*****
Санера танцует при свете луны. Кошкой вьётся в белых, точно коровье молоко, ярких лучах. Шепчет молитву той, кому клялась служить до конца своих дней. Звенят систры при каждом движении девушки. А рядом, развалившись на полу, урчат чёрные кошки. Акменра наблюдает за ней из тени финиковых пальм. Давно ли эта самая девушка падала на неостывшие ещё после полудня камни? Давно ли она дразнила своего будущего повелителя «забавным мальчишкой» и «золотым мальчиком»? Давно ли позволяла себе такое вольности, как дружеские объятия с наследным принцем, пытаясь утешить будущего фараона после очередной ссоры со зловредным старшим братом? Если посудить, то не так уж и давно. Всего четыре года назад они отбросили свои детские игры, став притворяться теми, кем им предстоит стать в скором будущем. Танец Санеры становится всё более резким, агрессивным. Звенят систры всё громче. А Акменра из своего убежища вглядывается в каждое движение девушки, будто пытается запомнить их. Так и не скажешь, что этой танцующей под луной девчонке целых шестнадцать лет. Шестнадцать... В этом возрасте царица Хатшепсут уже носила под сердцем своего старшего сына, алчного и коварного Камунра. А Фили, мать Санеры, и того раньше замуж была выдана, если верить рассказам старого воеводы. - Почему же ты свою наследницу замуж не выдашь?- не раз уже спрашивал фараон у своего верного советника. - Она сама не торопится указывать на того, кто ей мил,- только и остаётся, что говорить воеводе, памятуя о вечных фырках старшей дочери. Конечно же, Санера не торопится себе мужа выбрать. Она – жрица богини Баст. Юная дева и сама, как кошка – свободная. Даже её родители уже смирились с этим. И о чём они только думали, нарекая её, дитя, рождённое при лунном свете в праздник Баст, подобным именем? Почему считали, что не свяжет их любимая дочь свою судьбу со служением богине-кошке? Наивные. А вот Акменра с самого начала знакомства с этим чудным созданием подозревал, чья сила будет оберегать её. Наверно, котёнка ей поэтому и подарил, когда девочке исполнилось только шесть лет. Санера. Девица вольная и свободная, точно кошка. Никто, даже родной отец, ей не указ. Кого она выберет себе в мужья? Одна Баст знает. Но будущий фараон точно уверен, что мужчина тот не будет женат – уж больно кошки не терпят конкуренции. Не потому ли сам Акменра так яро отказывается от помолвок, что навязывают ему родители? Занятый своими мыслями, юноша и не замечает, как стихает звон систр. Видит лишь вдруг застывшую Санеру, чью фигуру столь заботливо и ласково омывают молочные лучи молодой луны. Давно ли та же девушка, будучи ещё совсем девчонкой, также танцевала при свете ночного светила, делая вид, что не замечает притаившегося в тени финиковых деревьев будущего царя Египта. - Мой повелитель,- голос её, как и всегда, звонок и насмешлив.- Что привело вас сюда в столь поздний час? - То же, что и в прошлые разы,- усмехается Акменра, выходя из-под сени своего убежища. Санера смеётся громким и звонким смехом, так похожим на перезвон систр. А кошки, верные жрицы богини Баст, плотным кольцом обступают юношу, урча и желая ласки. С тех пор, как он подарил Санере котёнка, давно уже превратившегося во взрослое, грациозное животное, все кошки ластятся к нему. Верно, так сама Баст благодарит Акменра за преданную ей жрицу. - Ячменного пива не желаете, повелитель?- по-прежнему насмешливо спрашивает Санера. - Не отказался бы,- будущий фараон с трудом сдерживает улыбку. Почему любимая подруга последние два года практически постоянно зовёт Акменра повелителем? Санера всего на две луны младше юноши. К нему же она прибегала, будучи малюткой, ища утешения от собственных детских горестей. Вместе они лазали по деревьям, пугая слуг. А Акменра в шутку называл девочку маленьким котёнком. Но вот милый котёнок вырос, превратившись в красавицу-кошку, свободолюбивую, но по-прежнему родную, от которой, как и в далёком детстве, пахнет акациевым мёдом и горькой полынью. И сейчас, после всех её плясок под яркой луной, запах этот слышится особенно ярко, почти дурманяще. - В честь чего танцы?