***
Говорят, что «самые несчастные люди на свете — палеонтологи и патологоанатомы». За тех кто ковырялся во всяком старье Леонард отвечать бы не стал, но его работа ему нравилась. Она была в меру творческой, разнообразной и с приличной зарплатой. А после того как он стал заведующим отделения, стало и вовсе хорошо. Теперь он мог слать нахер приставучих студентов и отправлять фельдшеров разговаривать с родственниками умерших в приемное. Словом, он чувствовал себя счастливым, и успешным, и довольным жизнью, если бы не одно но: гребаная стопка отчетов на его столе, которая за последние пару часов и не думала уменьшиться. Кому нахер в век цифровых технологий нужны печатные дубликаты? Амбарная книга и та была оцифрована, а тела родственникам выдавались по цифровой подписи. Но нет, результаты вскрытия извольте писать руками, по-старинке. Чертова бюрократия. Маккой размял пальцы, осторожно поправил свежий пластырь на левой руке — испачканные кровью бумаги в архив не принимали, и решил что с него хватит. Нестерпимо хотелось выпить. Лучше всего бурбона. Можно виски. Он бы даже согласился сейчас на кофе с коньяком, если бы не был в завязке. После бурного развода с последней женой Леонард довольно часто стал прикладываться к бутылке. Потом обида прошла, сердце вроде тоже попустило, а привычка осталась. И все бы ничего, если бы бутылку-полторы спустя ему не хотелось так отчаянно или потрахаться, или подраться. И с тем и с другим по итогу возникали проблемы. Трахаться было не с кем: на въевшийся в кожу и волосы запах формалина ночные бабочки не слетались, даже сильно потрепанные. Кроме Джима, конечно, но с этим мотыльком были свои сложности. А хорошая драка могла если не лишить его работы, то вывести из строя надолго. Он все-таки работал руками. Маккой зевнул, поежился и полез ковыряться в нижний ящик стола. Там, в загашнике, у него лежали какие-то таблетки с метилксантином. Нужно было по быстрому закинуться, чтобы не отвлекаться от работы походами на кухню за дозой кофеина. Внутренний, недремлющий, полный ехидства голос, тут же не постеснялся напомнить что ему уже не двадцать пять и сердце не казенное. Что оказавшись на столе в секционке, его тело получат не кто иные, как его же студенты. Те, дебилы, которым он даже ведро с тряпкой не доверит. Вообщем с его трупом они предсказуемо не справятся, а значит позовут доктора Чепел — милую, никому не отказывающую в помощи, Кристину. Которая будет его вскрывать и грустить. А как на печень посмотрит так еще и всплакнет. Маккой обреченно вздохнул и защелкал ободком браслета, запуская кофеварку по вай-фаю. Расстраивать Кристину действительно не хотелось. А бумажки… никуда бумажки от него не убегут. Как и отпуск.***
На общей кухне приятно пахло молотыми кофейными зернами и знакомым цветочным шлейфом духов. Интересно, Кристина просто заходила перед уходом или еще не ушла? Леонард приоткрыл навесной шкафчик и посчитал чашки. Одной не хватало. Пожалуй, стоило сделать обход, провести так сказать профилактику остеохондроза, артрита и маниакально-депрессивного психоза, вызванного бессмысленной бюрократической текучкой. Может быть поймать пару потерявшихся студентов, считавших, что заниматься сексом в морозильной камере это пиздец как романтично. Ну и конечно, проверить, не готовят ли мертвецы восстание. Леонард поправил высокий воротничок униформы и пригладил волосы, поймав отражение в зеркальной стенке репликатора. Два бутерброда с тунцом слегка помявшись влезли в неглубокие карманы халата и теперь очень мешали при ходьбе. Некоторые из врачей старались не есть на рабочем месте, опасаясь плохих примет, но Маккой и Кристина были не суеверными и дважды в неделю с удовольствием уплетали китайскую лапшу с одного стола с покойником, если их ночные дежурства совпадали. Вот только сегодня Леонард по расписанию дежурил сам. Кто-то из фельдшеров наверняка дрых в сестринской, но это считалось нормальной практикой. У них здесь не приемное скорой, срочной работы от которой горит кафель под ногами