...Я — в глубине души — не знаю, Возможно ль снова доверять Тому, кто раз коснувшись края, Всё может повторить опять...
***
Начало февраля 1996г. — Драко, эй, подожди! Белобрысый предводитель юных помощников Амбридж неохотно затормозил на середине лестницы, ведущей в Совиную башню. — Чего тебе, Панси? — Мне тоже надо письмо отправить... — размахивая свернутым в трубочку пергаментом, перевязанным серебристой лентой, Паркинсон взлетела по ступенькам. — Почему бы нам не пойти вместе? Ночью в совятне так романтично! — В совятне?! — Малфой фыркнул. — Ну ты и загнула! Холод, мышиные косточки, помет, темнота, в которой вокруг тебя то и дело загораются и гаснут зловещие желтые огоньки... парами. — Вот видишь, ты же не заставишь девушку идти в такое страшное место в одиночку! Я тоже хочу... парой. — О Мерлин, да мне пофиг, Паркинсон. Хочется тебе — пойдем, но если будешь мне мешать, пеняй на себя. Я, между прочим, не по своим делам, у меня важное поручение от мадам Амбридж. Секретное. Видишь, даже Кребба с Гойлом не взял. Первая красотка Слизерина надула было губки, но любопытство очень быстро победило надуманную обиду на грубость однокурсника. — А что за поручение, Драко? Может, и я поучаствую? Думаю, помогать генеральному инспектору Хогвартса во всех ее начинаниях — наша прямая обязанность. И папочка будет доволен. — Ты думаешь? — иронии в его голосе Панси так и не заметила. — Ну, раз так, то я не смею возражать. Ладно, пошли уже. Слизеринская парочка неспешно поднялась наверх, обогнула башню по последнему, наружному пролету лестницы и вошла в открытое всем ветрам обиталище крылатых почтальонов. Вопреки страшилкам Малфоя, было не так уж и темно. Яркая полная луна, еле заметно обгрызенная по краю, заливала окрестности Хогвартса призрачным, но вполне годным для рассмотрения крупных деталей светом, а многочисленные дыры в стенах совятни, лишь по недоразумению названные окнами, ничуть не мешали этому свету проникать внутрь. К тому же припорошенный свежим снежком пол служил неплохим отражателем. Так или иначе, «Люмосами» Драко баловаться не стал и Панси не позволил, поэтому ей, недовольно сопя, пришлось привязывать письмо на лапку школьной совы практически на ощупь, потому как ленточка к крупным деталям явно не относилась. После того как птица внимательно (хотелось верить) выслушала адрес доставки и вылетела в зимнюю ночь, Панси принялась гипнотизировать Малфоя, зачем-то все это время вертевшего головой по сторонам. На взгляд Драко не реагировал, пришлось напомнить о себе покашливанием, а затем и легким тычком в плечо. — Ты обещал рассказать про задание, Драко! — Тьфу ты... В общем, дело такое: в Министерстве опасаются, что у нашего старикана директора в голове мыши завелись, и он решил скинуть Фаджа с теплого местечка. А для этого подбирает себе среди студентов верных помощничков — что-то вроде боевого отряда, мотивирует их, натаскивает, и все такое. — Чего-о-о? — Я ж говорю, крыша поехала. А кто у нас тут самый большой директорский любимчик? — Тут и гадать не надо — Поттер! — ухмыльнулась Панси. — Вот-вот. Этот придурок стопроцентно замазан, и не он один. Вопрос в том, где они устраивают свои сборища. Выследить не удается, доказательств никаких, а без доказательств слово министра против слова Дамблдора не сильно играет. Если бы мы их накрыли на горячем... — Малфой мечтательно сощурил глаза. — Сама понимаешь, министру — выгода, генеральному инспектору, вполне возможно, достанется директорское кресло, а Поттер в такой заднице окажется, что могут и из школы попросить! — А ты думаешь, директор их в совятне собирает? — с легким сомнением протянула Паркинсон. Драко