- Акменра косит глазами на ухмыляющуюся девушку. - Наша сиятельная царица оказала мне честь, попросив помолиться о тебе, непутёвом шалопае, богине Баст,- вместо привычной усмешки на губах юной жрицы расцветает печальная улыбка. Что-то расстроило её?- Твои родители не понимают, почему ты до сих пор не женился. Теперь же усмехается Акменра. Он любит своих отца и мать, почитает их, молится о них богам. Но порой их излишняя забота начинает беспокоить. Юноша уже далеко не беспомощный младенец. Придёт время, и он сядет на трон Египта. К чему такая постоянная, пристальная забота? Будущий фараон вновь косит глаза на Санеру. А та сидит, точно изваяние, внимательно смотрит на него, будто изучая. Лунное дитя. Интересно, к кому эта кошка придёт приласкаться? С кем захочет разделить свою судьбу? Под руку юноше лезет Мау, старая кошка, которую Акменра сам же и подарил давней подруге. Вот уже и на её чёрной, точно безлунная ночь, шкуре видны первые седые волоски, блестящие в лунном свете. Забавно... Мау ни к кому больше на руки никогда не лезет, кроме них с Санерой. Интересное совпадение. Или очередной намёк богини? - Так что тебе нашептала богиня Баст?- юноша вновь смотрит на жрицу. В свете луны её глаза кажутся почти кошачьими. Или это очередной обман зрения? - Она сказала, что все кошки будут искать у тебя ласку и любовь,- улыбается подруга детских дней. Что ж, намёк понят правильно. - Даже ты? Глаза девушки блестят в темноте. А лукавая улыбка трогает губы. Кошка в человеческом обличии. А Акменра любит кошек. И любит Санеру, с которой решил связать свою судьбу ещё в детские годы.*****
У Камунра не будет наследников – это понятно всему. Его любимая жена так и не смогла зачать, а многочисленные наложницы или скидывают младенцев раньше срока, или рожают уже мёртвых детей. Вечная злость, постоянная алчность и отвратительная зависть – это отравляет душу старшего принца. Это же губит и его потомство. И даже боги ничего не могут с этим сделать. Или не хотят. Уж они-то должны знать, каким ужасным человеком является Камунра! Отсутствие детей – одна из причин, почему отец решил отдать престол своему младшему сыну. - Я не позволю взойти на трон мужчине, чьё семя гниёт, отравляя наш род,- говорит каждый раз гордый фараон. И Камунра только и остаётся, что скрипеть зубами. - У Акменра детей тоже ещё нет,- но по другой причине, дорогой брат.- Откуда тебе знать, что его семя не гнилое? - Если бы его семя загнило, как и твоё, жрица самой Баст не согласилась бы стать его женой. Акменра великолепно знает, что его брак с Санерой, как кость поперёк горла для Камунра. Ведь он не желает, чтобы у его брата были семья и здоровые дети. Мечтает о скорой смерти ненавистного младшего родственника. И от этого знания Акменра не по себе – он боится. Не за себя. За Санеру, маленького котёнка, который не знает о коварстве своего будущего деверя. - Со мной всё будет в порядке,- обещает перед пышным пиром юная невеста.- Если Камунра навредит мне, моя богиня этого просто так не оставит. Не может же он быть так глуп, чтобы не бояться причинить зло жрице? Акменра печально улыбается. Камунра может на многое пойти ради достижения своей цели. Такие люди не стесняются вредить жрецам, не боятся кары богов. Но Санера радостно улыбается, отпивая вино из чаши. На секунду будущий фараон позволяет себе расслабиться, когда царица просит его невесту станцевать. - Милая девочка,- слышит юноша голос брата. И по спине липкой змейкой ползёт страх.- Жаль только, что она тебя встретила. Акменра даже не успевает оглянуться, когда Санера внезапно падает с помоста. Юный принц мгновенно вскакивает на ноги, спеша к своей невесте. Это странно. Она не падала во время танца с тех самых пор, как ей было пять. И верно. Что-то определённо произошло – тело девушки выкручивает сильная судорога, жрица кашляет, жутко краснея щёками. - Срочно зовите лекаря!