Только потеряв - мы начинаем ценить

- Только потеряв - мы начинаем ценить, - небрежно кинул Хеймитч несколько дней назад. Удивительно, насколько точно он описал ситуацию всего лишь одной фразой. Только сейчас я поняла как сильно боюсь остаться без него. Только сейчас поняла какой ужас меня охватывает при мысли того, что Пита больше нет. Это как будто страшный сон. Это хуже тех кошмаров, которые снились мне после арены. А хуже потому, что все происходит наяву. Синяки на шее, оставленные Питом, почти прошли. Осталось лишь еле уловимое напоминание о том, что всего пару дней назад он меня душил. Душил, потому что ненавидит. Потому что Капитолий навязал ему это. Не я. Пытаюсь убедить себя, что не виновата в том, что с ним случилось. Но кого я обманываю. Это все только моя вина. Только я несу ответственность за то, что случилось с Питом. Потому что только я дала ему эти воспоминания, которыми воспользовался Капитолий и Сноу. И только я дала эту боль. Пита больше нет. Его нет. Он остался на арене. Он остался в Капитолии. А я так и не сдержала обещание встретиться с ним в полночь. Я убежала, оставив его там. Из Капитолия спасли уже не Пита Мелларка. Не того, кого я знаю. Ему промыли мозги и навязали ложные воспоминания, ложные чувства. Так говорит Хеймитч. Но я то знаю, что это вовсе не так. Пита больше нет в живых. Есть только капитолийский переродок, машина созданная для моего убийства, с его внешностью. И с пронзительными голубыми глазами Пита Мелларка. Я уже не могу его спасти. Потому что от Пита уже ничего не осталось. - Ты и я, мы обещали друг другу спасти его. Помнишь? – спрашивает Хеймитч и, не дождавшись ответа, добавляет. – Вспомни и спасай. Как же я могу спасти его, Хеймитч, если сама нуждаюсь в спасении? Я так привыкла к тому, что это Пит меня спасает. Так привыкла к тому, что он вытягивал меня из всего этого кошмара. Привыкла к тому, что он помогал мне выплывать из пучины боли и страха. И сейчас мне это нужно. Мне всего лишь нужно почувствовать его объятия, почувствовать нежные прикосновения к голове. Хочется хоть на пару минут стать слабой и перестать быть символом революции. Перестать быть сильной и отважной Китнисс Эвердин. Потому что я так устала. Правда или ложь. Порой мне так сложно разобраться где же, все таки, правда, а где ложь. Но Питу сложнее. Намного сложнее. Просто запомни это, Китнисс, и не забывай. Сейчас ты должна помочь ему, а не наоборот. Я должна помочь ему понять где правда, а где ложь. Должна помочь разобраться с воспоминаниями. Должна помочь ему вернуться. Вернуться обратно. Вернуться ко мне. - Ты все еще пытаешься защитить меня. Правда или ложь? – шепчет Пит. - Правда, - отвечаю я, хотя, думается, он ждет более развернутого ответа. - Такие уж мы с тобой – вечно защищаем друг друга. Правда, Пит. Я все еще пытаюсь тебя защитить. Я все еще хочу тебя уберечь. Как и ты делал это когда – то. Вспомни, Пит, пожалуйста. Но пока ты все еще не понимаешь, кто же такая Китнисс Эвердин, я буду рядом. И если вдруг ты прокричишь мое имя, я буду рядом с тобой. Я все еще буду пытаться достать лекарство, как на первой арене. Я все еще буду спасать тебя. Я все еще буду крепко держать твою руку и бояться того момента, когда мне придется ее отпустить. Я все еще буду чувствовать ту необъяснимую жажду при поцелуе. И я все еще буду тебя любить. Как же легко теперь произносить эти слова. Я люблю тебя, Пит Мелларк. Кажется, я осознала это слишком поздно. И говорить вслух три заветных слова, которые ты так ждал, уже нет смысла. - Ты сохранила жемчужину, которую я тебе дал на арене, - он