едва сдержался, чтобы не плюнуть на пол. Однако зачатки хороших манер в него вбивали крепко, и порою оные даже давали о себе знать. — Конечно нет! Но шрамоголовый наверняка похвастается об успехах своему блохастому крестному или нашему позапрошлогоднему профессору. Хотя нет, если нынче написать Люпину, то останутся от поттеровской совушки рожки да ножки, а может и тех не найдут, — ухмыльнулся он. — Зато помимо него есть эти магглолюбцы Уизли, что в бедной сиротке души не чают, одноглазый одноног, да мало ли еще кто... Короче, сегодня Поттер куда-то отправлял свое полярное чудо в перьях, и, по идее, она должна вот-вот вернуться с ответом. Нужно его у совы отнять и изучить, а потом прицепить обратно. Адресат ни о чем догадаться не должен, а то мало ли что... — Ясное дело... Слушай, а разве сова не сразу к хозяину полетит? — Угу, все мирно дрыхнут, а тут в наглухо запертое окошко начинает долбиться эта, как ее?.. Хедвиг, да. Никому оно сто раз не надо. Какой-нибудь Финниган проснется и, толком не разобравшись, взорвет бедную птичку. Потому, если срочности нет, наши совы летят сюда, а уж утром, вместе со всеми остальными, доставляют почту в Большой зал. — Сколько ты всего знаешь, Драко! Приосанившийся слизеринец негромко хмыкнул, но тут же затих, напряженно уставившись в одно из окошек. Проследив за его взглядом, Паркинсон заметила на фоне лунного диска маленькую, слегка подрагивающую тень. С каждой секундой тень постепенно увеличивалась в размерах, и вскоре стало понятно, что к ним приближается объект их сегодняшней слежки — белая сова Поттера. — Так, Панси, ни звука, стоим и не шевелимся! — прошипел Малфой. — Главное — не спугнуть, они ж умные, заразы... Хедвиг впорхнула в окно, сделала несколько кругов, примериваясь к пустым насестам, и, наконец, устало опустилась на один из них. На притихших студентов она внимания не обратила — подумаешь, тут вечно шляются эти двуногие. Мужчина, которому она относила послание, накормил ее до отвала, гладил по голове — бр-р! — и говорил что-то ласковое, видать, доволен был. Дальняя дорога жутко утомила, но чего не сделаешь ради любимого хозяина? Охота на сегодня отменяется, спать, спать, у-ух... хр-р? Сова и дернуться не успела, как один из двуногих, направив на нее загодя приготовленную палочку, выкрикнул: «Петрификус Тоталус!» — и застывшая тушка с глухим стуком свалилась на пол. Малфой наклонился, для порядка потыкал в перья палочкой — не притворяется ли? — и только потом поднял птицу, вгляделся в лапы, на одной из которой желтел краешек пергамента, и облегченно выдохнул. Затем пихнул комок с перьями в руки Панси: — Подержи, я письмо отвяжу. Та брезгливо поморщилась, однако ничего не сказала и сову взяла, держа ее на отлете, как зашедшие в гости к свежеиспеченным родителям хорошо одетые люди держат маленьких детей, опасаясь мокрой диверсии с их стороны. Засветив волшебную палочку и зажав ее в зубах, Драко шустро отцепил трубочку письма, развернул, вчитался... и тут же досадливо топнул ногой и принялся проделывать все в обратном порядке. — Что там такое? — не выдержала девушка. Малфой злобно покосился на нее и пошевелил нижней челюстью, а вместе с ней и зажатой ею палочкой. Мол, непонятно что ли, нечем говорить. Закончив, он сплюнул палочку вместе с «Ноксом» и приказал: — Бросай ее к мерлиновой бабушке! Не решившись играть совой в квиддич, Панси тихонько опустила ее у ног и, сделав шаг назад, вопросительно уставилась на напарника. — Ну что ты на меня так смотришь, Паркинсон? — выдавил тот, не то злясь, не то борясь со смехом. — Облом у нас вышел. Письмо не для Поттера. — А-а-а... — Для Грейнджер! — уточнил