Fighter

      Тяжело переживать собственную боль, но боль близкого человека ощущается в разы острее. Каково это, каждый день видеть старые шрамы на любимом теле? Проводить пальцами по бледным рубцам, резко выделяющимся на загорелой коже? А главное, отлично знать, что причиной их появления являешься ты сам.       Хаммел отлично знаком с этим.       Каждый вечер его возлюбленный приходил домой с широкой улыбкой, такой контрастной по отношению к нанесенным ему увечьям. Казалось бы, за столько лет можно было привыкнуть, но это было выше его сил, Курт каждый вечер залечивал раны любимого и тихонько ненавидел себя. Шатен сокрушался, что верит всякому слову своего брюнета, что не может противостоять его медовому взгляду. Любой спор кончается проигрышем шатена.       Но кто же тогда выигрывает?       Поверьте, это был не Блейн. Блейн продолжает задыхаться от боли, следуя своей цели.       В выйграше всегда остается только любовь. Любовь Курта к Блейну не позволяла ему ставить преграды и условия. Любовь Блейна к Курту заставляла его работать еще усердней, стирая кулаки в кровь. Ринг стал вторым домом Андерсона, с утра и до глубокого вечера он терзал свои мышцы, выбивая воздух из легких спарринг партнера. Вся упорная работа, каждая новая ссадина была посвящена Курту. Его драгоценному, слишком сломанному Курту. Жизнь Блейна заключена в небесных глазах, сердце Блейна крепко зажато меж бледных пальцев, душа Блейна всегда где-то поблизости с душей Хаммела. Он полностью отдал себя в руки хрупкого мальчика и даже давясь собственной кровью, Андерсон не пожалел об этом.       Семь лет – это долгий срок, и один взмах пушистых ресниц оправдывает каждый шрам, полученный за это время. Больше Блейн не боится, что его мальчику сделают больно, он никому не позволит и пальцем коснуться фарфоровой кожи. Прижимая к себе стройную фигурку любимого, Андерсон уверен, что его шатену не снятся кошмары и не грезятся призраки прошлого. Тот улыбается во сне, неосознанно поглаживая пальцы возлюбленного, что покоятся на плоском животе. Каждая тренировка проходит с именем Курта на губах, закрывая глаза, Блейн отмечает, что на темном фоне прикрытых век является образ, точно вытатуированный в памяти. Самое замечательное лицо и розоватые губы, растянутые в не смелой улыбке.       Только во сне подле Блейна Курт спокоен, во сне его не мучают угрызения совести, во сне он не видит кровоподтеков и темных, иссиня черных, синяков, хаотично разбросанных по телу брюнета. Обычно ему снятся поля, леса, осенняя листва, глаза, цвета расплавленного золота в обрамлении длинных ресниц, что подрагивают, когда его любимый смеется. А просыпаясь, Хаммел наталкивается на сонное лицо его мужчины, совсем уже не мальчика, даже во сне он слегка напряжен, и Курт не разбудит его, даже если очень захочет. Курт прячет собственный эгоизм подальше, потому что знает, что его брюнет вернулся позднее обычного и знает, что тот никогда не признается в усталости. Ему не обязательно говорить об этом, чтобы шатен знал, он и так все понимает.       По утрам, пока Курт копошится на кухне, Блейн подходит к зеркалу в ванной и меняет повязки, что были заботливо наложены его мальчиком. Физически они с болью притерлись друг к другу, первое время было тяжело, но какое это имеет значение, если бледные и слегка дрожащие пальцы охлаждают воспаленную кожу? Воспоминания о нежных касаниях заставляют брюнета тепло улыбаться и скорее идти на кухню, чтобы обнять своего шатена со спины, запечатать нежный поцелуй на тонкой шее, оставляя едва заметный розоватый след. Больше всего Блейну нравится оставлять такие маленькие напоминания о том, что Курт только его. Когда мальчик вздрагивает и смущенно оборачивается, брюнет может только хихикать и умиленно улыбаться, точно ребенок, получивший долгожданный подарок.       