Мой свет

Меня можно сломить, я могу потерять самообладание. Твои слова в голове, словно ножи прямо в сердце, Ты обнадёжил меня, а затем мои мечты разбил вдребезги, Ведь я всего лишь человек. Christina Perri — Human.

Нэнси однажды сказала, что я должна уехать из дома. Она никогда не вносила в свою речь длинных и монотонных слов, списывая это на то, что так ускользнёт суть того, что она хочет передать. Она просто властно встала в проёме моей комнаты утром понедельника, скрестила руки на груди, осмотрела скептическим взглядом беспорядок, устроенный вчера мною же, и произнесла, чтобы я катилась из этого дома, даже не предоставив альтернативу. Не то, чтобы я имела право выбора. Нэнси вовсе не моя мать. Некогда любовница, а сейчас полноправная жена моего отца, а также моя мачеха, имеющая прерогативу командовать мной, когда только вздумается. Моя жизнь становится всё больше и больше похожей на глупую историю о Золушке, которую никак не ждал типичный хэппи-энд. Даже отец не знает, что я живу в старом Форде.       О хэппи-эндэ полагает только слишком наивная Мария. На самом деле, я люблю Нэнси Хилмор. Да, она та ещё сучка, но когда они с отцом только что поженились, эта женщина всеми силами старалась заменить мне мать, которая умерла пять лет назад. В её крови нашли какую-то гадость, а потом раз, — и её не стало. Всё прошло слишком быстро: вот она готовит мне завтрак в школу — мой любимый сэндвич с арахисовым маслом — и уже в следующую секунду она сидит на коленях, кашляет, но одновременно пытается стереть кровь с паркета, чтобы её девочка ничего не увидела. Когда не ожидаешь от жизни ничего хорошего...       ... плохое не заставляет себя ждать. Я встретила Джастина три года назад. Он сидел за огромным столом, ранее принадлежавшее Итану — тупому баскетболисту, который выпустился в том году. Никто так и не знает на самом деле, как именно ему удалось окончить школу, но факт остаётся фактом: больше никто не видел его самодовольное лицо и не слышал пошлых шуточек насчёт слишком «длинной» юбки чирлидерши. Все надеялись, что Джастин станет новым Идолом школы Иствик Хай. И он оправдал ожидания. Однако уже на следующей неделе я смогла видеть его не только в кафетерии и на французском, но ещё и у себя на кухне, в гостиной... В ванной. Боже, если бы я рассказала кому-нибудь о том, что сам Джастин Бибер принимал пенную ванну у меня за стеной, то я явно стала бы Королевой всего мира! Но... Я этого не делала. Он является моим родственником, пусть и не кровным. Хотя это сказано слишком громко. Я влюбилась в Джастина Бибера ещё тогда, когда увидела его на уроке французского языка. Я часто нацепляла на лицо фальшивую улыбку, чтобы только увидеть Его ответный проблеск веселья в светло-карих глазах. — Она живёт в своей машине. Говорят, что её выгнали из дома за то, что переспала с бойфрендом её мачехи. Эта Мария такая шлюха, оказывается. Она слишком грязная, пусть хотя бы так станет чистой.       Грязь. Смирительная рубашка, словно корсет, стягивает моё тело. Руки начают дрожать, а пальцы немеют. Я ухожу под воду, тяжесть рубашки тянет меня на дно. Глотаю ртом воздух, но вместо этого в лёгкие попадает противная вода. Хлорка жгёт глаза, а я продолжаю идти на дно, словно чёртов Титаник. Наверху двигаются размытые силуэты, которые указывают пальцем в воду и смеются. Я чувствую, что им это приносит удовольствие. Они не могут спокойно наблюдать, как их одноклассница попала в ту ситуацию, которую они долго готовили. Это их труды, и они не должны остаться без внимания. Они просто жалко восхищаются тем, с какой «грациозностью» я плюхнулась в воду, при этом Роксана, скорее всего, начала возмущаться по поводу огромного количества брызг, которые задели её новую кофточку. Одна сплошная грязь льётся из уст моих одноклассников. Большинство из них я даже не знала и видела впервые, но они, почему-то, уже знают меня «От» и «До». Я не помню ни тот момент, когда выставляла себя на всеобщее обозрение, ни то, чтобы я разрешала говорить о себе, однако моё мнение здесь мало кого волнует. Да, эта странная девушка со странным сочетанием тёмных волос и россыпью веснушек не так часто выделялась из всеобщей массы. — У неё ужасное тело, — прошептала однажды Келси, когда я снимала с себя тёплую кофту. Я ненавидела физкультуру, вторники и бассейн, а мистер Фрайдер ненавидел меня. Приходилось послушно посещать и волейбол, где меня ставили в самый конец, и плавание. — Даже на животе веснушки. Это так противно. Далее они смеялись. Громко, будто это действительно самая смешная шутка во всей Вселенной. Хотелось провалиться сквозь землю из-за того, что вообще нахожусь здесь, среди идеальных девушек. Мне никогда не нравились веснушки. Ни на теле, ни на руках, ни на лице. Даже скажу больше — я их ненавижу. Ненавижу за то, что они так ужасно выделяются даже зимой, когда им положено стать незаметными; ненавижу за то, что они стали началом моего ужасного существования в школе Иствик Хай. В восьмом классе их не было. Но Джастин никогда не смеялся. Он часто смотрел на меня с долей сосредоточенности. Мне это нравилось. Безумно нравилось. Паника сдавливает мне грудь, когда я касаюсь ногами дна. Какие-то три метра отделяют меня от такого необходимого сейчас кислорода. Если не буду быстро двигаться, то вскоре утону. Хочется разорвать ткань, что плотно сковало моё тело, сложить руки по швам, начать брыкаться и отчаянно плыть к свету, к воздуху. К спасению.       