Драко и громко заржал, от чего несколько сов в ближайших нишах испуганно шарахнулись и чуть не свалились с насестов. — Что же тут смешного? — Ха-ах, что смешного? Что смешного? Ты только прикинь, грязнокровка забила на своих любимых Визглика и, тем более, Поттера, с которого готова была пылинки сдувать, и крутит шашни с Крамом! — Да ладно?! — Вот тебе и ладно — он ей свидание назначает, не лазиль начхал! — Фу, встречаться с грязнокровкой! Не ожидала такого от Крама, честно-честно. — Ну, на его амуры мне плевать, а вот на ее... — задумчиво протянул Драко. Панси аж отшатнулась и глазами размером с галеон уставилась на Малфоя. — Тебе что... нравится Грейнджер? Тот не удержался — скривился и все-таки покрутил пальцем у виска. Как говорится, глупость — это дар божий, но не следует им злоупотреблять. А тут злоупотребляли, да еще как. Но что поделать, красотой и связями Паркинсон обделена не была, недаром Малфой-старший рассматривал ее в качестве первой кандидатуры на роль невесты единственного сына, а надеяться получить все и сразу было бы слишком наивно. Однако понимание того, что жизнь — штука суровая, не делало Драко ни более счастливым, ни в достаточной степени терпимым. — С Гремучей ивы рухнула, Панси? Я и эта... эта... — он даже слова подобрать не смог, на пару секунд умолкнув. — Плевал я на нее, пусть хоть с кальмаром из Черного озера любезничает! Мне — плевать, слышишь? Но не могу сказать того же про Уизли... — многообещающая ухмылка на лице Малфоя буквально осветила все извилины в мозгу его собеседницы. — Вот оно что... Драко, так может нам стоит порадовать дружка ее хозяина? — носком сапога она слегка дотронулась до Хедвиг. — Мыслишь в верном направлении, — снисходительно кивнул Малфой. — И дружка, и хозяина... Надо будет это дело как следует обмозговать. Грейнджер мне еще с третьего курса ой как задолжала! А отдавать не спешит. Стоит ее поторопить, однозначно. О Поттере вообще молчу. А сейчас давай по-быстрому к себе, не хватает нам простудиться, да и поздно уже. Цапнув Панси за ладонь, Малфой вытянул ее на лестницу, изогнувшись, бросил в сторону совиной тушки «Энервейт» и, заслышав возмущенный клекот и шум забившихся крыльев, заторопился подальше от разгневанной птички. Врал Малфой, беззастенчиво врал! И сонливость, и застывшие в тонких ботиночках ноги, и даже проваленное задание мадам Амбридж мигом оказались позабыты, как только на горизонте замаячила реальная возможность, пользуясь чисто слизеринскими методами, крепко перессорить ненавистную троицу. А там, может, как знать, и подвести кого-нибудь из них под монастырь с куда более суровым уставом...* * *
14 февраля 1996г. В «Трех метлах» было, как всегда, людно, шумно и душно. Валентинов день и тут отметился спецдекором в розовых тонах со множеством сердечек, ангелочков и розочек, но, к счастью, до кафе мадам Паддифут в этом плане сему славному заведению было далеко. В очередной раз подумав о Чжоу, бросившей его среди целующихся взасос парочек, Гарри тяжело вздохнул. Ну что он такого ей сказал? Только что закрылась дверь за Ритой Скитер, которой он выложил, должно быть, больше, чем собирался, обо всем, что помнил про день возвращения Волдеморта. Однако ни боль от ужасных воспоминаний, ни жалкая крупица веселья, проскользнувшая при виде журналистки, облившейся огневиски от одного лишь произнесенного вслух имени Темного Лорда, не смогли надолго отвлечь его от размышлений о загадочном поведении Чжоу Чанг. «Не понимаю, зачем ты вообще меня пригласил, если после меня назначил свидание другим... Скольким еще после Гермионы?» Чушь, какая чушь! Гарри замотал головой так сильно, что с него