Хаммел – его драгоценное сокровище.       Готовка всегда была именно на Курте, не потому, что любой продукт, которого касается Блейн, превращается в горстку пепла, а просто потому, что шатену это нравится. Так он может хоть немного облегчить день своего мужчины, не навязчиво проявить свою заботу. Сколько бы раз брюнет не проделывал этот трюк с объятиями, Хаммел не может привыкнуть к теплым ладоням, по собственнически сжимающим талию. Он в очередной раз роняет вилку и неловко краснеет, когда сухие губы накрывают его собственные в нежном, не требовательном, поцелуе. - Я еще не принимал душ, - шепчет Курт, едва сдерживая срывающийся с губ полу стон-полу вздох. - Не имеет значения, - ласково отзывается Блейн, обдавая его скулу горячим дыханием и, в очередной раз, припадая к чувствительному местечку за ухом. Курт хочет большего, хочет вцепиться в белую майку и оказаться еще ближе, если это вообще возможно.       Но Блейн должен идти, он нехотя отстраняет своего мальчика, заботливо проводя тыльной стороной ладони по его щеке. В небесных глазах он улавливает разочарование и закусывает губу, думая, есть ли возможность позвонить тренеру и попросить отгул. Такой возможности нет, сегодня первый день грядущей недели соревнований, из-за подготовки к которым Андерсон пропадал весь месяц. Ему хочется чертыхнуться и спрятать голову на груди Курта, лишь бы показать, насколько он раскаивается и хочет остаться. - Прости меня, - едва различимо просит брюнет, запечатлев поцелуй на лбу Хаммела, для этого ему приходится смешно привстать на носочки. А Курт все понимает, Курт всегда понимает и молчит, потому что любит своего спортсмена больше, чем себя самого. Он готов душить собственное эго, пока любимый борется с призраками прошлого. И Блейн верит крохотной улыбке, но ему кажется, что если он останется рядом с шатеном еще хоть на секунду, то уже не сможет уйти. Курт подталкивает его к верному решению, возвращаясь к плите.       Он всегда так делает. Его заботливый мальчик.       За семь лет они прощались по-разному, обычно, Курт терпеливо ждет у порога, пока его возлюбленный собирает сумку и наскоро зачесывает непослушные кудри. Времена идеальной укладки гелем давно прошли, тренировки не могут позволить ему такой роскоши. Честно говоря, так шатену нравится даже больше, кудряшки, свободные от плена, приятно накручивать на палец, они становятся более мягкими и с ними Блейн, казалось бы, молодеет на несколько лет. Когда брюнет появляется в дверном проходе, Курт впитывает его образ, точно губка, запоминая каждую царапину, каждый шрамик, хотя, даже с закрытыми глазами может вспомнить расположение каждого. Частенько, когда шатену не спится, он разглядывает тело Блейна, водит кончиком пальца по выступающим мышцам и вздрагивает, наталкиваясь на шрамы. Этого в нем никогда не изменить.       Совесть беспрестанно грызет изнутри и как бы Курт не старался, избавиться от этого не выходит, он слишком слаб. Когда Андерсон, счастливо улыбаясь, касается своими губами его и тихо, интимно, шепчет: «До вечера, солнце» все будто опаляет изнутри, выгорает в его нежности. Курт не может не верить в искренность своего мужчины, он ощущает, как начинает щипать глаза, почему же слезы подступают так не вовремя? Приходится закусывать губу до крови, лишь бы Блейн не заметил, насколько ему на самом деле не хочется оставаться одному. И Блейн не замечает, или делает вид, что не замечает, Хаммел вряд ли узнает правду, ведь дверь захлопывается ровно через секунду, а в воздухе все еще висит аромат его парфюма и нежное, такое домашнее: «До вечера, солнце». Это позволит ему продержаться еще немного и не броситься вслед за Андерсоном. Тем не менее, одинокая слеза нарочито медленно скатывается по фарфоровой щеке, пробегает по подбородку и прячется в изгибах шеи.       