Зимний Питер, Олежка и дворник.

Ветер подвывал, занося и без того темное ночное небо тучами, скрывая полумесяц и его призрачный свет вовсе. Северный циклон принес с собой сильный снегопад и ледяной ветер. Половина Питера слегла с гриппом, простудой, ОРВИ или ангиной. 1/8 города лежала со сломанными конечностями в больницах. Гололед был такой, что врачи всегда находили работу. Температура уже третьи сутки колебалась от -24° до -37°. Снег не переставал валить почти никогда. Разве что передохнет часик а потом опять... Бреду по городу уже второй час. Куда? Да не знаю. Куда ноги несут. Слишком много всего произошло, чтобы бессмысленно сидеть у окна или искать смысл в том, чтобы идти куда-то. А зачем? Главное, что иду. И понимаю, где я иду. По набережной Фонтанки к Невскому проспекту я иду. Наручные отцовские часы показывают двенадцатый час. Остается надеяться, что полиция мне не встретится. Еще проблем не оберешься. Придется оставшиеся 10 месяцев до совершеннолетия в детдоме провести. Кажется, именно в таких ситуациях, в которой сейчас оказалась я, Миронов говорит: "Напиться бы и потеряться где-нить в сугробе". Он, конечно, не любитель, но пиво пил частенько. Вот, никогда в жизни не пила ни капли алкоголя, а сейчас... сейчас очень захотелось... И курить захотелось. Захотелось отравить свой организм... Хотя не надо... Егорыч еще говорил, что лучше заглушить это желание, купив себе новую вещь или мороженое... Тем более мне табак или пиво не продадут. Н-да... Холодно так, что, кажется, пальцы на моих бедных красивых ногах скоро отвалятся... Я поднесла окоченевшие ладони к губам, подышала на них и сильно потерла друг о дружку и поспешила спрятать в карманы. Варежки я посеяла еще на похоронах. Кого хоронила? Так это... Мамка слегла с простудой. Все говорила, что пройдет, что само собой образуется, что отлежаться надо и чаю попить... А не образовалось. Через две недели еще хуже стало. А когда мы с Олежкой врача ей вызвали (пришлось заниматься этим, пока она спала, иначе бы ничего не вышло...), оказалось, что мама болеет не простудой, а пневмонией. А потом осложнения начались... И не удивительно! Так все запущено было... Ну... В общем... Потом пришлось Олежке соврать, что маме лучше стало, и она решила отправиться в теплую страну, чтоб поправиться совсем... Нет, он не спрашивал, почему она нас не взяла, он вполне нормально к этому отнесся, и сказал, что она правильно сделала. Хотя, наверняка он все понял... Становится очень больно, когда слышу по ночам тихие всхлипы со стороны его кровати... Но я не могу даже попробовать успокоить его. Иначе будет еще хуже... Пусть плачет. Так легче... Это сделает его сильным... Хоронить мать мы с бабушкой решили втайне от Олежки. Вот... Прошло две недели с ее похорон. О ней мы даже не заговариваем... Вот я уже иду по Невскому, к Катькиному садику. Люблю там сидеть, когда плохо... Телефон звонит. Не беру трубку. Уже абсолютно все равно. Настолько уже все безразлично, что даже на телефон не реагирую. Нашариваю в кармане старую жвачку. Не долго думая разворачиваю ее и кидаю в рот. Уже почти подошла к входу в сквер. Семь метров... пять.... четыре... два... Иду навстречу каменной Елизавете. Всегда ее терпеть не могла. Мне все время кажется, будто она смотрит на всех, как на рабов. Если прохожу мимо - обязательно показываю ей язык. Обхожу эту статую, которой наплевать на тот факт, что ее полностью засыпало снегом. Ей-то, наверное, тепло. А мне вот даже руки не согреть. С завистью смотрю Катерину... Так хочется тоже стать беззаботной каменной Златой и стоять в каком-нибудь парке, снисходительно глядя на проходящих мимо людей... Смахиваю рукой снег и падаю на сиденье, моментально начиная