едва не соскочили очки. Какое еще свидание, а тем более свидания, не говоря уж о том, что с Гермионой! Разве Чжоу не знает, что они с ней только друзья? Да, очень хорошие, можно сказать — лучшие, если не считать Рона, но друзья. Ему же не пришло в голову пригласить Гермиону в Хогсмид, напротив, он пригласил Чанг, пошел с ней в это дурацкое кафе, слушал ее признания про Седрика... Гарри так глубоко погрузился в эти рассуждения, что на вопрос Гермионы о том, как прошло свидание, вопреки своему обыкновению все личное не выставлять напоказ, неожиданно как на духу выложил ей то, что случилось в кафе мадам Паддифут, и спросил: — Вот что это такое было, а? Может, хоть ты мне объяснишь? И в самом деле, кого ему еще спрашивать о девчоночьих заморочках, если не девчонку? А уж в том, что Гермиона — не только «свой парень», но и девушка, он давно уже не сомневался. Особенно с прошлогоднего рождественского бала, когда окончательно стало ясно, что она еще и девушка весьма привлекательная. Гарри помнил, как постоянно ловил себя на невольном разглядывании мелькающей среди других пар стройной фигурки, такой вызывающе непривычной после широких повседневных мантий и простых туфелек на низком каблуке. Кто бы знал, да. И кто бы поверил, что подругу тоже можно посчитать красивой, — раньше ему искренне казалось, что для друзей такой характеристики не существует, точнее, это не имеет никакого значения. А ведь в то время ему уже нравилась Чжоу... Кстати, о Чжоу! Гермиона то ли терпеливо ждала, пока он снова окажется за столиком не только физически, но и ментально, то ли сама задумалась, как ему лучше ответить. Во всяком случае, говорить она начала лишь тогда, когда Гарри перестал витать в воспоминаниях и посмотрел на нее в упор. — Понимаешь, Гарри, ты совершил классическую ошибку: на свидании с одной девушкой начал обсуждать встречу с другой. — Но ведь ты просила меня прийти и привести ее с собой, как бы я мог это сделать, ничего ей не сказав? — возмутился он. — Надо было просто сказать ей по-другому, — терпеливо пояснила Гермиона. — Например, так: мне очень-очень жаль, но моя доставучая подруга, эта уродина Грейнджер, так меня заболтала, что пришлось обещать ей зайти сегодня в «Три метлы». И не могла бы ты — очень тебя прошу! — пойти туда вместе со мной, совсем ненадолго, чтобы мне не было там безнадежно грустно и тоскливо? — Я совсем не считаю тебя доставучей! — воскликнул было Гарри, но, уловив скептическую полуулыбку, сдулся и закончил гораздо тише: — И ты уж точно не уродина... Скепсис перерос во что-то неопределенно-печальное. — Гарри, самокритичность мне свойственна, но отнюдь не в такой степени. Ты же понимаешь, что все это нужно было лишь для того, чтобы не раздражать Чжоу. — Я-то понимаю, но вдруг бы она кому-то проболталась о нашем разговоре, а потом мои слова дошли до тебя, да еще в каком-нибудь перекрученном и преувеличенном виде? Гермиона неожиданно хихикнула. — Кто предупрежден, тот вооружен! — заявила она. — Теперь, если услышу что-то подобное, буду точно знать, что ты этого не говорил. А ты, в свою очередь, будешь знать, кому можно доверять, а кому... не очень. Гарри немедленно показалось, что подруга нарочно хочет вывести его из себя. — Я бы такого никогда не сказал! Думал, уж ты это должна была бы понимать без всяких предупреждений. — А я бы никогда в такое не поверила. Или ты совсем дурного мнения о моих умственных способностях? Последнее предположение было настолько возмутительно неправдоподобным, что Гарри не выдержал и расхохотался, а Гермиона с удовольствием его поддержала. Говорят, смех продлевает жизнь, но вряд ли об этом можно судить с