной программе и застрять навечно. — Кто же ты, Ку? — прошептал Виталий, низко натягивая капюшон. — И кто тебя туда затащил? У «берега», проклиная ситуацию, погоду, автомобили и вспоминая недобрым словом силы, которые заставили его выйти из дома, пытался починить этот самый автомобиль какой-то парень. «Какой-то», потому что Виталию повезло наблюдать только пятую точку этого мученика. Но пройти мимо было нельзя, не чужой ведь ему Макс. По голосу точно Макс. — Помочь? — окликнул басист. — Да тут, похоже, только в металлолом свезти поможет. — Удалов вылез из-под капота. — Привет! От рукопожатий воздержусь, извини. — Понимаю. В ремонт сдавать пробовал? — Не довез. — Максим захлопнул дверь автомобиля. — Эвакуатор вызывать надо. Виталий пожалел этого сухопутного, которого уже выжимать можно было, и пригласил к себе. За чашечкой горячего чая рассказал приключившуюся историю, продемонстрировав измятый листок бумаги, и спросил, нет ли среди его знакомых кого-то, подходящего под это загадочное «Ку». — Я только одного знаю, — Максим еще раз пробежал записку. — Это Куприянов. Куда он вляпался? В голосе ударника чувствовалось явное беспокойство. — Сам не понял, — Виталий пожал плечами. — Здесь толком не написано ничего. Может, вообще развод какой-то. Виталий забрал бумажку и ушел в кухню, надеясь, что Макс согласится с этой версией и не станет задавать лишних вопросов. Знать правду ему не надо, как и остальным. Особенно Холстинину. Опять ведь распереживается, а ему это противопоказано. Присту параллельно до передвижений Куприянова, пусть и дальше так будет. Раз инкогнито раскрыт, надо отвезти Удалова домой, а самому бежать. Даже если это чья-то неудачная шутка (чему хотелось верить) и Игоря там нет, все равно Виталий давно не навещал эти места... — Вот, еще чаю принес. — Поднос со звоном опустился на стол. — Виталь, что с Игорем? — Ударник пристально посмотрел в глаза друга. — Мне не ври. Я никому не скажу, если так надо. При чем здесь полнолуние, в конце концов? Все внутри сжалось. Что здесь ответить? Врать дальше, путая себя и его, настаивать на бредовости этой записки? Макс согласится, но будет звонить Куперу и не дозвонится. Заставит прямо сейчас везти его к Игорю домой или уедет на такси. Дома он его не обнаружит. Или обнаружит, но двойника, общение с которым небезопасно. Эти твари могут во что угодно превратиться — голыми пятипалыми руками не возьмешь. А полнолуние как раз очень даже при чем и с Игорем: полная жопа, выражаясь доступным языком. Если это он... Но как? Должен же быть знак, что решение верное. Должен! Мысленно выругавшись, Виталий подошел к окну. Даже если оно не верно, так и так придется идти, рассказывать правду. И знак уже был, все сходится. Сам ведь притащил его к себе домой и показал записку, а мог бы этого не делать. То, что они встретились именно на этом месте, а машина приказала долго жить, — возможно, случайность из тех, что не случайны. В любом случае обратного пути нет... — Он против воли попал в другое измерение, — медленно произнес басист. — Что там с ним, я не знаю. Но ничего хорошего — это совершенно точно. Надо спасать. В полнолуние я могу кого-то туда привести, но все должно быть добровольно. Ты хочешь? — Я согласен, — спокойно сказал Максим. Как, согласен? Виталий резко обернулся, чтобы убедиться, что после этого Макс либо пытается не заржать, либо отъехал в астрал. Но нет, он вполне серьезен и в сознании, лоб пересекла решительная морщинка. Руки лежат на коленях, чуть подрагивая, однако это отголоски холода. Он тоже что-то об этом знает? Или уже один из...? Нет. Точно нет. По запаху определил бы и по поведению. Что же тогда? Настолько дорожит Купером, что согласен ввязаться в любую авантюру? Впрочем, какая, к черту, разница? Он согласен, и это главное. Никакого шока, больших глаз и открытого рта, никакой валерьянки и заунывных лекций. Он просто готов к бою. — Куда мы едем? — спросил ударник уже в машине. — За город. Там заброшенный дом, в нем портал, — Виталий притопил педаль. — Один из порталов. Самый ближайший. И... на первый взгляд может показаться, что там так же, как и здесь ночью. Но там гораздо опаснее. То, что видишь ты, может оказаться совершенно иным. В общем, самолично предпринимать что-либо не рекомендую. И не отставай. Максим ничего не ответил. Виталий ведь и сам волновался, что так вышло, и ранить больнее не хочется. Наоборот, уберечь от возможной беды: во сколько всяких передряг он влез в свой первый визит, уж и не вспомнить! Самое важное — найти Игоря и выбраться поскорее. Басист остановил машину в каком-то пустынном месте, сказал, что дальше придется идти пешком через поле, заволоченное туманом. Жухлые колоски мертво торчали над плотной, как снег, шапкой. Максиму почудилось, что белые клочки цеплялись к джинсам и шнуркам, мешая шагать, но он только тряхнул головой и поспешил за пружинистой квадратной фигурой, стараясь задирать ноги выше. Холодало. После получасовой прогулки на горизонте вздыбилось синее чудовище — бывший трехэтажный пивзавод. Сейчас он больше походил на обыкновенный брошенный дом: зеленые щупальца плюща проросли сквозь слепые глазницы окон, кривой беззубый рот входа и вгрызлись в кирпич. Восточная стена немного накренилась, надломив шифер — плющ пробрался и туда. К такому и подходить страшно. Сухое поле обрывалось за несколько метров до дома — впереди блестела черная зловонная жижа. Возможно, дорогу развезло из-за дождя, однако здешнее небо было на редкость мирным; разве что воздушное перышко у самого горизонта. Максим не знал наверняка, чем пахнут трупы, но эта грязь и сами развалины имели явный душок смерти. — Что здесь было? — тихо спросил он, поежившись. — Не знаю. И не хочу знать, — грубо ответил Дубинин. — В хороших местах порталы не появляются. Не отставай и будь внимателен. Внимательность точно не помешает. Здесь и днем, наверно, жутковато, а ночью, когда ничегошеньки не видно и передвигаться приходится только на ощупь, совсем не по себе даже видавшему виды металлисту. Дом оседал, пропитанный сыростью и хмелем. Максим ощутил себя в кают-компании корабля-призрака: темно, шорохи, скрипы, пол куда-то норовит убежать. Вспомнив, что такие места магнитят маргинальных лиц, драммер снял полупустой рюкзак и на всякий случай переместил вперед. Если кто обнажит шашку, его ждет крепкий брезент, подкладка и увесистое руководство автомобилиста. Плесень цвела на стенах, пожирая штукатурку. Максим пожалел, что не захватил фонарик: рассмотреть бы все это как следует! Жуть жутью, но нельзя отрицать особое очарование заброшек. Человек покидает дом, находит новую дорогу и идет к следующему, чтобы заново обставить его, а потом так же бросить в поисках свежего, лучшего, интересного. Человек вертится, словно на углях, меняя все, до чего касается. Без этого вечного двигателя время превращается в студень, как забытое в тепле