- Акменра от ужаса не узнаёт собственного голоса. В зале творится какое-то копошение. Где-то даже слышатся крики матери Санеры и её сестёр. Но принцу всё равно. С паническим страхом он смотрит на свою невесту, что дышит всё реже. Смотрит, как за бледно-розовыми закрытыми веками бешено вращаются глазные яблоки. Сжимает её обмякающее тело. И молит всех богов. Только бы она спаслась. Только бы выжила... Пришедший так поздно лекарь может лишь констатировать смерть да осмотреть чашу с вином, из которой пила девушка. - Персиковый яд,- выдаёт неутешительный диагноз целитель.- У неё не было шансов. Рыдают родственники Санеры, утешаемые самой царицей. Хмурит лоб мрачный фараон, давая слугам приказ найти лучших бальзамировщиков. А Акменра, ошарашенный, ещё сжимающий в своих руках по-прежнему тёплую ладонь своей невесты, смотрит на ухмыляющегося Камунра. И понимает. Понимает со скальпельной точностью, кто виновен в гибели жрицы Баст. - Отец, я требую, чтобы Камунра изгнали,- просит юный принц, ловя на себе злобный взгляд брата.- Это он повинен в гибели Санеры. А что ещё делать с родичем-убийцей? Казнить? Нет, Акменра слишком милосерден для этого, в отличие, кстати, от отца. Только изгнать. - Ты ещё поплатишься за это!- клянётся старший брат, когда стражники выпроваживают его вон из города. Акменра тяжело вздыхает. Угроз родича он уже не боится. Из-за него погибла та, кого юноша так хотел назвать своей супругой. Из-за него Инпу раньше срока забрал отца... А на коленях печально урчит Мау. Скучает, как и её новый хозяин, по гибкой девочке, что танцевала в молочном свете луны. - Мы подберём тебе другую невесту,- обещает мать, нежно касаясь щеки юного фараона, будто пытаясь утешить его.- У Убэйда есть ещё две дочери. Но юноша лишь качает головой. Нет, он не женится, как бы отчаянно его ни уговаривала мать. А сам смотрит на письмо, пришедшее сегодня утром – Камунра в пустыни скончался от укуса скорпиона. Всё же права была Санера: Баст не прощает тех, кто причинил вред её жрицам. И как хорошо, что магическая скрижаль – последний подарок отца – никогда не оживит мумию Камунра. Жаль, что того же она не сделает и с Санерой.*****
Больше всего Акменра любит кошек. И диких львов, и древних саблезубых тигров, и ласковых домашних проказниц. Любит, и всё тут! И кошки, кажется, отвечают ему тем же, ластясь и мурлыча, точно они маленькие котята, а не хищники. Истинное чудо из чудес, не раз поражавшее не то, что Ларри, но даже Тедди. - Признаться честно, я всегда побаивался этой твари,- 26 президент США усмехается, поглядывая на львицу, идущую следом за фараоном.- Она же на всех, кроме тебя, кидается! Не поделишься секретом, как приручил эту зверюгу? Акменра лишь улыбается, оглядываясь на львицу. Та ласково щурится и чуть порыкивает, трётся о плечо хранителя волшебной скрижали. Ну, как пить дать, не дикое животное, а домашняя кошка, до смерти любящая своего хозяина! - Просто богиня Баст благоволит мне,- с прежней, светлой улыбкой отвечает юноша. Но Тедди, наблюдательный, как и всегда, отмечает лёгкую тень печали в глазах Акменра. Будто давняя затаённая боль вновь напомнила о себе. Ах, как близок к разгадке мудрый Рузвельт! Точно всё увидел и подметил. Но Акменра молчит, не спеша делиться тайнами своего прошлого. Молчит и Теодор, не желавший тревожить юношу своими расспросами. Лучше уж понаблюдать за ворчащим на Декстера Ларри. Кажется, шаловливый капуцин вновь своровал у смотрителя ключи. А за спинами экспонатов тихо, точно надсмехаясь над незадачливым охранником, рычит львица. О прошлом Акменра обитатели естественнонаучного музея знают немного. Знают о происхождении скрижали – щедром подарке родителей. Знают, что при жизни Акменра был фараоном, занявшим трон не по праву рождения, а по отцовой воле. Знают о плохих отношениях с братом-злодеем. Знают... А больше и ничего не знают. Даже Ларри, имеющий доступ ко всем библиотекам Нью-Йорка, ничего больше разведать не смог. Всё глухо, как в саркофаге. Иногда Джидидайя и Октавиус пытаются что-то