высокой степенью достоверности. Зато нервное напряжение схлынуло совершенно точно, Гарри мог бы дать в этом Нерушимый обет. Где-то на заднем плане восприятия снова появились запахи и звуки; он услышал, как в дверь ввалилась очередная партия развеселых студентов, а мадам Розмерта принесла заказ за соседний столик, и теперь, даже сидя к нему спиной, можно было по глухим ударам сосчитать, сколько сливочного пива собирается употребить тамошняя компания: раз, два, три... шесть. — Подытожим, — продолжила Гермиона пару минут спустя, как будто ничего особенного не произошло. Хотя... в действительности, так оно и было. — Запомни, девушки, в большинстве своем, любят ушами. Они любят слушать, как превозносят их красоту, их положительные особенности, их незаменимость, если можно так сказать. И совершенно не терпят, чтобы в их присутствии в каком-то таком ключе говорили о других девушках. Впрочем, о других лучше вообще не упоминать. — Интересное дело! Значит, мне нельзя при Чжоу как-либо положительно отзываться о тебе, а ей при мне о Седрике — можно? Судя по глубокому вздоху и выражению лица, которое появлялось у Гермионы всякий раз, стоило Рону или Гарри сморозить какую-нибудь глупость, последний тут же понял, что и сейчас не сумел отличиться умом и сообразительностью. — Да она просто хотела заставить тебя ревновать! — Хотела меня что?.. Заставить ревновать? К... к мертвому?! — Гарри потерял дал речи и мигом помрачнел, уставившись в стол. Гермиона молча ругательски ругала себя за то, что наступила на больную мозоль, пусть на деле ее вины тут и не было: в конце концов, о Диггори он сам заговорил. Но ничего поделать с собой она не могла, и даже не знала, чем ему помочь, как облегчить груз его столь же эфемерной вины, приправленный острым соусом великолепных кладбищенских воспоминаний. К счастью, друг завис ненадолго, и более того, выяснилось, что его размышления не имели ничего — или почти ничего — общего с тем, что она себе навоображала. — Нет, Гермиона, — покачав головой вымолвил наконец Гарри. — Можно было кого угодно использовать с этой целью, но только не его. Это не просто некрасиво, это глупо! Мне тяжело говорить о турнире, ты знаешь. В отличие, видимо, от Чжоу. Но дело даже не в том — как можно ревновать к мертвому человеку? — Ну... — нерешительно протянула она, — если судить по книгам, то такое встречается. — Не мой случай, точно тебе говорю. А потом, ты бы ее слышала! «Вспоминал ли Седрик меня перед смертью? Я думала, ты поймешь, что мне нужно о нем поговорить... и тебе нужно, ведь ты видел, как все это произошло!» И плачет, плачет... Знаешь, Снейп так долго хотел, чтобы я «очистил свой разум», и вот сейчас мне это, кажется, с твоей помощью удалось. В общем, сдается, все эти паззлы складываются в одну картинку... — Какую картинку, Гарри? — Это малоприятно, предупреждаю сразу. И прежде всего, для меня. Только мне непременно нужно высказаться, и, быть может, ты сумеешь найти в моих выводах слабое место... — дождавшись утвердительного кивка, Гарри продолжил: — Так вот, мы все ошибались — я, она, все, принимая желаемое за действительное. Не знаю точно, нравился ли я ей когда-нибудь хоть немного, и сколько в этом «нравился» меня самого, а сколько — Мальчика-который-и-так-далее, — он жестом попросил Гермиону подождать с протестами. — Но сейчас я уверен: для Чжоу Гарри Поттер — отличная подушка с речевыми и обнимательными функциями, в которую можно выплакаться! Гермиону передернуло. — Не слишком ли жестоко, а? — Прости, если разочаровал, — криво ухмыльнулся Гарри, — только сама посуди: в прошлом году она, будем говорить честно, выбирала между нами с