варенье. Закрытые на клюшку развалины — это островки памяти. Естественная консервация времени, с которой не тягаться даже старейшим музеям мира. Наверху плясали пятнышки света, заглядывавшего в провалы крыши. В щель заколоченной двери виднелись тяжелые рамы с позолотой, плотно приставленные одна к другой. Максим увлеченно ступил на лестницу, крепко держа рюкзак перед собой. Ступеньки отвечали глухим скрипом, но на поверку оказались надежными. Засмотревшись на таинственное мерцание позолоты, драммер споткнулся, и лестница опасно хрустнула. Он замахал руками, пытаясь поймать равновесие. Рюкзак шлепнулся и мягко скатился вниз. За ним последовал хозяин, собираясь в точности повторить маршрут, но пируэт закончился с вовремя подоспевшим Виталием. — Черт, Макс! Я же говорил, не отходи от меня! — Прости. — Да ну тебя. Живой? Удалов кивнул, позволив заботливо отряхнуть себя, взять за руку и увести во тьму подвала. Меркли не только краски — глохли звуки. Правда, казалось, что там, внизу, кто-то бродит, даже бегает и падает, а доски стонут на все лады. Максим старался сжимать ладонь друга не так сильно: чего доброго, решит, что струсил, и погонит обратно. — Держись крепче, — предупредил Виталий. — Сейчас будет немного неудобно. Басист притянул Макса и резко толкнул вперед, во влажную мглу, освещаемую лишь слабым серебристым мерцанием, и сам шагнул следом.***
POV Холстинин Опять этот долбаный дождь разошелся совершенно не к месту. Ладно, хоть в помещении тепло и сухо. Пьяные гоблины особо не напрягают, эльфийки-стриптизерши очень даже ничего. А вот употреблять местную бодягу точно не стоит — себе дороже. Серый, бля! Ну, куда ты заливаешь? Как в тебя эта дрянь еще лезет? Уже пятая или... А, черт, на пятой-то я со счета и сбился. Был бы повод приличный, так можно понять. Только с Серегой не договоришься: отмахнется, что все в норме, и следующую потребует, а то и двойную. Странно, что до сих пор над столом держится, острит, и даже ставки делает, покерист долбаный. А собутыльнички-то уже волком посматривают... Так. Это лишняя, пора его выводить. Вмешиваться нельзя? В местные порядки, может, и нельзя да не сильно-то и надо. Но смотреть, как изводится этот дуралей и дразнит гоблинов с кастетами, невыносимо. Кто-то должен быть мудрее. Конечно, он станет сопротивляться, наговорит гадостей, пошлет куда подальше… End POV Холстинин — Триста — ставка Приста! — выкрикнул кудрявый длинноволосый мужчина и стукнул кулаком по столу. — И водки триста! У меня сегодня карта идет… ик! — Отменяю предыдущий заказ. — Холстинин сгреб товарища за шиворот, поднял и потащил прочь. — Пойдем проветримся. Сергей попытался вырваться из рук руководятела, но ничего толкового не вышло: еще и пинка получил для убедительности. В жизни не подумал бы, что у Петровича столько силы. — Отпусти, больно же! — взмолился Сергей, заплетаясь в ногах. — Не хочу я проветриваться. И вообще, сегодня мой день! Я, может, целое состояние отыграю. Говорю те, поймал фарт... первый... ик!.. раз в ж-жизни. Петрович, отвали по-доброму сам, ладно? Наблюдатель — вот и наблю... бля... дай. — Угу. И на что тебе местные зяблики, позволь узнать? Заткнись и топай, — Холстинин толкнул его к двери. — Триста — в жопе онаниста! Ведешь себя, как пацан желторотый, до клуба с проститутками дорвавшийся. Должности оставим для более подходящего случая. Я в первую очередь твой друг и добра тебе, идиоту, желаю. Вышибалы хотели было поспособствовать Владимиру с телепортацией разбушевавшегося товарища на свежий воздух, но тот взглядом подал знак, что справится сам и гитарист ему нужен не избитый. — Полста в жопе у Холста! — пьяный Прист так просто сдаваться не собирался и уперся руками в дверной проем. Этого вышибалы не вытерпели, и Сергей вылетел из клуба с грацией винной пробки. Ифриты так постарались, что бунтарь рухнул на мокрый асфальт парой метров дальше входа. Спасибо, хоть не спалили шкуру. Прист тихонько лежал и не шевелился. Грязный водяной овал дрожал и пузырился. — Серега, ты как? — Владимир подбежал, присел, дотронулся до его плеча. — Не ушибся? — Отлично, Вов! — ехидно отозвался тот, сплевывая. — Лежу вот в луже, отдыхаю, воздухом свежим дышу. Все прекрасно. Просто за-ме-ча-тель-но! Всем же параллельно до меня было и будет... — Ну прости. Давай помогу, — Владимир взял его за руку. — Ты сам это представление начал... И до тебя мне не параллельно, только ты сам закрываешься почему-то. Придерживая друга за плечи, Холстинин помог добраться до лавочки. Лавочкой, откровенно говоря, эту причуду назвать было сложно: вытянутая колченогая табуретка чуть выше ступеньки, но за неимением лучшего сгодится. — С чего ты так набрался-то? — уже мягче спросил Владимир. — Стресс у меня сегодня был. Сильный. — Кто? — Конь в кожаном пальто! Стресс у меня, говорю. Владимир глубоко вздохнул, досчитал до десяти. Наорать на непутевого гитариста — простое, но не самое мудрое решение. Да и не за что: ничего крамольного за Сергеем в последнее время замечено не было. — Сереж, я все понимаю, но даже в хлам пьяный Дубинин более информативен. Ну, колись уже, что стряслось? — Ничего особенного, — пробормотал Прист. — Работу свою сделал. «Зайца» очередного поймал. Этот идиот даже морду от травы оторвать не успел, не то что в ситуацию врубиться. Там-то я его и приголубил... Скажешь, что привыкнуть давно должен, но не могу. Ладно бы это был гопник какой-нибудь... — По гопникам у нас другой специалист, — Владимир загадочно улыбнулся. — А ты сам на это подписался, так что смирись. Или особый клиент попался? — Нет. Ты, как всегда, прав. Рядовой случай, рядовой «заяц», а я, тряпка позорная, расчувствовался опять. Жалко мне этих идиотов, что по собственной глупости сюда лезут. Старею, видимо, а раньше не усомнился бы. Даже интересно было, ночами не спал, из конца в конец мотался, все алерты опережал... Петрович, я перед кем сейчас распыляюсь? Владимир смотрел сквозь Приста, лицо его окаменело. Сергей обернулся, но в сумерках мерцал лишь прямоугольник арки, подпираемой двумя хмурыми ифритами в костюмах. Тонкая занавеска качнулась под ладонью какого-то гуляки. Он остановился, пропустил второго вперед, и оба растворились в цветном дыму и оживленном гаме. Обыкновенная до тошноты картина. — Понятно. Я ведь скучнее бревна! — горько воскликнул Сергей. — Не сильно-то и хотелось. Поднявшись, он нетвердо зашагал в сторону кабака. — Попов, стоять! — среагировал Владимир. — Я запрещаю! — Ой, напугал кота сосиской... Боюсь-боюсь! Я сегодня играю и бухаю сколько захочу, и ты мне этого не запретишь. А вообще, я не пьянею, так что можете не волноваться… мамаша. Гитарист отсалютовал и ввалился в бар. Вышибалы и бровью не повели, когда он чуть не снес покерный стол вместе с игроками и громко потребовал «самую крепкую дрянь в этой дыре». Переждав пару минут, Холстинин пошел следом. Пусть ругается и обижается сколько душе угодно, но бросать его нельзя. Если начнется драка, каждый фаербол будет на счету. Прист и раньше рассказывал про «трамвай» и «кондукторов», а также про наглых «зайцев», запрыгивающих в вагон на полном ходу. «Кондукторам» надо работать быстро и четко, чтобы «зайчик» не успел схорониться под старым креслом или затеряться в «трамвае». Сергей любил в компании потравить байки о своих ночных рейдах, но особых эмоций никогда не выказывал. Что же такого стряслось на этот раз? Или, в самом деле, сентиментальным стал? Только с чего бы?***