растирать ладони. Заметила, что мои волосы покрылись инеем, словно поседели... Вот я и тут. В излюбленном месте для грусти или раздумий... Обычно я тут либо с мамой и Олежкой... Или с Егором... Егор всегдф был рядом, когда мне было плохо... Всегда сидел со мной на этой лавочке, обнимал, дружески хлопал по плечу, вытирал слезы и сопли, подбадривал, успокаивал... Век ему за это буду благодарна.. Только этот раз отличается от остальных. Егора-то нет... Эх, Егорка Миронов... Мой любимый обормот... Вечно лохматый, с серьгой в ухе, с веселой, улыбчивой физиономией. Он, так сказать, наш побратим. Мой брат... А теперь его рядом нет... Мы поссорились в пух и прах. И все из-за меня. Не понимаю, что со мной произошло... Я не помню, из-за чего мы поссорились... Я помню, как покраснела от злости, как кричала и размахивала руками... Как Миронов пытался меня успокоить, как я... ударила его... как разревелась и убежала... Я просто не помню и не понимаю... Бедный Егор... Он после этого даже не смотрит в мою сторону. Все с этой Никой Назаровой ходит везде... Хотя ему так же тяжело, как и мне... А те его роковые слова: "Достала уже, Щербакова! Отныне мы не друзья! Чтоб я еще с тобой связался!"... Каждую ночь эта фраза становится кинжалом и пронзает мое, и без того дырявое и потрепанное, сердце вновь и вновь... Что я делаю?! Сижу в Катькином сквере и жалею себя! Как глупо и бессмысленно!... Хотя, что еще остается, когда нет рядом никого... Ни покойной матери, ни отца-подлеца, который бросил нас с мамкой за два месяца до рождения Олега. И Егора нет... Я чихнула, и с моей шапки и с плеч посыпалась ледяная стружка. Натянув капюшон куртки на нос, я встала и быстрыми шагами направилась прочь. Не хватало еще замерзнуть тут и сидеть вместе с Екатериной II и тухнуть вечно. Надо согреться... Человека могут согреть три вещи: еда и питье (желательно горячее), движения и тепло другого человека. Так как с последним был напряг, мне оставалось бежать. Бежать, пока не наткнусь на какое-нибудь кафе или магазин. Но мои ноги слишком замерзли, чтоб быстро ими передвигать. Поэтому пришлось ограничиться быстрым шагом. Я вышла из Екатерининского сквера, скорчив напоследок рожу статуе Екатерины, и оказавшись под ярким светом уличного фонаря направилась дальше по Невскому проспекту. Снова машины, снова этот гул... Прошла-то всего несколько метров, перейдя дорогу и вдруг увидела небольшую фигурку, сидящую на углу Садовой и Невского. Ребенок?.. Да нет... Крупноват для ребенка... Я подошла ближе и вгляделась в фигурку. Ею оказался маленький, сгорбленный, сморщенный, бородатый лохматый старичок в шапке-ушанке, валенках и с метлой. Дворник! Чего это он тут расселся?... Не помер ли?.. - Дедуль, не сидели бы на снегу, простудитесь, а простуда - штука опасная. - пробормотала я, ожидая, что он, хотя бы встанет. Но дедуля прошамкал что-то невразумительное и фыркнул на меня. Домовой какой-то, а не дед. Если честно, сама не понимала, на кой сдался мне этот старик, но я твердо решила так его не оставлять. - Дед, ну нельзя так! Простудишься, помрешь, кто Питер в порядке держать будет? - Уходь отседа! - вдруг каркнул домовой, - Ходють тут всякая окаянная молодежь а ты за ними убирай! Иго черное! Ешкин кот! - он чихнул и утерев нос рукавом, как мальчишка, продолжил сетовать на "мОлодежь окаянную - иго черное!" Далее полились ругательства, которых даже Егор Миронов отродясь не слыхал, а если б услыхал - в обморок бы упал. После десятиминутной тирады и лекции про труд дворников, я долго не решалась говорить с агрессивным существом, похожим на лешего, но все же нехорошо было... - Дедуль, вы хоть сколько здесь сидите?.. - Та уш почитай часок третий! - Дедуль, вы что?! Совсем?! - я