Седриком. До самого конца мы шли, что называется, почти ноздря в ноздрю, правда, с некоторым его преимуществом, но финал все расставил по своим местам. Смерть... смерть Седрика... — он опять запнулся. — Кажется, я понимаю, — прошептала Гермиона. — Не зря говорят, что отношения могут закончиться сами собой, изжить себя, но если что-то разлучает пару на их пике... Гарри медленно кивнул. — Думаю, так и было. Он ушел, а я остался. Возможно, Чжоу искренне верила, что между нами что-то может быть. Но факты говорят сами за себя. Помнишь, э-э-э... мой рассказ о нашем первом поцелуе? Я ее целую, а она плачет, причем вовсе не от счастья. И сегодня: я собираюсь поговорить о нас, а ей хочется послушать о Седрике. И снова плачет. А потом и вовсе убегает. Она его любила, его, а я — так, сбоку припека. Впрочем, сам виноват, вообразил себе невесть что... Гермиона, закусив губу, опустила голову. Ну вот, приписал себе еще одну вину. И сказать-то нечего. Разве что осведомиться, не поднимая глаз: — И что же ты будешь делать? — Найду ее, объясню, извинюсь, — пожал плечами Гарри. — И скажу, что ошибался. Прости, мол, давай расстанемся друзьями. Пусть думает, что я дурак. Правильно же? Или девушки предпочитают расставаться по-другому, с дифирамбами их особым качествам и клятвами, что лучше ее мне больше не найти? — с лукавой улыбкой поддел он подругу, заставив ее и воспрянуть духом, и слегка порозоветь. — Не твой случай, точно тебе говорю! — в тон ответила она. — Ты не умеешь лгать, Гарри. — Я не должен лгать... — уточнил тот, выделив голосом каждое слово. Гермиона вконец смутилась и завертела головой в поисках достойной темы, на которую можно было бы безболезненно переключиться с этого весьма странного разговора. К счастью, тема не заставила себя долго ждать. — Погоди, смотри-ка, кто там на улице! — она чуть шею не сломала, пытаясь уследить за некой личностью через окно, на мгновение напомнив Гарри его тетушку, обожавшую шпионить за соседями сквозь просветы зеленой изгороди. Но здесь о соседях, безусловно, речь не шла. Через несколько секунд одновременно с бряканьем колокольчика распахнулась дверь, и в кафе ввалился... — Рон?* * *
— Не подумай, что мы тебе не рады, приятель, но откуда ты тут взялся? — поинтересовался Гарри, как только мадам Розмерта одарила новоприбывшего чашкой горячего чая и удалилась в направлении стойки. — Как же квиддич, Анджелина и тренировки «до первой звезды»? — Ай, — Рон, плюхнувшийся на стул прямо в куртке, махнул рукой, едва не заехав в нос вовремя отшатнувшейся Гермионе. — Мы и тренировались. Но приперлись мадам генеральный инспектор и посетовали, что в праздничный день студенты сидят в школе, вместо того чтобы дружною толпою развлекаться в Хогсмиде. А ну как перетрудимся и играть не сможем? Или, того хуже, учиться? Всем в сад! — Да вы, вроде, и так в саду были... то есть в поле. — Ей-то что? Короче, вы меня поняли. Накрылась тренировка медным тазом, и, зуб даю, амбриджиху вовсе не наше переутомление волновало. Анджелину держали всей командой, кто за руки, кто за ноги, спасибо, Алисия, добрая душа, сразу кинула в нее «Силенцио», а то бы наша команда перед самой игрой с Хаффлпаффом осталась еще как минимум без капитана. Она теперь со Спиннет из принципа не разговаривает, хотя сама понимает, что та была права. — Рон с удовольствием глотнул горяченького и предложил: — Ребята, пойдемте в «Зонко», а? Настроение — падаль, душа просит праздника! «Ребята» переглянулись, Гермиона посмотрела на часы и нерешительно кивнула. Пока Рон быстрыми глотками, обжигаясь и отфыркиваясь, допивал чай, друзья как раз успели одеться и подхватить сумки.* * *