Максим смачно выругался, уже приземлившись на пятую точку. Повезло, что это трава, а не асфальт или булыжники. Когда звезды в глазах притухли, драммер огляделся и почесал в затылке. Иссиня-черное с фиолетовым отливом небо стояло высоко, и его тихую гармонию не нарушали ни горбатые высотки, ни высоковольтные линии и ни запруженные ленты трасс. Пахло дождем и лесом. Наверху шептались зеленые кроны, а между ними вспыхивали острые искорки звезд. — Это и есть другое измерение? — Максим, поднявшись на ноги, принялся отряхиваться. — В сравнении с тем домом здесь очень мило. — Не обольщайся, — басист осмотрелся по сторонам. — Сейчас будет небольшое приветственное шоу. Держись рядом. И, действительно, из чащи сбежалось подобие несанкционированного митинга. Демонстранты окружили гостей и застыли соляными столпами — белолицые, прямые, с горящими отрешенными глазами. Женщина из толпы выкрикнула какой-то лозунг. Толпа повторила за ней громко и хлестко, затем круг размежевался, оставляя женщину в центре, и она принялась читать стихи. — Нихрена себе! — выдал Утконос. — И часто у них так? — У этого входа всегда, — Виталий в первый раз за вечер улыбнулся. — Пойдем у местных поспрашиваем, может, кто что знает. Первым делом Виталий отправился в сердце иного мира — бар посреди мрачноватого парка. Поскольку здесь не знали утра и дня, гулянка шла непрерывно, разве что менялись действующие лица: кто на луну повыть убегал, кто домой, к семье в родное измерение, а кого выносили те же угрюмые ифриты. Правда, последнее случалось довольно редко: первое, что выучивал всякий уважающий себя маг, — заклятие ясного разума, которое усиливало не только концентрацию, но и устойчивость к алкоголю, а при высшем пилотаже и вовсе ликвидировало его воздействие. Максим заинтересовался, но Виталий предупредил, что пить они ничего не будут. Для своего же блага. Драммер кусал губы в предвкушении, воображение фонтанировало. Он осмелел, заглянул в лицо одному ифриту и... разочаровался. Вышибалы — они и в Африке вышибалы: снулые туповатые рожи, сбитые кулаки-дыньки, трещащий по швам костюм. Да и бар оказался всего лишь баром: те же хамоватые гоблины под мухой, картежники, мошенники, глупцы и красотки. Бармен только на эльфа похож, но если порядком принять на грудь, это становится незначительной мелочью. Девочки легкого поведения стайкой вспорхнули от стойки, гонимые теплым хмельным ветерком, подлетели, вскидывая пышные юбки стройными ногами и обнажая нежные коленки, защебетали, ласково гладили по плечам. Но сосредоточенная мина драммера притушила огоньки в их глазах. А вот добродушный Виталий им понравился. Спрашивать у них нечего — другие интересы. Да и не станут они помогать за спасибо. Беглый осмотр территории показал, что Ку здесь нет и, скорее всего, не было. Чужак сразу бросился бы в глаза даже на фоне такой колоритной публики. Насилу отбившись от дамочек, лягушки-путешественники свалили из этого бардака. Виталий бодро шагал куда-то в ночь, Максим еле поспевал за ним. Сотня вопросов вертелась на языке. Чего Дуб хотел добиться в этом гадюшнике? Ясно ведь, Ку туда бы и не сунулся — сначала надо из леса выйти, а с вечной ночью заблудиться недолго. Или у Витали там кто-то знакомый есть? Точнее, должен был быть, но почему-то не пришел? Что теперь? Он хотя бы знает местность. Но сколько времени придется потратить, чтобы обшарить каждый закоулок, и каков будет результат? Да и будет ли вообще? Где в этой долбанной реальности может оказаться Игорь? Тут же черным-черно, небо везде одинаковое, деревья тоже. Всю жизнь по кругу броди! Только бы с Игорем все в порядке было... Максим остановился, прислушиваясь. Похоже, и здешняя музыка мало чем отличается от обычной человеческой. Точнее, совсем ничем. Сейчас вот будто бы вокалист Маврина поет. Странно, что самих запилов Серого не слышно. И что еще интереснее, вовсе не хочется их слышать. Вообще ничего не хочется, кроме этого голоса. Нет, человек не может так петь! Тот терял, ты найдешь... Тот молчал, ты поешь... Тот задумал такое, Так не будет покоя Уже никогда... Будь свободна, душа, Но меня не лишай Легких крыльев, Ведь кажется мне, Будто я... Голос окутывает, словно паранджа, манит, как пустынный мираж, и слова сыплются золотистыми песчинками сквозь пальцы на горячую кожу. Желтые пирамиды и голубое небо стирают мрачный лес, березы ссыхаются до саксаулов, а кроссовки утопают в песке. Воздух жжет легкие. Впереди, в долине меж двух пирамид, на Максима смотрит немигающими глазами огромный сфинкс. Каменная шкура переливается и вспыхивает на солнце, но тут же небесная лазурь пронзает зверя насквозь. И явь, и мираж. Сфинкс смотрит в душу, и Максим чувствует, как между его грудью и огромными синими глазами протягиваются сотни нитей. Его влечет, нестерпимо манит туда, к острой сапфировой радужке, которая сияет, как кристаллики в калейдоскопе. Ему тесно в этом пыльном потеющем теле, ужасно хочется дернуть молнию, сбросить костюм и окунуться в прохладу сфинксовых глаз... Максим молча идет на голос, забыв об опасности, предупреждениях — обо всем. — Твою же мать! — Виталий догнал ударника, занесшего ногу над кустом, развернул и встряхнул посильнее. В кармане обнаружились наушники, в телефоне — музыка. Воткнутые в уши черные бусинки подействовали как миорелаксанты: Максим шумно выдохнул и обмяк. Прислонив его к прохладной оградке, басист внимательно осмотрелся. Тот, кто поет, прикидывается невидимкой, но не всегда это выходит идеально. Можно, конечно, чары раскинуть, биополе засечь... Однако нет способа лучше, чем ворона, шарахнувшаяся от, казалось бы, пустого места. — Тема, не ори! — прошептал Виталий, дотронувшись до невидимого вокалиста. — На меня это не действует. — Ты? — певец обернулся и стал видимым. — Он с тобой? — Со мной. Артем вздохнул, потрепал по крыльям ворону и побрел обратно в лес. Виталия осенило. — Тем, погоди! Скажи, тут никто... э-э... мимо тебя не пролетал? — Нет, — грустно ответил тот. — В последнее время нам, Певчим Стражам, туго приходится. Люди совсем поумнели и перестали валиться из порталов, как сор из мешка. Раз в два-три месяца какой-нибудь энтузиаст запрыгнет и так засыплет вопросами, что куплета поперек не вставишь. Только силовиков вызывать и выпинывать обратно с частичной амнезией. — Сочувствую, — почесал в затылке