Это притяжение мучительно для обоих, Блейн всем своим нутром ощущает натяжение алой нити меж ними, той самой, что никогда не посмеет лопнуть. Он сам не позволит этому случиться, но сейчас нужно ехать. Определенное место в жизни брюнета занимал старенький Харлей, его достал брат на двадцатый день рождения. Тот день был одним из самых спорных, Курт первый раз кричал на него, действительно кричал, умолял вернуть «путевку на тот свет» обратно Купу и никогда не прикасаться к мотоциклу. Он говорил, что уйдет раз и навсегда, если Андерсон хоть раз сядет за руль, но, как видно, и Курт и Харлей остались в жизни брюнета. Удивительное мастерство убеждения, что неисправимо действовало на Хаммела, было освоено парнем в идеале. Потихоньку спуская сцепление, Блейн старался отогнать мысли о старой ссоре, они с его мальчиком редко серьезно обижались друг на друга, они имели безграничную власть друг над другом и не позволяли напряжению взять вверх.       Блейн настолько любит Курта, что шел на любой компромисс, выдвинутый им.       Курт настолько любит Блейна, что был готов часами искать выход, подходящий им обоим.       Шатен знает, что его мужчина сейчас гонит по трассам пригорода и буквально через тридцать минут будет в нужном месте, он бы мог и быстрее, но Курт ни за что не позволит. А Хаммел верит своему брюнету, тот никогда ему не соврет. И он, действительно, не обманет. Живет Курт « от ухода и до возвращения», порой ему кажется, что без Блейна он не существует, тает и едва заметной тенью прячется в уголке дивана. Шатен умел жить без своего любимого, он окончил НЙАДИ и даже пробовался на Бродвейскую постановку, но как-то не сложилось. У Курта были и друзья, например, Рейчел, что приходила с его братом на выходных, они пили чай и обсуждали малышку Хадсон-Берри, вспоминали школьные года, смеялись, но когда дверь закрывалась, мальчик вновь превращался в тень. Он уже давно перестал замечать, что говорит в прошедшем времени. Что без Блейна его и вовсе не существует.       На самом деле, не шатена нет без Андерсона, просто без него смысла нет. Никакого.       Спортивный зал встречает брюнета привычной жаркой удушливостью и ароматом мужской силы. Ни об одном из этих парней он не может думать так, как думает о Курте, каждый из них может быть «ничего», но так, как его мальчик - никто. Его шатен – это божество, фарфоровый ангел, спустившийся с небес. Его спасение. Блейн отмечает, что ни одна мысль не обходится без образа Хаммела, губы трогает едва заметная улыбка, но это ненадолго. Низкий голос тренера зовет на ринг, это голос палача и вопрос в том, кто победит: Андерсон или его виселица. Многие в этом месте уважают низкорослого бойца с крепким ударом левой, и почти каждый знает, почему его глаза опасно блестят, как только ноги касаются ринга. Силен. Сосредоточен. Расчетлив. Ничего не остается от милого, домашнего Блейна, что смешно хмурит брови во сне. У него есть повод быть сильнее.       Курт Хаммел – его личный стероид.       Основную часть дня Хаммел спит в уютном кресле на веранде, кошмары ему не снятся только рядом с Блейном. В остальное время Курт «срастается» с тенью и позволяет мрачным мыслям полностью занять его рассудок. Возможно, он бы и не прочь видеть действительно страшные сны, но ему грезится лишь прошлое, а оно хуже любого страха. Сколько бы ни прошло времени, шатен не забудет, как потерял себя. - Когда он вернется? – Голос любимого доносится, словно, через толщу воды, аппараты пищат, но голубоглазый не обращает на них внимания, он пытается фокусироваться на голосах. Почему он не может