В магазине магических шуток и розыгрышей их встретила поразительная для этого места тишина. День клонился к вечеру, и, должно быть, большая часть студентов давно успела громыхающей лавиной пронестись по самым интересным торговым точкам, а теперь заслуженно предавалась кутежам местечкового масштаба в «Трех метлах» и других заведениях подобного толка. Посетителей можно было пересчитать по пальцам. Кучка третьекурсников-хаффлпаффцев столпилась у витрины с многозначительной подписью «Только для совершеннолетних волшебников!», вполголоса обсуждая, что же может скрываться за серебристым флёром, который услужливо накидывало на интригующий товар заклинание, определяющее возраст потенциального покупателя. Вниманием одного из продавцов прочно завладел какой-то из слизеринских семикурсников, а вот второго утянул в дальний угол торгового зала Рон, нисколько не огорченный отсутствием в «Зонко» всегдашнего шума и толкучки, поскольку сам успешно жестикулировал и шумел минимум за троих. Кажется, он намеревался всерьез улучшить свое настроение путем ухудшения оного у кого-то другого. Не будем показывать пальцем, но земноводные и пресмыкающиеся наверняка входили в число «других», деля между собой первое место в списке намеченных жертв. Гермиона, то и дело терзавшая свои часики, кажется, облегченно выдохнула, когда Рон оказался на значительном от нее расстоянии, да к тому же настолько увлекся беседой с продавцом, что явно не замечал ничего вокруг. Подойдя к Гарри, отрешенно уставившемуся на «Чернила быстровыцветающие — исчезают без следа через час после нанесения на пергамент», она чуть слышно шепнула ему на ухо: — Ты не мог бы уделить мне минутку? Оторвавшись от специфического канцтовара, Гарри с удивлением взглянул на девушку и так же тихо поинтересовался: — Хоть десять, но почему шепотом? — Не хочу, чтобы Рон услышал, — поморщившись, ответила она и, не давая предсказуемо возникшей реакции собеседника вылиться словами, шикнула и состроила умоляющую физиономию. — Хотела рассказать тебе в кафе, да не успела. Мне нужна твоя помощь, Гарри. Помнишь, недавно я у тебя одалживала Хедвиг? — Ну да, болгарское турне... Гермиона кивнула, бросила короткий взгляд, проверяя степень увлеченности как Рона, так и других покупателей, и заговорила уже быстрее: — Я по-прежнему думаю, что директору виднее, кому и как тебя учить окклюменции. Но нельзя не согласиться: профессор Снейп — личность пренеприятнейшая, и это может оказывать свое негативное влияние. В любом случае, он занимается с тобой только практикой, а объяснить, что и как, судя по всему, не хочет или не может. У тебя жуткий недостаток информации, Гарри! — И как же мне его восполнить, если Снейп молчит, директор всеми силами уклоняется от встреч со мной, а в библиотеке на эту тему ничего определенного нет? — В библиотеке Хогвартса — нет. Но Хогвартс не вся Англия, а Англия — не весь мир. — Определенно, — заинтересованно протянул горе-окклюмент. — Поэтому я попросила помощи у Крама. Нет-нет, — замотала головой Гермиона, предупреждая его возможное возмущение, — конечно же я ничего не говорила о тебе, написала, что это мой научный проект, и если он может найти подходящую литературу или вдруг сам что-то знает — все-таки в Дурмштранге программа другая, да и мало ли с кем он мог познакомиться в Болгарии и зарубежных поездках, — то я буду ему очень-очень благодарна, и так далее, и тому подобное. — Но при чем тут Рон, и чем я могу тебе помочь? — Все просто, Гарри. В ответном письме он сообщил, что у него есть именно то, что, несомненно, меня обрадует. Понимаешь, что это значит? Крам предложил встретиться сегодня, в местной гостинице, поскольку