Дубинин. — Ну, бывай. Привет Лису. Певчий страж испустил еще более трагичный вздох и побрел по аллее. Силуэты деревьев и темная дорога просвечивали сквозь качающуюся фигуру. Не утруждаясь полной мимикрией, Артем завел пронзительную песню, но на этот раз своим человеческим голосом. Я, я слышу лунный зов... Я, я забываю все... — Оклемался? Может, домой вернемся? Максим энергично потряс головой, хоть самочувствие было хуже некуда, словно его выпили. Подташнивало, но он собрался с силами и под изучающим взглядом коллеги принял вертикальное положение, стряхнув траву с джинсов. — Ты точно хочешь идти дальше? — настаивал Виталий. — Я уже все сказал! — раздраженно отрезал драммер. — Веди давай. Дубинин пожал плечами и не стал больше заикаться об отступлении. Все-таки Макс был сперва мальчишкой, горячим и азартным, и потому не умел проигрывать. Что ж, хозяин — барин. — Хорошо. Тогда пошли в парк, — спокойно ответил басист. Максим кивнул и двинулся следом, глубоко засунув руки в карманы. Мурашки все еще бегали по коже после страшного миража, едва не вытянувшего его из тела. Макс готов был поклясться, что чувствовал, как тело превращается в суповой набор, а что-то — он не знал точного имени этому, возможно, душа — клеточка за клеточкой, жилка за жилкой отделялось от чужих костей и мяса. Тогда он уловил краем глаза руку, но это была будто и не его рука. Драммер вынул ладони из карманов и внимательно осмотрел с самым бесстрастным лицом, на которое был способен. Ни одна мышца не дрогнула, однако внутри он вздохнул с облегчением. Руки были свои, родные, в мозолях, пятнышках травы и машинного масла. Нет, если такого больше не повторится, то бояться нечего. Виталя прогнал этого бродячего менестреля и идет впереди. Совсем не страшно. Но когда они свернули под арку и остановились перед аллеей, мысли снова запрыгали в голове барабанщика. Ну вот, теперь привел в парк, сказал, что здесь у него тоже могут быть знакомые. Жутко представить этих знакомых да в таком месте! Не то парк, не то лес, не то какая-то мертвая зона. Всюду чернеют кривые шишковатые стволы, на которых листьев не было лет двести. Тут и ворона не выживет, только летучим мышам-кровопийцам понравится. Заметно отдает американской страшилкой, вернее, тем, во что превращаются сны после ее просмотра. Максима передернуло от пробежавшего по спине холодка. Но Виталий сказал, что это парк — значит, парк. Вон даже подобие скамеечки наблюдается. Ее басист как раз таки проигнорировал. Подойдя к одному из деревьев, он прощупал кору и принюхался. Драммер нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Вдруг меж стволов мелькнула светлая тень. Остановилась. Сумасшедшая догадка осенила Максима, и он вдохновленно перемахнул через кусты. У тени были до боли знакомые черты лица и светлые вьющиеся волосы. Макс верил и не верил. — Макс, ты куда? — встревоженно окликнул его Виталий. Но Утконос не ответил. Тень стояла на полянке, их разделяла пара метров. Она смотрела очень внимательно, не держала физически, но и не отпускала. Благо, что не пришлось повторять историю Алисы и белого кролика — тень сама интересовалась незваными гостями. — Купер?! Нашелся... — Удалов кинулся к Игорю, убедившись, что зрение его не обманывает. — А ты помолодел, кудрями обзавелся! Игорь взаимно обнял Максима. — Я и не старел, — улыбнулся музыкант. — Кудри всегда были. От подобного сообщения Максим слегка обалдел. Как это — всегда были? Недавно ведь играли вместе, и совершенно точно кудрей не было. Со времен «Черного кофе» еще... Не оставляя надежд, ударник пощупал другу лоб. Ничего странного не обнаружив, проделал то же действие над собой и предположил, что Куперу промыли мозги и, вероятно, заколдовали, сделав молодым. Неужели надеялись, что никто не станет его искать, а если найдет, то не узнает? Виталий удивленно наблюдал за Максимом, но не вмешивался. А во что вмешиваться, если ничего не происходит? Ничего, если не считать внезапного приступа болтовни с самим собой у Удалова. Даже обнимает кого-то, только на полянке Максим действительно один — невидимку на любом уровне Виталий бы почуял. Годы и годы тренировки нюха… Не иначе, местные над парнем прикалываются. Или Дуб все-таки не успел тогда прервать чары Артема, а парня до сих пор глюки мучают? — Здесь неуютно, — Игорь взял Максима за руку. — Пойдем. — Подожди. Со мной Виталий пришел, он волноваться будет... — Максим обернулся. — Виталь, иди сюда. — Так он меня не видит, — озабоченно сказал Куприянов. — Пойдем. Он тебя догонит. Виталий опешил еще больше, когда барабанщик вихрем сорвался в чащу, и еле нагнал его. Нельзя отпускать Макса, он совсем новичок, чего доброго, за «зайца» примут и разбираться не будут. Стражи вообще миндальничать не любят. Максим, крепко сжимая прохладную ладонь Купера, пробился к какому-то домику, снаружи напоминавшему давно заброшенное жилище лесника. Только лесников здесь с роду не водилось. Дверь открылась сама, и Максим, пропустив кого-то, вошел внутрь. Виталий вбежал следом. Теперь, в свете факела, он увидел того, кто привел их сюда. Да, это был молодой Куприянов. Несомненно, как и то, что он же подсунул записку. Но тогда даже в голову не пришло, что это Купер. Как все логично, аж противно! Пустил свою проекцию, настроенную на Макса, привел в этот домик. Макс, не знакомый с местными особенностями и порядками, не стал сопротивляться. Да и сейчас считает его настоящим Игорем. — Тебе здесь нравится? — Максим обвел взглядом конуру. — Тут крысы дольше суток не продержатся. — Потому что их и не бывает. А я привык. — Не говори ерунду, — Максим взял его за плечи. — Мы тебя обязательно вытащим. Утконос обернулся к Виталию, ища поддержки, но тот промолчал. В этот момент он сверлил взором стенку за плечом Купера. — Не обижайся на него, — попросил Игорь. — Он знает, кто я. Уйти отсюда я не могу и не должен. Прощай. Куприянов отшагнул и растворился в воздухе, будто и не бывало. Максим непонимающе посмотрел на басиста, который опять ушел в себя. Эгоист! Нахлынули чувства, к ним добавилось осознание, что Игорь исчез, но никому до этого нет дела. Все в этом гребанном мире только пьют, в карты режутся да магическими трюками меряются. Жизнь или смерть для них шутки, они тасуют человеческие судьбы под смех и звон стаканов, но настоящей помощи не жди. Все эти гоблины, эльфы и проститутки, похоже, всего-навсего смотрят кино. Дуб наверняка тоже все знал и специально притащил Макса сюда, а теперь шлангом прикинулся. Стало холодно и обидно. Обидно за свою доверчивость и беспомощность, хоть плачь. Драммер присел на лавку и спрятал лицо в ладонях. — Тише, тише. Ты чего? — Виталий опустился рядом и крепко прижал его к себе. — Макс, соберись! Это не наш Игорь. Точнее, вообще не он. Назовем это... просто знаком. — Каким, нахрен, знаком?! Ты себя слышишь? Вали обратно, я здесь останусь! — Еще не легче... — Виталий мысленно обругал