почти нет, почему бы не дать людям нормально отдохнуть за деньги честных налогоплательщиков. Прохаживаясь по этажам и попивая кофе из большой кружки, Маккой заглянул в смотровую и в лабораторию, раз уж та попалась по дороге. Немного задержался в блоке с морозилками, надеясь устроить взбучку какой-нибудь уединившись парочке, исключительно для поддержания собственного авторитета. Но там, увы, никого не оказалось. Наконец, он дошел до «трупной», которой обычно пользовались фельдшеры и практиканты, и где сейчас явно кто-то был. Что там могла забыть в такой час Кристина оставалось загадкой. Холодный белый свет маняще пробивался сквозь стеклянные бойницы дверей, а приятный женский голос с легкой хрипотцой, еле слышно напевал что-то из рок-классики. Нарочито громко потоптавшись под дверью, Леонард толкнул ее носком кроссовка и вошел в лабораторию. Все же был шанс что там окажется кто-то из студентов-стажеров, а пара обмороков или сердечный приступ ему сейчас нахер не сдались. Но за секционным столом работала только доктор Чепел. Ее светлые, почти белые волосы были забраны в пучок на затылке, под подбородком болтался респиратор базовой комплектации, а куртка, накинутая на плечи, была явно не по размеру. — Заходи, злобный мертвяк, я тебя заждалась. Но без кофе никаких мозгов. Баш на баш, — Кристина повернула голову в сторону Маккоя, не переставая ловко орудовать иглой, и подмигнула. — Я с откупными, — Леонард пристроил кружку на краю стола и не без труда достал из кармана упакованный в пластик бутерброд. Кто додумался делать такие узкие карманы в халатах? На кой черт? Чтоб по фигуре сидел что ли? У них тут морг или подиум? Было бы перед кем дефилировать. В лабораторном зале работали все лампы и даже две дополнительных: одна у окна, а вторая над широким окуляром линзы, закрепленной у стола, где копошилась доктор Чэпел. Кондиционеры щедро морозили как летом, и только по какой-то счастливой случайности стены еще не покрылись льдом. Маккой поежился, поспешно ища взглядом запасную куртку. Нет, он любил холод, несмотря на то, что вырос в солнечной Джорджии. Иногда даже шутил, что выбрал профессию патологоанатома только чтобы летом не платить за электричество. И не голодать. Но такая холодина была чересчур даже для него. И блядская техническая куртка как под землю канула. — Кондиционеры: пауза, — сдался Маккой и тут же закашлялся. Горький, резкий запах формалина, вернувшись в одно мгновение, лишил его обоняния и аппетита. — Что ты тут на ночь делаешь? — вежливо поинтересовался он у Кристины. Бутерброд, ставший безвкусным пришлось дожевывать уже из принципа, запивая столь же безвкусным кофе. — Я тебе дежурство на сегодня не ставил. — Помогаю по мелочи, — многозначительно протянула Чепел, ловко пряча хвостик нитки внутрь грудного шва. Потом кинула иголку и перчатки в кварцеватель, и потянулась за бутербродом. — А ты уже закончил? — Судя по горе бумаг на моем столе я еще даже на начал, — вздохнул Леонард. Кристина ободряюще похлопала его по плечу. — Хочешь, потом помогу? — А чего ты здесь вообще делаешь.? — начал Маккой, наклонившись к ней чуть ближе, чтобы рассмотреть пациента на столе, и едва не подпрыгнул от негодования: — Ебаный ты нахуй! Это что, мозг?! Почему, блядь, он в черепной коробке, а не в брюшине? Гипофиз? Какой кретин его вынимал?! Кристина?!. Маккой закипал быстро, как кастрюля воды в жерле вулкана и остановить его душевные порывы мог разве что каток, вдавив в свежий асфальт. По его мнению, которым Леонард щедро делился со всеми окружающими независимо от их желания, вскрытие было процессом творческим, требующим немалого напряжения ума, логики и даже фантазии. Здесь вам не просто нужно выковырять пулю из кишок или порубить голень на котлеты. Нет. Патологическая анатомия — искусство высокое, не для каждого. Здесь не всегда все очевидно. Бывает, причина смерти не лежит на поверхности и приходится пробовать и так и этак, брать дополнительные анализы, корпеть над микроскопом сутки напролет. А когда у тебя нет дня