Он видит...

      Он стоит посреди поля, поросшего дикой травой, с россыпью ярких цветов. Вокруг тихо; все оставили его на час, на два, на день - столько, сколько нужно, чтобы хоть немного оправиться. В его голове сейчас слишком много красок, и он до боли отчетливо представляет себе, как их смешать.       Большой комок голубой лазури и такой же сепии, нещадно обмакнуть кисть в антрацитовой краске и смешать все на палитре. Двигайся резко, маши рукой, превращай на холсте то, что когда-то было твоим домом в ошметки кирпичей и жизни. Цинковые белила и нейтральный чёрный слились в стальной серый и под чуть сухой кистью растеклись по небу дымом над руинами. Молочно-белые кости, хрустящие под ногами, и широкие мазки темно-красной запекшейся мертвой крови.       Тяжёлый запах красок переплетается с прелым ароматом боли. Нет больше оттенков сиены свежеиспеченного хлеба и желтой охры во все ещё чуть кипящем слое сыра. Вся палитра тонов глазури тортов взорвана одной лишь беспощадной, всепоглощающей тёмной глубиной.       Небо над головой насмешливо переливается цветами от василькового к аквамариновому, кое-где разрываясь шафрановыми и лимонными пятнами утренних облаков. Пит с ненавистью сжимает веки, и оттенки сангины расплываются в золотисто-оранжевые закаты, когда-то до безумия редко расстилавшиеся за его окном. Капелька гранатового, бордового, чуточка рубинового, а затем плавные линии кварцевого и бледно-синего поверх. День затухает в каменно-серых сумерках, но стоит обернуться и перед глазами в ровных и перетекающих друг в друга линиях кукурузно-оранжевой краски зажжется его родная комната на втором этаже пекарни.       По-прежнему сжимая веки, Пит поднимает ладони, чтобы коснуться тепла красок его прошлого, но вместо них по рукам скользит холод лавандового тумана, вызывая протяжный стон отчаяния. Он слишком отчетливо представляет себе, как нарисовать свою боль, и от этого ненавидит тюбики красок больше всего на свете. Но не цвет белоснежных роз, не грозовой серый глаз Китнисс разрывают его сердце.       Мучительная боль скользит по желто-персиковой щеке крохотной каплей. И никому никогда не суметь подобрать тона, чтобы изобразить ту маленькую слезу: яркие желтые отблески солнца станут лживыми, а самые темные оттенки всех цветов убьют безупречность сердца Пита.       Мир вокруг него сияет яркими всполохами цветов утра. Мир вокруг него гниет холодом оттенков смертей, разрушений и предательств. И каждый миг можно разобрать на спектр, только лишь для его души ни в одной палитре не найдется красок.