себя. — То, что ты увидел, означает: наш Игорь здесь, в этом измерении, мы ничего не напутали. А если не напутали, то обязательно найдем его. Мне незачем тебя обманывать. Веришь? Макс поколебался, вздохнул и отвернулся. — Можно, я посижу еще немного? Устал. Дуб стиснул его плечо. — Нет, Максимка, нельзя. Опасно. Проекции оставляют за собой такой шлейф, что сытый хищник за милю чует. А голодных тут, боюсь, куда больше ходит. Да и сарай этот мне не шибко нравится... На улице у Максима снова подкосились ноги, и он изгваздался в сырой земле. Грязь потекла за шиворот. Лил дождь, но слезы не спрячешь. Виталий присел, обнял его и помог подняться, шепча какую-то ободрительную чепуху. Он вспомнил, как сам знакомился с закидонами иного мира, как скрипели мозги и трещала по швам привычная картина. И ведь до сих пор не может назвать это место домом: слишком много тайн, слишком мало уверенности. Виталий согласился, что Утконос еще вполне себе адекватен. Какую истерику сам тогда закатил, даже вспоминать стыдно. Хотя никто особо не возился с ним и не объяснял. Максу просто нужно время, чтобы принять, поверить и успокоиться. Правда, последнее обоим удастся только, когда найдется Ку. Кстати, в тот день тоже был дождь. И такой же сильный. — Акула! — вдруг окликнул женский голос. Виталий огляделся, но под боком вздрагивал один Максим. Странное дело: голос отчетливый, и за глюк его принять не получится при всем желании. Еще страннее, что Максим называть его Акулой точно не стал бы. Это имя знают только избранные и только в этом измерении. Из женщин — лишь одна. Неужели она вошла в иной облик? Раньше никогда не была невидимкой. Но сейчас это неважно, лучше поторопиться и найти укрытие от дождя и... — Пойдем отсюда, — Виталий потянул ударника за собой. — Поищем где поспокойней. — Может, объяснишь, наконец? — вяло предпринял очередную попытку Макс. — Нет. Сам все поймешь, когда надо будет. Я тебя только запутаю. Максим покорился. Это измерение — та еще дыра, и испарившийся в прямом смысле Куприянов, возможно, не самое необычное, что тут случается. Виталий обмолвился про хищников — стать чьей-то добычей совсем не улыбается. — Куда пойдем? — даже не надеясь на прямой ответ, спросил Максим. — Пока не знаю. Есть недалеко одно место... — Виталий вдруг остановился. — Точнее, раньше было. Времена меняются... Загадка на загадке и тайной погоняет. Максим окончательно убедился, что лучше вообще ничего не спрашивать. В любом случае Дуб ответит, что сам не знает либо не может сказать по причинам, о которых тоже нельзя говорить. Но когда Виталий совсем молчит, становится еще страшнее. Атмосфера влияет, надо заметить. — А Серега с Петровичем здесь тоже ненастоящие? — решил поддержать разговор Максим. — Не уверен. А где ты их видел? — У кабака, где шлюха к нам клеилась. Ну, к тебе... — Блядь. — Басист остановился. — А что они делали? Курили, может, или говорили как-то странно? — Не курили. А о чем говорили, я не слышал. Выглядели, как обычно. — Значит, настоящие, — медленно проговорил Виталий. — Будь внимателен даже к крошечным деталям во внешности, поведении, привычках. Сомневайся, держи ухо востро, верь только чутью. Оно не подведет. — Подожди, подожди... Что там делали ребята? Они явно не за Купера переживали. — И не должны. Они здесь отдыхают и довольно часто. Я делаю вид, что не знаю об этом. Все мы, по правде сказать, так прикидываемся. А если столкнемся случайно, то изображаем незнакомцев. Нет, не спрашивай, сложно это все... Кстати, та дама, что стихи упырям читает, — Пушкина. Скучно ей, вот и развлекается по ночам, шабаши собирает. — Она в курсе про вас? — Конечно. Но болтать ей без надобности. Виталий осмотрелся по сторонам, принюхиваясь, как гончая, напавшая на след. Что-то его встревожило, на этот раз по-настоящему. Дождь? Между делом, он обмолвился, что в тот раз тоже был дождь. Что за тот раз? Что вообще было? С чего все началось, и как Максим пропустил странное хобби коллег шастать по параллельным мирам? Столько лет бок о бок... И все-таки, что там с этим дождем? Или он, наоборот, здесь не такое частое явление? Навряд ли. Ощущение, что льет всегда, а солнце бывает в виде исключения. Ну и какое удовольствие отдыхать в этой дыре? Неужели им мало обычных клубов с обычными проститутками? Или за репутацию боятся? Черт, уклончивость Дубинина все усложняет! — Макс, не отставай, — рявкнул басист. — Надо до восхода луны найти укрытие. В дождь луну обычно не видно, но тут-то все шиворот-навыворот. Дубинин перешел на трусцу. Слякоть противно хлюпала, в кроссовках уже цвело болото. Даже если и взойдет луна, чего он так боится? Раскрывать рот бессмысленно: в лучшем случае отмахнется, в худшем... Чем бы ни грозила эта луна, оставаться одному черте где не очень весело. Макс побежал, еле поспевая за Виталием. Ветер холодил загривок, кривые лапы елей цеплялись за кофту. Луна как-то недобро смотрела в спину, а может, и не она вовсе... Доверяй чутью. Чутье настаивало, что за ними кто-то следит. Делает оттиск в жадных черных глазах, ловит каждую черту и движение, проводя розовым языком по желтым клыкам... Макс рванул изо всех сил, утопая по щиколотку. Чем быстрее он бежал, тем гуще и злее становилась трясина. И почему-то усиливался запах сырого мяса... с кровью. Шорох. Бесшумные молниеносные прыжки. Поворот — правый бок обжигает болью. Когти? Когти! Длинные острые когти. Крик, грязная ругань, сильный удар и какая-то неизвестная зверюга отлетает в сторону и шлепается в лужу. Жарко. Кровь жжется, а еще кажется, будто целый кусок из бока выдрали. Еще более глубокая тьма сужает лес до крохотной точки. Максим кряхтит, судорожно стискивая пульсирующие края раны, и оседает в топь. Последнее, что успевает увидеть, — мелькание белых и бурых спин, голодные глаза и комья земли из-под лап. Звон лая и окрики Виталия в ушах. Целая стая тварей разбегается по поляне. Показалось, что видел волка, но сознание уже отключилось. — Твою же дивизию! — отбросив еще одну зверюгу, Виталий подбежал к Утконосу. Встряхнул, от души надавал по щекам. Безрезультатно. Даже не нашлось, чем перевязать раны. Краска стремительно сходила с лица Максима. Надо было что-то делать. Виталий аккуратно поднял ударника на руки. Местные твари чуть не загрызли беднягу, еле отбил. Откуда-то появившийся волк помог разогнать, но сам убежал. Куда идти? Где искать помощи? Проклиная себя за эту дурацкую авантюру, басист нес стонущего в полубреду Макса и уговаривал потерпеть. Никогда он еще не чувствовал такую беспомощность: слева лес, справа лес, впереди и позади трясина, наверху в тучах зловеще мелькает луна. На случайных прохожих надеяться нечего — здесь их не водится, ибо ничто в этом мире не случайно. Может, отчаяние, а может, болото засасывало Виталия с ношей все глубже. Макс хоть и худенький, но далеко такими темпами не уйти. Опустив его на травянистый