Я видела Его. Его тело, покрытое татуировками, было далеким от идеала, однако мне было вовсе не важно, потому что это был просто... Он? В глазах начинает темнеть. Я и сама понимаю, что дольше двух минут не смогу продержаться. Лёгкие, кажется, уже насытились хлорированной водой школьного бассейна и теперь попросту отказываются подчиняться правилам организма. Я чувствую, как горло саднит от нехватки кислорода, мелкие пузырики начиют подниматься к поверхности, тем самым ознаменовывая, что воздух в лёгких бунтуют из-за недостачи. Разум, кажется, уже включает функцию «Вне сети» и с каждым разом медленно угасает.       Для меня Он всегда был прекрасным, пусть и таким же холодным, как эта вода в бассейне. Голова начинает кружиться, однако рассудок и видение реальности всё ещё стараются удерживать меня. Губы явно синеют от длительного нахождения в холоде. Я стараюсь высвободить хотя бы правую руку, так как именно она сейчас почти у цели к освобождению. Но, кажется, всё тщетно.       Когда мне было страшно, то Он становился моим светом. Я шла через темноту, а Он освещал мой путь. Пусть Он этого и не понимал. Наконец чувствую, как глаза закрываются, а лёгкие наполняются через нос водой. Прекращаются попытки к высвобождению. Моё тело слабеет и, под оглушительный смех, который ещё доносится с поверхности, начинает снова уходить ко дну... но это не происходит. Сильный рывок выводит меня из темноты. Я ощущаю крепкие оковы, что сжимаются вокруг моего запястья. Наверное, они могут сломать его, но я позволила бы сделать это, потому что эти оковы —единственная вещь, что дарит тепло. А мне ужасно холодно. Я чувствую воздух, но не могу по-настоящему насладиться им. Будто невидимый барьер перекрыл мне путь, не позволяя сделать вдох. Наверное, это лучшее, что только может со мной произойти. — Это человек! Это всего лишь человек! — кричит Джастин, но его голос настолько далёк, будто нас разделяет невидимый туннель. — Она могла сдохнуть, пока вы насыщали свои животы удовольствием. Понимаете?! Ни черта вы не понимаете! — голос с каждым разом становится тише. Для того, чтобы расслышать, мне приходится побороть отвращение, когда я чувствую, что вода начинает плескаться в лёгких. Это ужасное зрелище, если честно. — Если бы... Чёрт! Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?! Мне ещё никогда так не хотелось, чтобы я осталась одна. Даже Он должен был исчезнуть из моего окружения.       Грязная. Грязь повсюду на моём теле, и мне страшно, если она поглотит меня. Боже, мне настолько страшно, что даже непонятно: колени дрожат от этого или от холода? Может, во всём виновата смена положения? Сначала я была в воде, потом — на полу. Но всё равно одно и то же — холодная как и этот самый пол, так и эта самая вода. У нас сейчас одинаковая температура. — Она бы не умерла, Джастин, — отвечает Келси, кажется. Может, это Роуз. А может и вовсе какой-нибудь парень из баскетбольной команды, который проходил мимо. — Вы готовы накинуться на человека, который не может защитить себя только потому, чтобы удовлетворить собственное противное эго. Вы ходите в школу, чтобы показать свою власть, но чего вы стоите? Та, которая слабее физически — сильнее внутренне. Вы это понимаете, она отличается этим от вас. Вы ненавидите её. И для меня она — самый прекрасный в мире человек! Мне плевать, что она — моя сводная сестра. Если бы она... Если бы... Я открываю глаза, но тут же возвращаю их в прежнее состояние. Никогда не замечала, насколько ярким может быть освещение в бассейне. Боже, почему мистер Фрайдер не обращает на это никакого внимания? Я бы не выдержала находиться изо дня в день при таком свете. А потом я ощутила настоящее тепло. Я не сомневаюсь, что это тепло было от Джастина. Его руки мягко, словно это делала мама, обнимают меня и прижимают к себе. Стук его сердца слышен даже мне. Когда мне было страшно, когда на улице была гроза, я часто приходила к маме, и она обнимала меня, укачивала в своих объятиях и шептала, что такие принцессы не могут бояться удара грома и молнии. Но мне было страшно. Иногда мне кажется, что я вообще всего боюсь. Я боюсь, что мой отец уйдёт к матери, и я останусь одна; что я так и буду грязной только потому, что об этом говорят за каждым углом. Я боюсь потерять сегодняшнее тепло. — Если бы у меня кто-нибудь спросил о том, как сильно я испугался по десятибалльной шкале, то я ответил бы, что «девять», — шепчет Джастин так, чтобы его могла услышать только я. — Я знал, что вытащу тебя. Но не знал, будешь ли ты бороться. Но твоё сердце стучит так громко, Мария. Я не Золушка. Далеко не она. У меня даже платья нет. Но я рада, что я — просто человек, которого обнимают любимые руки.