перестать тонуть? Остановите это, черт возьми! - Я ничего не могу гарантировать. Физически – скоро, но не ждите увидеть того же человека, каким он был раньше. Теперь мистер Хаммел не чувствует себя в безопасности чисто на подсознательном уровне, – почему это? Мальчик хочет встать и запротестовать. С ним все в порядке, почему какой-то докторишка заставляет его Блейна переживать? Он различает едва слышный сдавленный выдох и легкое покалывание в ладони, брюнет касается его? Его держат за руку. И даже через темную толщу воды он ощущает это. Он в безопасности, если рядом есть Блейн. Но прекратите этот цирк, немедленно. - Чем я могу помочь? – Каким-то слишком бесцветным голосом отзывается его мальчик. Сердце Курта пропускает удар, нет, его Блейн не должен говорить таким голосом. Блейн должен улыбнуться и сказать, что все будет хорошо, потому что это так, Курт достаточно силен, чтобы справиться с этим и Курт еще никогда так не ошибался. - Будьте рядом и оказывайте поддержку. Это все, что вы можете для него сделать, - покалывание в ладони усилилось, сознание играло с шатеном злую шутку и засасывало в беспробудную тьму. Где-то на краю реальности и обморока он различал хриплый шепот Андерсона: «Все будет хорошо, Курт, я больше никому не позволю тебя коснуться. Никогда»       Просыпается Хаммел от собственного стона, его мелко потряхивает, а ногти буквально до крови впиваются в бока. Оранжевые лучи заходящего солнца ласкают бледную кожу, окрашивая все вокруг в непривычные теплые тона. Он не всегда был таким, не всегда напоминал развалину и жил от «дозы до дозы». Теперь ему вечно нужна подпитка в образе его смысла.       Блейн Андерсон – его личное успокоительное.       Победы всегда даются тяжелым трудом, и никто не знает об этом так, как Блейн Андерсон. Наскоро он расшнуровывает перчатки, проводит забинтованной рукой по губам и наблюдает багровый след, ярко выделяющийся на посеревшей повязке. Боль нестерпимая. Все его тело превратилось в сплошной ком боли и нервов, натянутых до предела. Врачи хотят позаботиться о его ранениях и ушибах, но Блейн, как и всегда, отказывается, дома его ждет Курт, только Курт может все сделать правильно. Путь домой кажется совершенно бесконечным, но брюнет не думает об этом, он победитель, он делает это ради своего мальчика. Закат за пределами шумного города всегда казался Блейну самым прекрасным зрелищем, ему нравится обнимать Хаммела сидя на веранде, нравится заглядывать в его глаза и наблюдать, как голубое небо его взгляда поглощает золотое сияние последних солнечных лучей. И на пороге Андерсона встречает Курт, чуть более взволнованный, чем обычно, он пробегается взглядом по израненному телу любимого и вздрагивает всем телом, так бывает всегда. А Блейн не думает о себе, его волнует лишь красивое лицо шатена, обрамленное светлыми волосами, на которых играют теплые лучики солнца.       Он прекрасен на рассвете, в закате, при лунном свете. Всегда прекрасен.       Курт никогда не задает вопросов, ему просто кажется, что если губы разомкнуться, то за место речи раздадутся рыдания. Его тонкие пальцы обвивают запястье Андерсона, на самом деле, шатен намного сильнее, чем кажется, он тянет своего мужчину в квартиру, тот бросает сумку у порога и тут же оказывается в своем кресле. Спиной Хаммел ощущает, как за ним следят два медовых глаза, он закусывает губу и находит аптечку, как же ему хочется успокоить боль, что, незаметно для самого Блейна, плещется в волшебных глазах. Глаза Блейна никогда не лгут, Курт научился понимать каждый взгляд своего смысла. Они молчат, но хотят сказать так много. Шатен лишь тихонько присаживается на колени любимого, погружает ватный диск в антисептик и едва уловимыми касаниями порхает по разбитой