островок, Виталий лег рядом и закрыл глаза. Луна нестерпимо светила. Будь, что будет. — Акула... — над равниной разнесся давешний шепот. — Уйди на хуй, — устало ответил басист, крепче обняв друга. — Акула! — Да, я Акула! — закричал он, вскочив на ноги. — Дальше что? Чего ты добиваешься? Покажись и объясни, какого хрена происходит! Или это твоих лап дело? Ты нас сюда затащила? — Больно надо. — Из темноты вышла светловолосая девушка, щурясь яркими кошачьими глазами. Подол изумрудного платья был темным от грязи, а под ним белели крошечные ступни с грубыми отросшими ногтями. — Вы оба здесь не случайно. Ты сам это знаешь. Бери его и иди за мной. У нее был глубокий грудной голос, временами напоминающий мурлыканье. Не зря говорят, что в оборотне два облика едины. Дуб поднялся. — Фелис! Кто бы сомневался. — Потом выскажешься, а сейчас заткнись. Времени мало. Не доверять ей не было ни одной причины. Конечно, он их искал и не раз, но так и не нашел. И сейчас не самый лучший момент для игры в следопыта. При всей нежности и грации кошки она та еще стерва с кучей тараканов: рыжих, зеленых, в клеточку, в полосочку, — но почему-то верить ей все равно хочется больше, чем самому себе. Очередная особенность этого измерения? Возможно. Пещера оказалась недалеко. Фелис принесла шкуры, и Виталий уложил на них Максима. Досталось парню от местных хищников. Вроде не крупнее койотов, но как стаей накинутся... Самого вот тяпнули пару раз, но это ерунда. Фелис наложила какую-то вонючую мазь и перевязала раны. Сказала, что зарастет без следа. С Максом все сложнее: даже в себя не приходит. Фелис крутится около него, шуршит подолом, заправляет непослушные локоны за ухо, позвякивает скляночками и нашептывает что-то. Виталий не подходит, хоть и очень волнуется, но то, что лезть под руку нельзя, знает лучше. — Тогда тоже был сильный дождь и полная луна, — пробормотала Фелис. — Уходи. — Нет, — резко возразил басист. — Я не позволю. Должен быть другой выход! — Его нет. Парень просто умрет. Акула, повторяю, убирайся, пока не поздно! — она обернулась и полыхнула глазами. Виталий заметил, как на ее руке проступила черная шерсть и заострились ногти. Фелис спрятала ладонь в складках юбки, кашлянула и повторила ровнее: — Акула в луже — жалкое зрелище. Сделай одолжение, не позорься. Дорогу ты знаешь. — Я его не оставлю. — Твою же суть! Ты ему сейчас ничем не поможешь, только навредишь. Обоих вытащить я точно не смогу. — Она тряхнула головой, и белокурые волны рассыпались по плечам. «Ворожить будет», — промелькнуло у Виталия. — Беги уже, ну! Дуб быстро наклонился к Утконосу и поцеловал в щеку. Не зная, что еще оставить напоследок, коснулся лбом Максовой груди и шепнул что-то доброе. Фелис источала флюиды нетерпения, да и сам Виталий чувствовал, что время поджимает. Уже у выхода он вспомнил про кулон, вернулся и протянул его девушке. — Сделай это сам! — потребовала она. — Иначе не получится. Виталий вздохнул, шагнул в глубь пещеры и надел кулон на шею Максиму. Все правильно. От луны не сбежишь, как ни пытайся. А вот добежать до какого-нибудь водоема не помешало бы. За Макса беспокойно, но обвинять в этом Фелис нет ни смысла, ни повода. Сам ведь притащил сюда, когда мог банально соврать, как врал сотни раз жене, детям, друзьям. Странно, что Удалов так легко поверил в этот мистический бред. Обывателям всегда крышу сносит, как только портал переступят, и домой транспортировать их приходится на грани сумасшествия. А может, Макс все знал сразу? Но как? Они же ничем себя не выдавали... Черт, надо было спросить и не мучиться! В любом случае все так, как должно быть. Носитель кулона обязан привести следующего. Он — это ключ, который отпирает двери перед достойными новичками. Он передает тайну иного мира, не позволяя невидимой нити оборваться, а людям — узнать о том, что все детские сказки куда правдивее новостей. Вольно или невольно, но Максим стал этим следующим, и надеяться на другой исход было бы глупо. Теперь Макс — оборотень. Как сам Дуб тогда, в отвесный ливень под полной луной, стал акулой. Свет луны проник мне в кровь — Я вижу лица, но сам невидим, Тени нет, нет звука шагов, Лишь лунный дождь... Пение Артема разносилось над ночными небесами, переплеталось с пением ветра, деревьев и моря. Он любил петь, но Стражам разрешалось использовать свои колдовские голоса исключительно по долгу службы. А Артем пел всегда. И сейчас, чуя вливание свежей крови в старый иной мир, чуя близость полной луны, которая здесь заменяла солнце, он пел все правильно. Теперь кулон перешел Удалову. Скалы. А внизу вода. Наконец-то можно расслабиться и поддаться зову луны. Трава пружинит под ступнями, мох скользит. Прыжок. Полет и свобода от всего и всех, в том числе от собственных переживаний. Луна. Вода. Нет, с аквалангом совсем не то! Эти попытки приобщиться к подводному миру, отгораживаясь от него костюмом и маской, и обтекаемое, смертоносное, как белая торпеда, тело рыбы сравнивать невозможно. Хочешь — просто рассекай воду, наблюдай за мелкими рыбками и пестрой живностью, вкушая волю большими глотками сквозь жабры. Хочешь — ищи ужин и приключения, коих на дне морском больше, чем на суше. Кстати, подводный мир гораздо красочнее и уютнее, чем надводный. Или это обман зрения, обман чувств, плата за... Как все относительно! Красивый, сильный, но одинокий и никому не нужный хищник. Убийца, от которого шарахаются. Сам этого хотел? Возможно. Фелис говорит, что всегда выходит внутренний зверь. Хотя акула не зверь, но какая разница? Это же все общие формулировки. Значит, есть в нем что-то от акулы, и ничего с этим не сделаешь. Интересно, каков внутренний зверь Удалова? Виталий взрыхлил хвостом песчаное дно, спугнув дремлющих мальков, и устремился вверх. Вода становилась все легче и легче, пока наконец мощный нос не прорвал тонкую пленку. Большая гладкая спина блеснула перламутром и снова скрылась в темной толще. Иногда Дуб жалел, что не стал дельфином: акулье тело было все же тяжеловато для прыжков и пируэтов. На каменный берег вышли абсолютно белая кошка и черный кот с кулоном на шее. Кот спустился прямо к воде и бесстрашно опустил лапу, будто проверяя температуру. — Акула, ты здесь? Что? Уже? Да, это Макс, и голос его ни с кем не перепутаешь. Акула рванул к суше и чуть не врезался в камни. — Осторожнее. — Кот уселся на мокром камне, жмуря шоколадные, совершенно человеческие глаза. — Стараюсь. Ты сам-то как? Что чувствуешь? — Акула весь трепетал и бил хвостом. — Чувствую, что кот. Молока хочу, — Макс пожал плечами. На теле кота этот жест отразился весьма забавно. — Ну, так бывает, — хохотнул Виталий, но вышло лишь бульканье. — А хочешь, покатаю? Если, конечно, воды не боишься. Кот с вызовом запрыгнул на спину огромной рыбы и чуть не съехал со скользкой чешуи. Мальчишка! Горячий несдержанный мальчишка. Фелис улыбнулась и почесала ухо ногой. — Нихрена себе