огляделась по сторонам и на глаза мне попалась круглосуточная "Брынза". Замечательно! Я подхватила упирающегося дворника под руки и потащила к кафе. Если я не прогоню его домой, то хотя бы куплю ему чебурек, чтоб согрелся. Зачем это мне? Понятия не имею. ... - Один капучино и три чебурека "Деликатесных". На вынос... - пробормотала я кассиру, наблюдая за тем, чтоб мой домовой с метлой не вскочил на стол и не начал демонстрировать свои навыки оратора. Видимо, парень заметил мое волнение, но я лишь взяла заказ и отвечать ему на вопрос про дворника не стала. Не его дело. Когда я плюхнулась на уютный диванчик напротив старика, то сразу заерзал. Не нравлюсь я ему что ли?.. Молча протягиваю ему чебурек. Дед подозрительно прищурившись принял своими тонюсенькими руками-веточками мой дар и обнюхал его. Вдруг отрава? Но потом он что-то недовольно бурча на своем домовом языке развернул чебурек и нехотя стал жевать его оставшимися зубами, словно делал мне одолжение. Я лишь приложилась губами к горячему кофе, есть чебуреки не стала. Олежке отнесу. Он наверняка голодным спать лег. Вряд-ли сходил к бабушке... - А ты то шо ночью у Питире забывала, фулюганка? - пробубни вдруг домовой на чистом русском языке. - Что-что? - мне показалось, что я ослышалась. Его интересует, что я делаю в городе а не дома? - Я Григорий Петрович. - буркнул дед, - грю, шо забывала у Питире ночью?! Не знаю почему, но я вдруг решила ему открыться. Вроде самый обычный грубый дворник. Совершенно чужой человек... Но хочу ему выговориться. - Так это... Мамку похоронила две недели как. От отца все слуху нет... Олежка сейчас голодный дома спит... - и из меня полилось. Я рассказала ему все, что случилось за эту зиму, как мать умерла, как бабушку чуть в больницу не положили, как отец нас бросил, как Олежка по ночам плачет, как я с Егором поругалась, как нас хотели в детдом сдать, если бы не бабушка, как Олежка чуть не заболел пневмонией как мама... А тот все слушал, слушал, впитывал информацию, как губка, да жевал чебурек. А в конце моего рассказа, когда я уже готова была разреветься, он буркнул лишь одно: - Ух, фулюганка... Дура - фулюганка! Во мне сразу же закипела злость. Значит я его с мороза притащила в теплое место, накормила чебуреком, изливала ему всю свою душу, а он!.. А он спокойно обозвал меня дурой-фулюганкой, продолжил жевать чебурек и говорить: - Я к чему! Уот ты тахая фся бедная нищасная, охломон тя кинул, маманька померла, батька убёг, а малой? Уот ты щас сидишь здесся, а он один-одинешенек сидит тама! Внутри у меня что-то екнуло. И правда... Я ведь... вернулась после школы в слезах... Кинула сумку... Проклинала Егора час, а потом сорвалась, накричала на Олежку ни за что ни про что и побежала бродить по городу... А его оставила... Дура... Он же переживает... Я выхватила из кармана куртки телефон; 13 пропущенных вызовов от Егора Миронова,7 пропущенных от Олежки и столько же сообщений от него с одинаковым содержанием: "Сестренка, ты где?! Пожалуйста, вернись, я не хотел обижать тебя!" Сердце сжалось... Как я могла?.. Я же всегда старалась заботиться о младшем брате, присматривать за ним, а тут... Бросила одного в квартире, да еще голодного!.. Дед еще что-то долго мне вещал, но я уже не слушала. А я хоть квартиру закрыла?! У Олежки же ключей нет! Если кто-то придет туда?! Или пришел?! - Дедуль, извините, но надо бежать мне! - выпалила я и уже хотела встать и броситься скорей домой, но леший схватил мою руку и прошамкал, - погодь, фулюганка... - мне в ладонь высыпалась горстка конфет "Кислинка". - С-спасибо, эээ... Григорий Петрович... - И шарф возьми! Шея голая, простудисси, за малым нихто не приглядить! - он снял с себя старый шерстяной