скуле. Блейн почти не шипит, он старается улыбнуться и не сводит взгляда с лица своего мальчика, что так бережно избавляется от следов крови. - Так лучше? – Ранее звонкий голос раздается привычно приглушенно, Курт уже много лет напоминает свою бледную тень, это отражается и в голосе. Он больше не поет. Разве что, во снах Блейна. - Определенно. Как ты себя чувствуешь? – Голос Андерсона всегда переполнен заботой и нежностью, он может выбивать челюсти и заламывать руки, но со своим мальчиком становится самой покладистостью. - Это ты у меня спрашиваешь? – Ласково смеется Курт, делая ударение на «ты», он старается держать себя в руках и быть естественным, но руки предательски подрагивают, когда очередной пластырь ложится на порез, пересекающий бровь. - Все в порядке, солнце, на этом можно остановиться, - Андерсон нежно берет ладони шатена в свои собственные, переплетая пальцы и поднося поочередно к своим губам для легкого поцелуя. Кожа Курта пахнет антибактериальными средствами и чем-то неуловимым, это не одеколон и не мыло, это запах самого Курта. Неповторимый. Блейн не может удержаться и закрывает глаза, вдыхая аромат, растворяясь в нем, его мальчик всегда пахнет просто сказочно. - Я д-должен закончить обработку, - голос его подрагивает, шатен заикается, чем ближе к нему Блейн, тем чувствительней он становится. Курт оживает сразу же, как попадает в атмосферу, созданную брюнетом, это кислород Хаммела, его личное спасение и лекарство от всех страхов. - Лучше поцелуй меня, - хрипит брюнет, не раскрывая глаз, мальчик все еще на его коленях, но слишком далеко. Андерсон отпускает ладонь и перемещает пальцы на стройную талию, пододвигая шатена к себе, полностью окунаясь в его свежий, естественный аромат. Поначалу Курт не двигается, точно привыкает к сложившемуся положению, свободную руку он перемещает на щеку брюнета и медленно наклоняется вперед, накрывая его губы собственным. Вкус солоновато-горький, запекшаяся кровь на губе Блейна отдает металлом, но сейчас это не имеет никакого значения, они дышат через этот поцелуй, погружаясь друг в друга. Такое касание почти целомудренно, без языка или слюны, просто нежное столкновение губ, но этого им достаточно.       Терпения у Курта всегда было меньше, чем у его мужчины, потому он, чуть осмелев, проводит кончиком розового язычка по нижней губе Андерсона, а потом по верхней, слегка смачивая пересохшие губы. Это всегда сводило Блейна с ума, отгоняя мысли о самой сильной боли, пока шатен осторожно изучал и без того знакомые губы, пальцы брюнета блуждали по талии и пояснице мальчика. Может ли кожа быть такой восхитительно прозрачной и нежной? Будучи не знакомым с Куртом, он бы сказал, что нет, но рядом с ним это становилось прописной истиной. Губы брюнета размыкаются и впускают язык любимого внутрь, он блуждает по идеальным зубам, скользит по внутренней стороне щеки и, в очередной раз, сталкиваясь с зубами, прокатывается по небу. Блейн полностью растворяется в этом ощущении, его собственный язык ищет язык шатена и, наконец, находит его, Хаммел вздрагивает, ощущая, как пальцы его мужчины скользнули под резинку домашних штанов и прошлись по каемке боксеров, щекоча. Он выгибается навстречу брюнету, желая сократить мизерные остатки расстояния между ними, Курт посасывает язык возлюбленного, зарывается в его кудряшки пальцами, стремясь сдержать подкатывающий стон удовольствия.       