картина! Петрович, а ты когда-нибудь видел, чтобы акула катала на себе кота? — Я столько не выпиваю и тебе, Серега, не советую. Особенно в этом заведении. — Не спорю, что бодяжат, но я тебя, Володька, заверяю... Что? Я еще умеренно пьян, и нет, не приглючилось! Сам лучше посмотри: акула и кот. Ты-то сегодня почти не пил. Луна скрылась за облаками. Все стихло, даже шум в кабаке. На камнях у воды отдыхали двое мужчин. Прибой наползал и играл с блестящей галькой, бросаясь ниточками бурых водорослей. Лес спал. Пахло свежестью и морем. Уходить не хотелось, да и некуда, а домой еще рано. Максим активно массировал себе плечо, но строгий взгляд Виталия заставил прекратить это дело. Не хватало показать малейшую слабость и вызвать беспокойство. И так нервный стал, вздрагивает от каждого шороха, от себя не отпускает ни на секунду. Переживает. Максим послал другу успокаивающую улыбку. Поздно придумал. — Вставай! — заявил Виталий. Максим повиновался, приготовившись к очередной мозговыносящей лекции на тему безответственности и кодекса межпространственного путешественника. На первый взгляд, детский сад, штаны на лямках, но Дуба можно понять: переволновался он здорово. Макс еще толком не осознал, что произошло, вот и спокоен, как удав. Виталий, ничего не сказав, взял его за здоровое плечо, другой рукой схватил запястье и резко дернул на себя. В глазах заискрило, драммер вскрикнул и собирался было рухнуть в обморок, но его сгребли в объятья и стиснули. Теплая ладонь накрыла лопатки. — Сейчас пройдет, — шепотом пообещал Виталий, не перекрывая тихого прибоя. — Так бывает при первом обращении, ничего страшного. Со стороны леса показался огромный волк. Басист напрягся, но зверь мирно подошел к Максиму и уткнулся мордой в его руку. — Привет, гулена, — Максим потрепал волка по загривку. — Вернулся! — Вы знакомы? — удивился Дуб. — Конечно. Он разогнал этих шакалов... или койотов? Неважно. Он хочет нам что-то сказать. — Угу. — Виталий заглянул волку в глаза, устрашающе изломив брови и изображая, что умеет читать мысли. И тут стало не до шуток: тряхнуло так, что в воду чуть не свалился. Кольнуло ощущение, что не волк это никакой. Как минимум, оборотень. Но луна ушла, почему он до сих пор в шкуре? Не захотел обернуться... или не смог? Волк, почувствовав что-то, положил лапы Виталию на плечи, стал тыкаться носом в щеку, облизывать. Он не сдержался и обнял зверя. Знакомое тепло и знакомый, совсем не волчий запах. Басист на секунду завис. Волк потянулся к Утконосу. Макс прильнул к поджарому боку, затаив дыхание. Он слышал, как бьется волчье сердце. Почти родной ритм, очень знакомое дыхание и голос, будто поет сейчас... — Купер, — прошептал Максим. — Виталь, это он. Даже не говори, что это глюк, знак или еще какая-то сложная хрень. Это Игорь, и я абсолютно уверен. — Не спорю, — процедил Дуб. — Только ничего не понимаю. Как? Почему? Фелис — кошка драная! Ее рук дело. Он кинулся обратно в пещеру, Максим рванул за ним. Чьих это рук дело, конечно, важно, но Виталий сгоряча может глупостей наделать. — Фелис! — гневный окрик взлетел к сводчатому потолку и разбился осколками эха. — Покажись и объясни все немедленно! — Это не моя работа, — спокойно ответила девушка, закалывая волосы гребнем. — Не верю, — он прижал ее к стене. — Хватит юлить! Кому это понадобилось? Говори сейчас же... Волк налетел сзади и с жалобным воем вцепился Виталию в руку, столкнув на пол. Тогда же в пещеру вбежал Максим. — Зря ты так, Акула, — Фелис туго бинтовала ему руку. — Ты же меня и правила давно знаешь, а все как маленький. Кулон у тебя был, теперь у твоего друга. Без него я не могу ничего такого натворить. К тому же это не мой профиль. Больше похоже на работу «кондуктора»... — Прости, — Виталий перебил ее, встал и ушел в дальний угол, куда не доставал круг света от искусственного огонька. Максим с волком остались у магического костра. Сейчас лезть к Дубу не стоит. Пусть наедине побудет, подумает. Драммер откинулся на мягкие шкуры, немного пахнущие сыростью. Потрескивало пламя, под крышкой котла булькал бульон, Фелис гремела деревянными кружками. Уютно, по-домашнему, как будто погожим летним вечером собрались у походного костра. Не выдержав мук совести, волк ушел к Виталию, лег рядом и подсунул морду под израненную руку. — Ты прости. — Дуб со вздохом коснулся влажного носа. — Я тоже ничего не могу с этим сделать. И не знаю, кто может. Такая вот хрень. Словами объяснить все равно не вышло, да и не было слов. Волк ухватил басиста за штанину и потянул к цивилизации. Там, посередине пещеры, у костра, свернувшись калачиком, спал Максим. В миске поблескивали остатки супа. Фелис перевязала драммеру плечо и оставила отдыхать. Виталий накрыл его шкурой и обнял. Волк устроился рядом. Утром они вернулись. Игоря взять с собой не смогли, потому что в теле волка он привязан к тому миру и выйти не сможет. Им же оставаться там не было ни смысла, ни возможности. С того дня прошел лунный месяц. На ночном небе снова вырос желтый диск луны. Почти идеальный. Раньше эта новость воспринималась значительно проще, по крайней мере не вызывала мерзкого терзающего душу страха. Раньше прятался там, теперь это выглядит неотвратимой вечной карой. Знать бы еще за что. Решение так и не нашлось. Если быть предельно откровенным, его никто и не искал. Виталий обещал Игорю периодически навещать, но не смог даже собраться. Нет сил смотреть во влажные волчьи глаза и понимать, что ничего не изменилось и, скорее всего, уже не изменится. Даже Прист с Житняковым стараются на глаза не попадаться и не нервировать. Лучше бы накосячили где-нибудь — хоть отвлечься от этих мыслей! Холст переживает, но спросить не решается. Петрович уже боится! Докатился. Не зря же Акула. Максим постоянно чем-то занят, дни напролет пропадает. Вероятнее всего, туда ходит. Имеет право. Да и оно так всегда поначалу бывает: все новое и неизвестное манит, свой мир скучнеет... Только потом понимаешь, что там совсем не мед, а натуральный деготь. Жена с детьми, не выдержав мрачной физиономии супруга, уехала к родственникам. Так даже лучше. Не придется отвечать на глупые вопросы и изображать хорошее настроение. Синоптики, похоже, сами чего-то нахимичили и погоду предсказывают с точностью до наоборот. Вот и сейчас дождь заморосил: не иначе, разойдется на полную катушку. Пусть идет. Кому-то нужен дождь. И кому-то нужно было превратить Игоря в волка. Но кому? Зачем? Найти бы этого упыря и... А что с ним можно сделать? Какой-нибудь рядовой «кондуктор», Фелис сказала. Он просто делал свою работу, ловил «зайца». Он поступил так, как должен был поступить согласно правилам. Долбаным жестоким правилам, по которым человеку в ином мире не место. Была пара идей спасения Купера. Во-первых, автор заклятия известен. Не лично, конечно, но совершенно точно он один из стражей порталов, которые на расстоянии чувствуют