не спрашивает, а утверждает. - Да, - тихо говорю я, сжимая ее покрепче в кулаке. Пит немного склоняет голову на бок, словно пытаясь что - то понять. Он отводит взгляд куда – то вдаль, а затем смотрит то на меня, то на жемчужину в кулаке. Я же прижимаю ее к груди, там где сердце. Затем встаю, чтобы взять что – нибудь поесть из кучи банок, как вдруг слышу его голос: - Почему? Почему ты ее сохранила? Я замираю с протянутой рукой. Действительно, почему? Закрываю глаза. Осознаю, что четко знаю ответ. Потому что ее мне дал Пит. Потому что это один из его последних подарков. Потому что она такая же прохладная, как и его губы. Потому что как только я касаюсь губами ее поверхности, кажется, будто это Пит целует меня. И это все можно объединить в одно – единственное предложение. - Потому что она мне дорога, - говорю я, а затем добавляю шепотом. - Потому что ты мне дорог. Медленно оборачиваюсь к Питу. На его лице грустная улыбка. Такая же, как и у меня. - Ты – художник. Ты – пекарь. Любишь спать с открытыми окнами. Никогда не кладешь сахар в чай. Ты всегда завязываешь шнурки двойным узлом. Твой любимый цвет – оранжевый. Не ярко – оранжевый, а нежный оттенок. Как закатное небо. Мне никогда не нравился оранжевый цвет. Точнее, я его не переносила. И никогда не задумывалась о его оттенках. Никогда не думала, что оранжевый может быть другим, кроме как раздражающим. А Пит показал мне красоту этого цвета. Я закрываю глаза, как он это делал несколько минут назад, и представляю закатное небо. Красиво. - Твой любимый цвет... зеленый? – обращается ко мне Пит. - Да. - Как листья деревьев в лесу, - произносит он через несколько минут молчания. - Весной, - добавляю я, прежде чем уйти под предлогом разработки дальнейшего плана действий. Понимаю, что противоречу сама себе. Еще совсем недавно клялась, что помогу ему. А теперь убегаю куда подальше. Опять оставляю одного с его проблемами. Как так можно, Китнисс? Разве бы Пит на твоем месте убегал? Ты ведь начала справляться. Начала отвечать на вопросы. Ты перестала отворачиваться от него. Так в чем проблема? Вставай и иди к Питу. Спасай его, черт тебя побери. Шумно вздыхаю. Достаю жемчужину Пита из нагрудного кармана и прижимаю к губам. Ты со мной, Пит, я знаю. Он попросил одеть на него наручники, чтобы больше никому не навредить. Джексон отдала мне ключ от наручников, который я верчу в руках. Пит не отрываясь,смотрит на него. Его взгляд будто говорит, чтобы я даже не думала об этом. Но навязчивая мысль снять с него наручники не дает мне покоя. Это безрассудно. Это опасно. И я бы точно так никогда не поступила. И Пит тоже против. И, вероятно, все будут против. Но с другой стороны, он не может все жизнь провести в наручниках. Питу нужно научится самому с этим справляться. Я так думаю. Возможно, Хеймитч меня убьет за этот поступок. И половина врачей в тринадцатом. Если доживу до встречи с ними и никто меня прежде не убьет. Я подхожу а Питу, беру его руки в свои и подношу ключ к замку наручников. Его глаза становятся размером с блюдца и он отдергивает руки. - Ты что делаешь, Китнисс? – шипит Пит. - Совсем голову потеряла? Я оглядываюсь по сторонам. Никто не начал махать автоматом из стороны в сторону, а значит никто и не заметил чем я тут занимаюсь. Искренне благодарна Питу, что он не начал орать на всю глотку. - Тебе нужно бороться с этим самому. Без боли. Ты на можешь всю жизнь ходить в наручниках. - Это почему же? – коситься на меня Пит, все так же держа руки в стороне. - Доверься мне, - я смотрю ему прямо в глаза. - Пожалуйста. Мягко прикасаюсь к его ладони, притягивая