Увы, воздух не бесконечен и поцелуй разрывается, голубоглазый дышит тихо и слегка резко, фарфоровые щеки наливаются краской, обретая приятную живость, Блейн может только улыбаться, смотря на своего зардевшегося мальчика. Если бы любовь можно было измерить, то он бы мерил ее в смущенных взглядах шатена, в том, как по-особенному Курт шепчет его имя, в высоких стонах, срывающихся с покрасневших от поцелуев губ. Его мальчик был слишком красивым, чтобы это можно было измерить, он бесценен, и любое чувство, вызываемое им, было таким же. Для них не требовались слова разрешения, все было понятно по безгранично влюбленным взглядам. Андерсон наклоняется вперед и припадает к идеальной шее мальчика, ведя дорожку влажных поцелуев от ложбинки меж ключицами и до линии подбородка, Курт задыхается наслаждением и перекидывает ногу через его бедра, сокращая остатки расстояния меж их телами, садясь верхом. - Можно я буду любить тебя вечно? – Шепчет Блейн на ухо шатена, что оставляет рваные поцелуи на его скуле, тот на секунду отстраняется и заглядывает в любимые глаза, не зная, стоит ли отвечать, все было столь очевидно и прозрачно, что вопрос автоматически становится риторическим. Губы его подрагивают, но слова не находятся и Хаммел просто рвется вперед, еще сильнее цепляясь за майку возлюбленного и впиваясь в его губы горячим, требовательным поцелуем. Меж ними не нужны лишние слова. Чувства говорят за них. Курт посасывает нижнюю губу Блейна, чуть прикусывая ее, мурашки бегают по его телу, потому что руки брюнета продолжают скользить по его телу. Теплые пальцы пробегаются по косым мышцам и движутся к плоскому животу, обводя пупок, его руки чуть шершавые от натертых мозолей, но это лишь усиливает возбуждение. Ладонь Андерсона нарочито медленно скользит по животу и переходит к груди, большим пальцем он задевает чувствительный сосок и глаза шатена резко распахиваются, а поцелуй глушит сорвавшийся стон. - Не сдерживайся, хочу слышать всего тебя, - поцелуй разорван на секунду, но этого достаточно, чтобы голубоглазый почувствовал недостаток кислорода, он задыхается без этих губ. И Блейн не может заставлять его мучиться, он дарит любимому еще один поцелуй, слишком короткий, но достаточно чувственный, чтобы голова мальчика закружилась. Ему никогда не будет много.       Курт напоминает настоящего ангела, но когда дело доходит до ублажения брюнета, с ним происходят невероятные изменения, голубые глаза загораются пламенем желания, а розоватые щеки пылают еще сильнее. Через тонкие джинсы брюнета Хаммел ощущает его каменное возбуждение и находит совесть, чтобы не заставлять его ждать. Одним движением он скатывается с коленей мужчины и разводит его ноги, устраиваясь меж ними. Честный, вопрошающий взгляд, обращенный к Андерсону, заставляет его приглушенно зарычать. Как можно быть таким горячим и невинным одновременно?       Реакцию Блейна Курт принимает за согласие, непослушными пальцами он расправляется с пуговкой на джинсах, пальцы действительно отказываются подчиняться и, чтобы прибавить происходящему максимально возбуждающий вид, шатен наклоняется вперед, слегка прикусывает бегунок, дабы расстегнуть молнию. Дело пошло быстрее, штаны брюнета, в компании боксеров, оказываются на полу с характерным звуком. Вид возбужденной плоти Блейна заставляет Хаммела облизнуть пересохшие губы, эти вполне обычные манипуляции дразнят брюнета, призывают медленно сходить с ума и молиться всем богам разом, чтобы не кончить при первом же касании любимых губ. И Курт не собирается останавливаться, он все еще ощущает напряжение Блейна, его усталость. Элегантные пальцы пробегают по члену парня, и с его губ срывается гортанный рык, не дожидаясь следующей реакции, шатен наклоняется вперед, несколько раз целует головку, слизывая горьковатые капли смазки. Если Блейн умел убеждать одним только взглядом, то шатен вполне мог использовать минет как секретный способ внушения.       