или двух, чтобы диагноз созрел? Когда приходит биопсия со стола хирурга и счет идет на часы? Тут нужен острый ум и порой почти детективное расследование. Которое какой-то криворукий стажер превращает в неизвестно что. Доктор Чепел уверенно оттеснила Маккой подальше от тела, закрывая обзор «колыбельки» рабочего стола и намекая не совать нос не в свое дело. Леонард не стал топтаться за ее плечом и решительно обошел стол, защелкав экраном браслета на ноге трупа. И чья же это работа у нас? Какой идиот здесь решил забить на протокол и поиграть в доктора Франкенштейна? Но ячейки памяти на электронно бирке были девственно пусты. — Кристина, ты ничего не хочешь мне рассказать? — издалека начал Леонард. — Не-а. Нифего нофого, — с полным ртом покачала головой доктор, аккуратно упаковывая внутренние органы и мозговой салат в брюшную полость. — Я может премию хочу вручить, за самое творческое вскрытие, мне бы только узнать фамилию победителя… — Фсё рафно не фскажу, — упрямо запротестовала Кристина. — Ты их фотом… кхе… потом к телам не допустишь, еще и показательную экзекуцию устроишь, знаю я тебя. — О, значит, тут у нас коллективное творчество. Уже интересно… Маккой неспешно перебирал в уме всех новичков в отделении: Брент? — Нет, у него неплохая практика в хирургии была. Неужели Джо? Скорее всего. И Кохрейн с ним в паре, они же гребаный батончик твикс — пчтичнки неразлучники, блядь. Они и в туалет, наверное, вместе ходят. Поддержать друг друга. — Кристин, у нас здесь же не клуб «очумелые ручки 6+», а допущенные к работе врачи должны слышать про метод Шору хотя бы, — смиренно начал Леонард. Ругаться с Кристиной он не хотел. Она потом обижалась, хоть и не подавала виду, а результата было ноль. Ей бы не в танатологическом торчать, а на кафедру уйти: учить и направлять, с ее то терпением к чужим ошибкам. О, ее поистине буддийское спокойствие привлекало Маккоя так же сильно как и красивая, упругая грудь третьего размера в паре с узкими бедрами и по мальчишечьи худыми ногами. В такую ночь как эта, он бы хотел сидеть с ней в баре, или гулять по набережной, чтобы потом пойти к кому-нибудь из них домой под предлогом согреться и остаться вместе до утра в одной постели, а не ругаться, отчитывая за косяки дебилов-недоучек. Стоило давно позвать ее на свидание, но Леонард почему-то медлил, искал подходящий момент. Может быть сейчас? — И как будешь закрывать этот неописуемо аккуратный шов через середину лба? Челки у этого мужика нет, — примирительно поинтересовался Маккой. — Да как обычно — загримирую сверху и все, — вздохнула Чепел. — Что тут думать? Без вариантов. Маккой долго молчал, пока не поймал ее взгляд, и не покачал головой. — Если наши санитары будут так и дальше работать, скоро мы перестанем отдавать родственникам тела. — Почему? — искренне удивилась она, не отрывая от Маккоя своего красивого взгляда голубых глаз в обрамлении светлых, песочных, ресниц. — Стыдно будет. Кристина засмеялась. Смеялась она легко и звонко, не сдерживаясь, и ее голос канареечным эхом разливался по секционной, отражаясь от стен и потолка. — Ты мне нравишься, — вдруг сказал Маккой. — Ты мне тоже, Леонард, — улыбнулась доктор Чепел и ошарашенно замерла, когда он потянулся над секционным столом, и ее поцеловал. Его бывшим всегда нравилось как он целуется: уверенно, чуть прикусывая чужие губы, не слишком мокро и определенно не пытаясь никого проглотить. Его поцелуи всегда оставляли право перехватить инициативу. Но Кристина не стала с ним играть, не приоткрыла приглашающе рот… Она просто не ответила. — Прости, — отодвинулся от нее Леонард, неловкой хватаясь за стол рукой, потеряв равновесие. — Я сильно спешу? Может тогда для начала пойдем на свидание? — Я…я обручена, — прошептала Чепел, виновато потупив взгляд и неуверенно отступив на шаг к стене. — Башир мне на прошлой неделе сделал предложение. Я хотела рассказать, но повода не было. Оцепеневший на секунду от этой новости Маккой горько ухмыльнулся. Он ведь тоже искал тот самый повод, чтобы начать за