"Раб" - "брат"

- Спрошу ещё раз, он – твой брат? – Рамзес в нетерпении занёс меч над рукой служанки Мириам. - Нет, - спокойно и твёрдо сказала девушка, смотря прямо в лицо фараона. Лицо властителя исказилось в гримасе злости, и свист меча разрушил тишину зала. Но рука служанки оказалась на месте, целой и невредимой. - Да! – своим ответом Моисей скрестил свой меч с мечом своего названного брата. - Вон! Все вон! – взревел Рамзес Великий, не убирая украшенных драгоценными камнями пальцев с рукояти. Моисей понял, что этот выкрик к нему не относится. Он стоял в той же позе, ухватив меч двумя руками и не желая его отпускать. - Зачем ты это сделал? – удивлённо поднял свои идеально вычерченные на лице брови Рамзес. - Она не врала тебе, - бесстрастно ответил второй. Он опустил руку с меча, понимая, что битвы не будет. Её просто не должно быть. - Ты спас служанку! Какое тебе до неё дело? – сокрушался фараон, не понимая обыкновенной жалости человека к человеку. – Ну, наказал бы я её, и всё. Всё, Моисей. - За правду не наказывают, Рамзес. - Хорошо. Тогда ты солгал мне. Я накажу за ложь тебя, - зло сверкнув глазами, провозгласил мужчина. - Как будет угодно, - лишь кивнул его друг. - Брат мой, - вдруг смягчился правитель и бросил меч, - ты ведь и сам не веришь в эту историю… - Я ни во что не верю, - зелёные глаза были направлены в никуда, сквозь фигуру фараона, сквозь стены и сквозь века. Моисей будто бы что-то взвешивал. - Ни во что, кроме себя. - Да. А разве ты не веришь в себя? Не возлагаешь все надежды на одного человека? - Я – другое дело! Я – царь! И ты должен быть предан мне. Ты должен восхищаться мной. Ты должен верить только в меня! - А ты мог бы за столько лет научиться доверять мне, - Моисей не переходил на крик, как это делал его приятель, но в интонации его всё явственнее чувствовалась сталь. - Ты упрекаешь меня? - Нет. В зале воцарилась тишина. На дворе были вечерние сумерки, и светлые мотыльки шныряли за стенами дворца. Иногда один из них залетал внутрь и пугался отблеска свечей, огромное количество которых лишь подтверждало помпезность здания. - Рамзес, послушай меня хоть раз… - Вот! Снова твои упрёки! Я что никогда не прислушивался к тебе? Я никогда не следовал твоим советам?! – гнев внутри фараона начинал закипать с новой силой, и голубые глаза, подведённые чёрной сурьмой, сейчас превратились в бездонную пропасть, из которой вылетали яркие искры, блестя на самой поверхности зрачка. Рука правителя сама потянулись к золотому мечу. Но и рука его лучшего воина не медлила ни секунды. Звон металла разнёсся по всем покоям, предвещая нечто страшное. Скрестив мечи, мужчины стояли напротив друг друга. Зелёные глаза смотрели прямо в голубые, пытаясь просверлить в них дыру – зияющую рану. Моисей был единственным, кто не боялся смотреть в глаза своего фараона, единственным, кто осмеливался перечить ему. - То пророчество и то, как ты спас меня, и так подкосили мою веру. А теперь ещё и это: ты – раб! – кричал царь. – Ты – еврей! - Я никогда не был твоим рабом. - Да…ты был мне братом… - с сожалением в голосе произнёс властитель. - Был? – теперь задетое самолюбие начало играть и в Моисее, который прежде старался быть спокойным. – Теперь я никто для тебя? Братские чувства и злость породили в них что-то новое. Страстное желание убить или… Мечи стали сближаться. Их стало тянуть, словно магнитом. Пылающие лица и ничуть не менее пылающие сердца двигались навстречу друг другу. Глаза искали в полутьме лишь губы. Мечи всё ещё были скрещены… Когда уста их наконец-то встретились, весь прежний пыл и жар сосредоточился в одном лишь поцелуе. Здесь были они равны: цари и боги, рабы и короли. Рамзес не старался покорить, подмять под себя Моисея, он доверял ему. И Моисей платил тем же, позволяя поцелую быть ещё более глубоким и страстным… История эта имела б счастливый конец, если бы не закипающая вновь и вновь злоба в душе Рамзеса и ощущение реальности. Оторвавшись от губ Моисея, фараон возмутился наглости своего «раба». - Как ты посмел?! – ревел он, уверяя себя самого в том, что именно «брат» прильнул к нему первым. Моисей не издавал ни звука, ошарашенно смотря на своего властелина, как на незнакомого человека. А ведь и вправду, он не знал этого Рамзеса, он знал только своего брата-Рамзеса, с которым он провёл всю свою жизнь, рука об руку сражаясь в битвах. Таким образом Моисей и оказался в темнице с одним единственным окошечком в потолке, через которое проникал печальный, лунный свет, каждую ночь напоминавшем ему о том, что никогда не нужно говорить человеку то, что он хочет услышать.