Горячий язык Курта несколько раз скользит по всей длине, задерживаясь у основания и возвращаясь к уздечке, играя с ней. Шатен делает все нарочито медленно, точно растягивая удовольствие, он неотрывно смотрит в потемневшие глаза брюнета и понимает, что все делает правильно. Ощущение собственного возбуждение становится почти невыносимым, но Курт все для себя решил, сегодня удовольствие доставляет он. Кончиками пальцев он водит по вздувшимся венам у самого основания, а головку обхватывает в тугое кольцо губ, совершая круговые движения языком. Он все еще не принимает плоть полностью, но Блейн уже на грани. Стоны Андерсона разносятся по комнате, «отскакивают» от стен и приятно ласкают слух Хаммела. Такой образ сладкой пытки определенно нравится брюнету. Курт в очередной раз оторвался, чтобы вздохнуть и припал обратно, проводя дорожку поцелуев по всей длине, играя прохладными пальцами с мошонкой. По лицу брюнета было понятно, что он на пределе и шатен в очередной раз сомкнул кольцо губ, принимая его целиком и ускоряя темп. Неприятное ощущение сдавило горло, но возбуждение и набранный темп не позволяли остановиться, Курт насадился еще несколько раз и почувствовал, как брюнет интенсивно изливается в его рот. Не упустив не единой капли, Курт мягко улыбается и поднимается вверх, желая получить поцелуй и Блейн не смеет отказать ему в этом.       Ощущать собственный вкус на родных губах кажется ему таким правильным и привычным, что Андерсон не удерживается от улыбки. Его мальчик столь прекрасен, что руки так и тянутся лишить его остатков одежды. Горячо целуя шею, брюнет пробегает по ряду мелких пуговиц, и вскоре рубашка Курта отправляется вслед за джинсами Андерсона. Кресло явно становится мало для тех действий, которые хочет проводить брюнет, он придерживает мальчика за талию, поднимаясь с места. Шатен чисто инстинктивно обхватывает его бедра ногами и цепляется за шею, припадая ближе, на ходу Блейн целует плечи и ключицы любимого, слегка прикусывая их и оттягивая кожу. Прерывистое дыхание и сдавленные стоны преследуют их, как бы Курт ни хотел замолчать, он не может, брюнет еле сдерживается, чтобы не положить разгоряченного возлюбленного на кухонный стол и сделать все прямо там. Он никого не хочет так, как этого фарфорового мальчика, слишком прекрасного, чтобы быть настоящим, слишком сломанного, чтобы стать прежним.       Простыни приятно ласкают разгоряченные тела, тренировки Блейна отнимали у них возможность побыть вместе на протяжении недели и сейчас они хотели нагнать упущенное за эти долгие семь дней. Избавившись от последней одежды и избавив от нее Курта, Андерсон не устает покрывать любимое тело поцелуями и крохотными засосами. Он хочет коснуться плоти Курта, но тот отрицательно качает головой, говоря одним только взглядом, что хочет совсем иного. Ну, разве можно сопротивляться этим аквамариновым глазам? На ощупь Блейн находит прикроватную тумбочку и тюбик лубриканта, что неизменно покоится на ней. Пока он выдавливает гель на собственные пальцы, Курт устраивается удобнее, подкладывая подушку под поясницу и заглядывая в любимые глаза. - Готов? – Ласково вопрошает брюнет, его голос слегка хриплый, бархатный и, определенно, возбужденный, заставляет мальчика едва заметно улыбнуться. - Ты и сам знаешь, - Блейн подбирается выше и устраивает свободную руку у уха шатена, указательным пальцем он давит на тугое колечко мышц, Курт выгибается навстречу, желая скорее заполнить одинокую пустоту внутри. Без Андерсона он был неполным и совершенно разбитым, как бы ему не хотелось этого признавать. Брюнет склеивает его обратно, собирает по частям и восстанавливает каждым касанием. Первый палец скользнул внутрь и шатен закусил губу, чтобы не издать стон, ему хочется кричать, не от боли, эта боль приятная, тянущая на дно наслаждения, а от счастья. Блейн снова рядом, он внутри, он не оставит Курта в одиночестве. К указательному пальцу прибавился еще один, Андерсон разводит их и начинает двигаться, находя удобный темп и угол проникновения. Как только брюнет касается бугорка простаты, Курт сильно выгибается и громко стонет, цепляясь за белые простыни, Блейн сводит его с ума, заставляет метаться из стороны в сторону и тихо поскуливать.       