ее к себе. Он недоверчиво смотрит на меня, но не сопротивляется. Раздастся щелчок. Наручники сняты. Кидаю их в сторону, а ключ в другую. Это нам больше не нужно. Пит потирает запястья, а затем резко встает на ноги. - Мне нужно проветриться, - быстро кидает он прежде чем скрыться за дверью. Его зрачки расширенны. А я все так же сижу на полу не в силах отвести взгляд от двери. - Ты сделала что? – кричит Гейл махая руками. - Китнисс, повтори, пожалуйста. - Я сняла с Пита наручники, - уже в сотый раз говорю я. - Она сняла с него наручники. Сняла с него наручники, - нервно смеется мой друг. - Совсем с катушек слетела? Я пожимаю плечами. Возможно. Но ведь Пит и до этого ходил без наручников. Ему даже автомат выдали. И ничего. Если бы не случилось то, что случилось с Митчелом и Боггсом, то он бы до сих пор ходил со свободными руками. Гейл услышав все это начал кричать еще больше. Вся команда была несколько в шоке. Но Финник отметил, что возможно, это хорошее решение. Он порывался пошутить, что если Пит меня убьет, то они точно будут знать, что я сглупила, но никто его юмор не оценил. Как и Пит. Тот вообще старался на меня не смотреть и близко не подходить. Я же отметила, что прошло уже два часа, с тех пор, как руки Пита свободны и он еще ни разу не пытался кого – либо убить. - Ты меня не боишься? – задал вопрос Пит в тот же вечер. - Нет. Я тебе доверяю. И верю в тебя. - Я же могу убить тебя, Китнисс. - Ты не убьешь, - говорю я и неожиданно для самой себя, сжимаю его ладонь. - Я точно знаю. По графику, настало время Финника сторожить Пита, а заодно и всех нас. Но я не бужу его. Все равно сна ни в одном глазу. А если бы и попыталась заснуть, то пришли бы кошмары. Это я точно знаю. Я давно не спала без кошмаров. В последний раз это было, когда я спала с Питом. Так что, я не надеюсь, что эта ночь пройдет без них. Лучше уж совсем не спать, чем видеть как Руту протыкает копье парня из первого. Или слышать крики Прим. Или видеть как я в сотый раз теряю Пита. Я смотрю на него. Он спит, с ним все хорошо. Поправляю светлую челку. И улыбаюсь. Глаза Пита резко открываются. Он приподнимается на локтях и оглядываться вокруг. - Ты чего это не спишь? Сейчас же время Финника. - Не хочется будить молодого отца, - пожимаю плечами я. - Пусть отдыхает. Я все равно не устала. Пит смотрит на меня. - Устала и еще как. Ложись, тебе надо вздремнуть. - Не могу. - Кошмары, - шепчет он. Это не вопрос. Это утверждение. Даже под охмором Капитолия Пит помнит кошмары, преследующих победителя. А кто их забудет? Он пододвигается ближе ко мне, а затем раскрывает руки для объятий. Я удивленно смотрю на Пита. Он же, вопросительно смотрит на меня. В его глазах надежда. В его глазах. В голубых глазах Пита Мелларка. Я очень медленно соображаю что вообще происходит. Но в один миг до меня доходит. Получается... Получается Пит предлагает защитить меня от кошмаров. Он предлагает свои объятия. Точно так же, как предлагал еще до охмора. Такое предлагал Пит. Любящий Пит. Заботящийся Пит. Мой Пит. Я улыбаюсь и киваю. Слезы катятся по щекам. - Не бойся, - тихо говорит Пит, - я посторожу. И буду рядом. Всегда. Я была готова ответить на этот вопрос очень давно. Так давно, что даже сама не догадывалась об этом. Я долго не могла разобраться в своих чувствах. Долго не могла понять, кто же он для меня. Мне понадобилось много времени. Даже слишком много, чтобы все понять. Но теперь – то, теперь я точно знаю. И когда он шепчет мне: - Ты меня любишь. Правда или ложь? Я отвечаю: - Правда. А когда он спросил: - Ты будешь со мной? Я ответила: - Всегда.