чужих. Можно, конечно, напрячься и поднять всю службу, выяснить, кто был на дежурстве в тот день... а потом что? Угрожать, льстить, по душам пообщаться? Не прокатит. Стражи так преданны своему делу, что подкупить их нельзя ничем. И сделку они приемлют равноценную: заклятие за заклятие, душу за душу... Только бы Макс не узнал! Себя отдать взамен не жалко, а подставлять кого-то другого не хочется. Нужно решиться. Отбросить все чувства, мысли, сомнения и собраться. Остыть, стать неподвижной глыбой... Включив холодную воду, Виталий лег в ванну. Лучшего способа обрести спокойствие и забыться еще никто не придумал. Дурь — временный самообман, дальше хуже становится. Вода серебристой струйкой сбегала в ванну. Дубинин запрокинул голову, ловя свое мутное отражение в глянцевом потолке. Дыхание перехватывало от холода, мышцы сводило судорогой, но он держал глаза широко открытыми и заставлял себя терпеть. Скоро, совсем скоро ему придется с этим жить — с вечным ощущением ледяной воды, скользящей по коже. Жидкости, способной подарить жизнь или отнять ее, как и все природные стихии. Мягко щелкнула дверь. Кто-то пришел. Может, жена вернулась? Сейчас распереживается, что ее никто не встретил, начнет возмущаться, что связалась с отмороженным металлистом на свою голову. Вспомнит, что ее подруги предупреждали. Потом, не дождавшись ответа, уйдет. Или ворвется в ванную, решит, что перебрал муженек с какой-то радости и залег в ванне, будто тюлень или морской котик... А что ей ответишь? Рассказать правду и подписаться в собственном безумии? Скажет, что набухались вместе с Купером, вот его и увезли зеленые человечки на тарелке с мигалкой в портал местного отделения. Опять врать? Нет смысла — не поверит. Остается молчать и слушать. — Есть тут кто? — позвали из прихожей. — Не уверен, — мысленно ответил Виталий. Смутило то, что жена разговаривает мужским голосом. И если это не жена, что тогда в его доме делает какой-то мужик? Как он вошел вообще? Если вор, то возьмет, что хочет, и свалит. Но зачем спрашивать? Заче-ем? — Дубинин, мать твою! — В ванную бесцеремонно ворвался Удалов. — Ты в курсе, что дверь не закрыл? Я же испугался за тебя... А он тут ванну ледяную принимает! Балбес! Макс закрутил кран и тут же замер от осознания, что вода действительно ледяная. — Прости. Я не хотел никого пугать, — равнодушно ответил басист. Видимо, холод уже проник в нутро. — Вот... ванну принять решил. — А ну вылазь немедленно! Совсем чокнулся, да? — заорал Макс, накинувшись на него с полотенцем. — Я теперь тоже полнолуние чувствую, но не до такой же степени! Выгнав басиста из ванной, завернул его в халат и погнал в комнату, поближе к батареям. Сам убежал на кухню заваривать чай, который закончился еще вчера. Дуб успел немного отогреться, когда Макс примчался из магазина. Чай этот кошак камышовый теперь предпочитает только с молоком. Так хоть бы предупредил о приходе, а то, кроме дохлой мыши, в холодильнике ничего не водится. Хотя зря ругался: Макс накупил вкусненького и вообще стал нормально питаться, чуть раздался в боках. Оправдывает свою мягкую пушистую сущность. Перекусив, они устроились на диване перед выключенным телевизором. Максим рассказал, как ходил к Игорю и что тот скучает по ним, ждет полнолуния. — Я так и не решился, — признался Виталий, потирая руку. — А Фелис видел? — Видел. Ну ее в баню! Только причитает, что не может ничего, а сама боится, — Максим погладил друга по руке. — Ноет? — Ничего. Ерунда. — Давай посмотрю. От его прикосновений унимается боль. Не зря, наверно, говорят, что кошки лучшие лекари. Или дело в отношении, в теплоте?.. Рана от волчьих зубов давно затянулась, а след остался как напоминание о собственной вздорности. — Да ты дрожишь весь! — Максим обнял его за плечи. — Нахрена в ледяную воду полез? — Да черт меня знает. Драммер прижался еще крепче и заурчал. Заурчал?! Вот это его вставило! — У него ошейник, — встрепенулся вдруг Максим. — Шипы глубоко вонзились, не снять. Я пытался — не получается. Твоя Фелис сказала, что, даже если сниму, хуже будет... — Она не моя. И что тогда нам с этим делать? Искать того «кондуктора»? — Долго. Вернее избавляться от ошейника. А Куперу я отдам свой кулон. — Бред. Он попал туда против воли и уже оборотень. Кулон не поможет — это правило. — А из правил бывают исключения. Ты тоже не все мне сказал, когда затащил туда. И он волк, а не оборотень. Про волков в ваших правилах что-то сказано? — Нет, — Виталий задумался. — Такого и правда не было, чтобы из волка в оборотни. Хотя... логики не лишено. — Дубинин, ты меня пугаешь! — Максим улыбнулся. — Когда логиком успел стать? Басист послал ответную улыбку. И как он сам до этого не додумался? Зачем пытался все усложнить? Дурак. Макс задремал у него на плече. Теплый, уютный, как кот. И мурчит моторчиком. Вот не был никогда кошатником и не собирался даже — это у Петровича до кошачьих слабость — но теперь что-то изменилось. На душе стало спокойно, будто вернулся домой. За окнами снова лил дождь, да и хрен с ним. И завтра лить будет до самой ночи. Как тогда. Как всегда. А раньше он не придавал этому значения. Когда Фелис затащила его в портал, тоже лил дождь, и она тоже не предупредила про последствия. Сказала только, что это прогулка за приключениями. Дури было много, жопа требовала острых ощущений, и потому подозрений не возникло. Вышло так, как вышло. Потом кто-то из местных рассказывал, будто дождь в полнолуние — примета, что в портал попал чужой. И про эти правила, которые сплошь и рядом нарушаются, но в случае с Куприяновым почему-то не нарушилось. Надо бы прочесть кодекс хоть раз для приличия: может, наконец научится понимать этот мир. Чуть-чуть. Но самому читать, как обычно, некогда, а с чужих слов недостоверно. Следующей же ночью они отправились к порталу. К другому порталу, ибо Виталий заявил, что те клоуны его задолбали, да и с другого входа комфортнее будет и быстрее. Максим возражать не стал. Главное ведь цель. Фелис с волком ждали их именно там. Почувствовали? Или у них с Виталием была договоренность? Острым ножом разрезали ошейник, и Максим закрепил на шее зверя кулон. Виталий сразу убежал — луна торопила к воде. Фелис с Максимом стали котами, волк остался волком. На первый взгляд ничего не изменилось, но раны от шипов на шее зверя затянулись мгновенно. Через минуту волк поднялся на лапы, принюхался и задрал острую морду. Протяжный вой нарушил тишину. Луна отразилась в колдовских голубых глазах. Звери побежали к озеру. — Вов, судя по запаху, они жутко бодяжили, но я эту дрянь не употреблял. Честное пионерское, между прочим! — Молодец, делаешь успехи. — Благодарю, но я это к тому, что сегодня с ними еще и волк. Полюбуйся. — Точно, — Владимир настроил зрение. — Но что в этом такого? Они же нам не мешают. К утру все вернулись домой и занялись будничными делами. Кулон остался у Игоря ожидать следующего новичка.