Больше Хаммел не выдерживает звука собственных стонов и зажимает рот ладонью, кусая бледную кожу, но это не устраивает его мужчину и тот нагибается, целуя тыльную сторону ладони любимого, он извиняется, но за что? Курту не приходится долго ждать ответ, свободная рука ложиться на его член и двигается в бешеном ритме, подстраиваясь под пальцы, находящиеся внутри. Теперь мальчик совершенно не может сдержать громкого проявления собственных чувств, рука его возвращается на простыни, а губы пошло приоткрываются, отпуская на свободу не менее пошлые звуки. На секунду Хаммелу показалось, что если Блейн продолжит в том же духе, то он просто не выдержит, пытаясь привести в порядок речь, он шепчет: - Боже… Блейн, я готов, умоляю… сделай это… - Его голос соблазнительно прерывается, а глаза блаженно закатываются, когда губы брюнета накрывают темный сосок, он слегка прикусывает и оттягивает его, чтобы отвлечь Курта от образовавшейся внутри пустоты. Но, даже не смотря на это, Курт тихонько хныкает и кусает губы. Они давно не используют презервативов, потому что знают, им нечего опасаться друг перед другом. Блейн наскоро наносит смазку и приставляет возбужденную плоть к входу шатена, тот слегка подается вперед, желая почувствовать его внутри.       Андерсон подразнивающе водит вокруг кольца мышц и, наконец, надавливает, входя до середины, сладкий стон заполняет комнату электрическими разрядами. Поначалу брюнет застывает, припадая к губам любимого и позволяя ему привыкнуть к сложившимся ощущениям. Вскоре Хаммел едва уловимо кивает, призывая к началу движения и Блейн смело толкается вперед, входя до самого конца, темп находится почти сразу же. Первые толчки медленные, пробные, следующие чуть более напористые и резкие, когда Блейн достает до простаты, Курт высоко стонет и выгибается, чуть приподнимаясь. Пользуясь этим, брюнет обнимает его за талию и меняет положение, теперь шатен сидит сверху и крепко прижимается к груди Андерсона, что методично вдалбливается в любимое тело. Курт наклоняет голову, дабы достать губы брюнета, слегка прикусывает нижнюю и погружает своего мужчину в невероятный поцелуй, сдавливающий ответные стоны. - Прекрасный… ты такой прекрасный, - шипит Блейн, понимая, что уже не может сдерживаться, он крепко прижимается к своему мальчику, оставляя следы на фарфоровой спине, а тот, в свою очередь, царапает широкие плечи и откидывает голову назад, изливаясь меж их животами. Спустя еще несколько рваных толчков кончает и Андерсон, заполняя Курта изнутри. Тела их расслабляются и опускаются на простыни, последние лучи солнца всего пару минут назад скрылись за горизонтом, и комната наполнилась мягким полумраком, но им было не до того. По крайней мере, Курту, а Андерсон еще надолго запомнит, как последние лучи солнца умирают в глазах его любимого. Шатен накручивает кудри Блейна на пальцы и не сдерживает улыбки, видя умиротворенное лицо. Его мужчина, наконец, может отдохнуть, и для Курта нет большего счастья, чем это. - Не знаю, за какой поступок мне позволено любить тебя, Курт Хаммел, - теперь голос брюнета кажется более спокойным, но все еще слегка запыхавшимся и хриплым. - Тут все как раз таки наоборот, милый, это мне было позволено стать любимым тобой, - шепнул шатен, пряча лицо на загорелой груди.       Они близки как никогда.       Они – родственные души.       Они были друг у друга, любовь делала их целыми.