в клеточку шарф с дыркой и затянул мне на горле... Ничего себе... - А... а вы? - Та шо я?! Я т уш на покои скор, у миня нет никого, а тебе нана! Беги давай, фулюганка! - и дед гаркнул на меня так, что я немеденно сорвалась с места и побежала домой... Не помню, как попала к себе на Русановскую. Транспорт уже не ходил. Из-за снега дальше метра невозможно было разглядеть... Помню, как бежала, не разбирая дороги. Конфетки скакали в кармане куртки, шарф летел мне в лицо из-за ветра, телефон трезвонил, а я прижимала к себе два еще не остывших чебурека и думая об Олежке бежала на родную улицу как можно скорее... Наверняка уже был второй час ночи... Долго же я доставала ключи, но когда наконец мне это удалось, я долго не могла открыть дверь. Руки не слушались. Я хотела как можно скорее удостовериться, что с братом все хорошо... Быстро взбежав по лестнице, я с ужасом поняла, что квартира открыта... С замиранием сердца приоткрываю дверь и делаю шаг в темноту... Включаю свет в коридоре, но с лампочкой что-то не так, и поэтому дверь я закрываю в полумраке. - Малой, ты спишь? - тихо спрашиваю я. Ответа нет. - Эй! Малой! Олежка! Спишь? - чуть громче шепчу я и снова не дожидаюсь ответа. Снимаю обувь и слышу топот маленьких босых пяточек по полу. В коридор с кухни выбегает мальчонка восьми лет в маечке и шортах с темными волосами почти до плеч, с длинной челкой и с заплаканным личиком. - Злата! Злата! - тихо но радостно шепчет Олежка и подбегая ко мне что есть сил обнимает меня. - Прости, сестренка, прости! Я больше не буду, только не уходи больше! Ты нужна мне! Я люблю тебя... - шептал он мне в живот, всхлипывая. Боже... Как я его напугала... Кидаю чебуреки на тумбочку, сажусь перед ним на колени и прижимаю к себе как можно крепче. Как я могла жалеть себя?.. Мне ведь просто повезло, что у меня есть брат. Мой младший брат, который всегда меня будет любить... - Это ты прости, Олежка... Я не хотела кричать... Ты ходил к бабушке? - Нет... - Пойдем на кухню, я чебуреков купила. И конфеты еще есть. - Конфеты?! - Олежка радуется; обычно мама не разрешает нам есть конфеты. Говорит, что от них портится желудок и зубы. - Да. Мне добрый домовой дал. - Ты видела домового?! - Видела, видела. Пойдем на кухню, поедим, и я расскажу. Олежка кивнул и побежал на кухню. - А к нам приходили! - Как приходили?! Кто?! - сердце упало в пятки. Кто мог к нам прийти?! Полиция?!.. Кто-то еще?!... - Егор заходил! Он тебе цветы оставил. Я их в мамину вазу поставил, чтоб не завяли. Я вхожу на кухню. На столе в маминой вазе стоит маленький букетик ромашек. Я ошарашенно опускаюсь на табуретку. Мне еще никогда цветов не дарили... На телефон пришло СМС... Медленно достаю его из куртки, которую так и не сняла и читаю. "Злат. Прости. Мне плохо из-за ссоры. Прости. Люблю. Твой лохматый обормот Егор". Губы сами по себе растягиваются в улыбке. "Люблю. Твой Егор." Никогда бы не подумала, что такие простые слова могут так подействовать. Всего трое человек. Олежка, Егор и дворник... Ребенок, парень и старик-домовой. А столько для меня стали значить... Ведь все троих я... по своему люблю. Даже незнакомого дедулю... Олежка все говорит и говорит, а я вдруг возвращаюсь в реальность и слышу его. Скидываю куртку, хватаю его в охапку и начинаю щекотать. Он смеется, просит перестать, и я выполняю его желание, вручая чебурек и высыпая на стол леденцы. Чебуреки уже почти остыли, но сейчас... Сейчас, я уверена, они гораздо вкуснее, чем были в "Брынзе"... Мы едим чебуреки, я рассказываю брату о дедушке-домовенке с метлой и о заносчивой Екатерине II из Катькиного садика. А он слушает, слушает, а часы отбывают третий час ночи, и снег покрывает Санкт-Петербург пушистым одеялом...