ней ухаживать. Но так долго искал, что как обычно упустил свой шанс. Гребаный неудачник. А красавчик Башир, вовремя решивший распрощаться с блядками и остепениться, своего шанса не упустил. Дураком он не был, не то что Маккой. Тягаться с ним сейчас не имело смысла. Счастья это никому бы не принесло. Особенно Кристине. Она, в конце-концов, нравилась Леонарду как женщина, а не как переходящий приз. Если бы он только так долго не расшаркивался… Если бы только заменил, что она начала с кем-то встречаться… Так много сослагательного «если». Он как всегда забыл что у него нет всего времени мира. Что жизнь коротка и стоит брать пример с Кирка — ловить момент не раздумывая, чтобы потом не предаваться глупым мечтам как бы это могло быть. Было бы им хорошо вместе? — Скорее всего. Они ведь с Кристиной понимали друг друга с полуслова. Ее не утомляло его брюзжание, сарказм, грубые шутки и довольно сложный характер. Леонарду нравилась ее решимость и инициативность. Ему хватало тех, кто от него зависел, чтобы не брать лишний груз на шею. Джоанна, Мириам… Кристина не была похожа ни на одну из его бывших жен. И это мог бы быть его счастливый третий раз, если бы… — Прости, — еще раз извинился Маккой, опасаясь стремительно растущего чувства неловкости. Оно появилось в лаборатории как большой белый слон и не замечать его становилось все сложнее и сложнее. — Давай сделаем вид что ничего не было, — предложила Кристина. Слон не пропал. Было бы странно, обладай одна фраза силой исправить все и вернуть время вспять. Но Маккой оставлял за собой право надеялся, что если они никогда больше не вернуться к этому разговору, то все если не станет как прежде, то хотя бы будет таким казаться. — Ты кого на лекции в театре вместо себя поставил? — поинтересовалась Чепел, когда тишина стала ощутимо давящей. Леонард, задумчиво выливающий остывшие остатки кофе в кровосток, замер как пойманный в свете фар олень. С этими бумажками, отпуском и прочим, казавшимся сейчас мелочью, он совершенно забыл про лекции. — Пусть практикуются на голографической копии, пока меня нет. Все равно с Доу пока туго. Кристина кивнула. Тишина, робко начавшая исчезать, вернулась. Вместе с ней уверенно вернулся и слон. Огромный и белый как стены «трупной», своим присутствием он не переставал напоминать, что их попытки спрятаться от произошедшего не больше чем ложь. Ложь, о которой они оба будут помнить сегодня, завтра, и даже когда Башир наденет кольцо на тонкий палец Кристины. Дружба, лелеемая годами, была разрушена одним бессмысленным признанием. — Как поживает Джим Кирк? — предприняла еще одну попытку Чепел. — Обычно он к нам как на работу ходит, а тут уже давно его не видела. Неужели опять понизили? До постового. Пока Маккой распинал себя за забывчивость, за неуклюжее признание, за потерянное время и запоздалые решения, Кристина оперативно запаковала тело, обмыла его через автомат и убрала в свободную кассету. Эта секционная еще не была роботизирована и приходилось все делать по старинке — руками. — Тогда бы он точно здесь каждый день зависал и жаловался, как его никто не любит и что нужно все бросать и рвать когти хотя бы на Марс, — усмехнулся Леонард, пытаясь скрыть за глупыми шутками то, как ему неуютно здесь находиться. Кристина снова кивнула. Маккой посмотрел на нее и не смог понять, хочет ли она сейчас тоже оказаться где-нибудь за пределами этой комнаты, морга, целого города. Так же ей неуютно как и ему, чувствующему себя полным дураком и неудачником. Или она действительно считает вопрос закрытым и не видит, как белый слон, слишком огромный для них двоих, продолжает топтаться на месте. — Сам давно не видел. Может тоже за бумажками сидит. С его усидчивостью там наверное с начала года документы не заполнены. — Прошлого, — пошутила доктор. — Я, честно признаюсь, вообще не понимаю как с таким шилом в жопе его еще где-нибудь не пристрелили. Не удивилась, если бы свои же. Порой Джима слишком много, даже для меня, а у ребят в участке работа куда напряженнее. Леонард криво