выведать у фараона. О девушках, например. Ведь известно, что фараоны брали себе много жён и наложниц. А это же самая заманчивая тема для разговоров! Но Акменра и здесь отмалчивается, печально разглядывая какие-то иероглифы на стенах своего зала. Пару раз эти два неугомонных приятеля видели, как юноша осторожно дотрагивается до изображений кошек, улыбаясь ещё печальнее, чем обычно. - Была одна девушка, которую я хотел бы назвать своей женой. Но боги и людская злоба распорядились иначе,- всё же признаётся как-то фараон Ларри. Больше из Акменра не удаётся и слова вытянуть. Хотя и пытались сделать это всем дружным коллективом. Вновь юноша лишь отмалчивается, точно сыч.*****
Гулять по незнакомым залам Британского музея весьма... захватывающе. Он куда больше уже родного музея естественных наук в Нью-Йорке. Здесь много всяких интересных вещей. Те же Ланселот и Трипси (кто из этой парочки умнее – вопрос вопросов). Но... Всё слишком непривычное. Будто из другого диковинного мира. - Ты привыкнешь,- обещает отец, покровительственно сжимая плечо вечного юнца. Мать лишь хитро улыбается, как улыбается лишь самым близким. И эта улыбка заставляет удивлённо щурить глаза. У неё есть какая-то тайна? - Сегодня ночь весьма лунная,- Хатшепсут задумчиво смотрит в окно. Занятый своими мыслями, Акменра только кивает. А мать вдруг улыбается ещё шире, склоняясь к самому уху сына.- Кое-кто обещал сегодня устроить представление в главном холле. Не хочешь посмотреть? Юноша хотел было отказаться, но что-то буквально заставило его кивнуть. И вот он идёт к главному холлу, который, верно, уже наводнён различными существами, а над ухом упорно треплется сэр Ланселот. Интересно, эта трещотка вообще способна помолчать? Или поговорить на любую другую тему, кроме как о давних походах какого-то короля Артура и о красоте его жены Гвиневры. - А у тебя была своя Гвиневра?- мощная длань закованного в броню рыцаря едва не вышибает из царя Египта весь дух. Правду предки говорили: сила есть – ума не надо. Можно, конечно, по обыкновению смолчать. Но ведь эта дубина всё равно ответа добьётся. Даже к родителям полезть с расспросами может. А кому такие нервы нужны? Однако ответить Акменра не успевает: видит впереди у полосы лунного света превеликое множество кошек всех форм и мастей. А в небесном луче исполняет знакомый танец та, которую юноша уже и не надеялся когда-либо встретить. Вновь звенят систры в её руках. Вновь урчат кошки, вновь юный фараон прячется в тени, не смея шелохнуться. Только сэр Ланселот портит всю картину, тяжело переминаясь с ноги на ногу – явно не ожидал он такого. Рыцарю хватает такта уйти прочь. Но не хватает оного на то, чтобы уйти молча. Кто бы сомневался? - Это ведь она, твоя Гвиневра?- улыбка у этого обалдуя на зависть широкая и жизнерадостная. И почему же Акменру, никогда в жизни не признававшему насилия, так хочется съездить кулаком по этой излишне счастливой физиономии? А Санера продолжает танцевать. И лунный свет, точно полупрозрачный мерцающий плащ, окутывает её фигуру. Девушка двигается так, как двигалась в своём последнем танце, будто и не было тех четырёх тысяч лет, проведённых в глухом саркофаге. Она вновь кошка в человеческом обличии, а не мёртвая мумия. Фараон знает, что сейчас его невеста замрёт и, с любопытством заглянув в тень, спросит: - Что привело вас сюда, мой господин? Голос её вновь звонкий и насмешливый. Так не похожий на те слабые, хриплые стоны, что срывались с её губ в той зале, где она умирала от страшного яда. Приятное и крайне радующее изменение. Акменра помнит, что обычно говорил ей в ответ. Но сейчас с его языка срываются слова, так долго хранимые в сердце. - Сюда меня привёл твой танец. Санера вновь смеётся, продолжая свой диковинный танец. Впервые за все годы их знакомства юноша наблюдает за ним не из тени, а в открытую. Впервые и она не скрывается и не делает вид, что не замечает чужого присутствия. Впервые за много-много лет фараон ясно понимает, как же ему этого не хватало.