ухмыльнулся. Кристина была недалека от истины. Последние разы он штопал Кирка именно по вине коллег. Хотелось верить что они действительно оставили в нем эти дырки случайно. Простым человеком Джим никогда не был, даже в свои легконогие двадцать. И выдерживать весь напор его энтузиазма нужно было уметь. Маккой, казалось привыкший за столько лет к этому генератору хаоса, то и дело мечтал достать из заначки какой-нибудь транквилизатор помощнее, и уложить Кирка в койку дня на два-три. Чтобы он весь такой красивый лежал кверху задницей — лицом в подушку, и одухотворенно молчал. Потому что обычно в кровати Джим Кирк не затыкался ни на минуту. — Джим от рождения ебану… энергичный. Правда раньше его куда чаще тянуло на подвиги, после которых я только и успевал его штопать. Он — моя первая медицинская практика, так сказать, перепробовал на нем все швы. Кристина стянула респиратор и рассмеялась. Но как бы Маккой нарочито легко не шутил, по-настоящему расслабиться у него не получалось. Хотя бы на секунду ухватить то ощущение привычной легкости в их общении, которое было еще десять минут назад. Он пытался забыть свое нелепое признание, неловкий поцелуй, но только глубже увязал в этом гадком чувстве непоправимой ошибки. Ничто не будет как прежде. Никогда. Не с Кристиной. Невидимые пальцы, судорожно вцепившиеся за внутреннее ощущение никчемности, никак не хотели расслабляться и исчезать. Он чувствовал как еще немного и с глухим щелчком дернется предохранитель. Маккой кидал все силы на то, чтобы оттянуть этот момент. — Видимо, не все, раз до сих пор его латаешь. Леонард помог снять Кристине куртку и пока вешал ее в шкаф, доктор успела закончить все процессы и скинуть информацию на бирку, поспешно задвигая тело обратно в кассету. — Нет, это уже по гарантии. Маккой пытался смотреть куда угодно, только не на Кристину. На стол, на окно, на яркий ореол лампы, висящей над ними, на поблескивающий синим светодиодом планшет. Он первым кинулся к выходу, надеясь затеряться в темноте коридора, но в последний момент замер и галантно приоткрыл перед ней дверь. Доктор внимательно и чуть недоверчиво на него посмотрела. Наверное, подумала, что он хочет выставить ее и проверить данные фельдшера, накосячившего с трупом. Но Маккою сейчас явно было не до того. Кто-нибудь обязательно проколется в следующий раз, и тогда он уже встретится с этими рукожопами лицом к лицу.***
Они привычно шли рядом по тихим ночным коридорам, как делали это много лет подряд, но Леонарду казалось что все здесь и сейчас с ними впервые. Не такое как раньше. Что темнота вокруг вязкая, серая и недобрая, хватающая за руки, оставляющая на шее и позвоночнике холодные капли. Что звуки слишком резкие и шлепающие свободные задники рабочих сабо Кристины звучат не веселыми аплодисментами их работе, а шумной канонадой артиллерии. Маккой то и дело сбивался с шага, чтобы разрушить этот монотонный нарастающий гул, отбивающий удары прямиком в его голове и стекающий холодной удушающей волной прямо в желудок. Этажом выше, на кухне, Чепел отобрала у Леонарда его кружку и щедро плюхнула туда какого-то варева из термоса в углу стола. Запахло свежей травой и сладким медом. — Ты плохо выглядишь, Леонард, выпей, — она протянула ему чашку, но затем резко поставила ее на стол и убрала руки в карманы халата. — В твоих мешках под глазами скоро можно будет трупы прятать. — Смешно, — без энтузиазма отозвался Маккой. — В отпуске отдохну, не страшно. — Леонард, ты… — Кристина замолчала. Он посмотрел в свою чашку, где уже начали всплывать какие-то соломинки и листики, и тоже промолчал. Чепел сделала к нему пару шагов, надеясь перехватить его взгляд, но он продолжал смотреть на кружащуюся у поверхности воды заварку. Она замерла, нерешительно вытянула одну руку из кармана, посмотрела на нее, сжала в кулак, и убрала обратно. — Извини. Хорошо тебе отдохнуть. Леонард кивнул, не уверенный заметили ли его жест, но окликать уходящую из кухни Кристину уже не стал. Белый несуразный слон вышел вслед за ней.