доверять переноску «подарка» совам он не хочет. Времени осталось совсем немного, мне надо бежать. И если Рон вдруг заинтересуется, где я, ты должен меня прикрыть. Скажи... скажи, что я нехорошо себя почувствовала и срочно отправилась в Хогвартс, где собиралась сразу лечь спать. И обязательно проследи, чтобы он не шлялся возле гостиницы, это самое важное. А если вы вернетесь в школу раньше меня, то я скажу, что у меня все прошло и я задержалась в книжном — никто не удивится, да и книга под мышкой станет лишним доказательством. — Да что такого в том, что ты заберешь книжку у Крама? Или ты думаешь, Рон тут же ее отнимет и не отдаст, пока не прочтет? — Гарри хихикнул, полагая, что замечательно пошутил. Гермиона, всем своим видом выражая тезис «ты безнадежен», снова огляделась по сторонам. — Ты уже забыл, какой скандал устроил наш рыжий друг по поводу моего партнера на том памятном балу? И не говори, что это было давно и не правда, в наш прошлый поход в Хогсмид он весь изругался, узнав, что я всего-навсего изредка пишу Краму. А тут — встреча! В гостинице! Братаюсь с врагом, как же... Знаешь, мне совсем не улыбается портить нервы из-за такого пустяка. — Зато из-за пустяка ты готова спланировать целую тайную операцию, — добродушно усмехнулся Гарри. — А вот и нет, нервы — это уже не пустяк! Все, еще немного, и я опоздаю. Мы договорились? — Разве я могу тебе отказать? Ты же для меня и стараешься. Ну и вообще... Беги давай, только не задерживайся до самого закрытия ворот. Придержав «Левиосой» дверной колокольчик, Гарри проводил взглядом втихаря выбравшуюся из магазина Гермиону и вздохнул. Докатился — собирается обманывать лучшего друга. Но это же для их общей пользы, разве нет? Рон, балбес, действительно раздует из факта дружеской встречи мировой пожар. Непонятно толком, имеет ли он виды на их общую подругу, но если и так, то очередная ссора ему явно не поможет. А ссора будет, и «дружескую встречу» некоторые личности вполне могут назвать свиданием. Гарри неожиданно поймал себя на том, что ему было бы крайне неприятно, если бы Гермионе действительно нравился Крам... как парень нравился, то есть. Естественно, не из-за возможных планов Рона, а, скорее всего, потому, что это значило бы: она солгала ему, Гарри, о мотивах своей переписки и встречи с болгарским ловцом. Но такого быть попросту не могло, и, следовательно, долой всякие идиотские подозрения. Пора посмотреть, чем это там заинтересовался приятель. Как бы это ни было странно, но довод, что Гермиона, однажды обманувшая Рона, способна провернуть подобное и с ним самим, даже не пришел ему в голову, потому и причины своей безграничной доверчивости он не анализировал.* * *
С полчаса Гарри вникал в подробности плана великой мести Рональда Уизли, который тот излагал с привлечением наглядных пособий, предназначенных к покупке, и консультаций продавца — молодого человека чуть старше Фреда и Джорджа, увлеченного темой шуток и вредилок не меньше талантливых близнецов. Как правило, Гарри с воодушевлением поддерживал подобные идеи, но тут даже ему начало казаться, будто все это как минимум немножечко чересчур. Вот только заставить Рона передумать или хотя бы приостановить поток словоизвержения не представлялось возможным. Помог случай. В очередной раз брякнул колокольчик на двери, и вместе с еще одним посетителем в «Зонко» шумно ворвалась серая неясыть, прямым ходом метнувшаяся вглубь магазина. «Привитринившись» под самым роновым носом, она встряхнулась, закапав только что кристально чистое стекло, и протянула лапку с привязанным к ней посланием. Адресат, на долю которого тоже перепало подтаявшего снежка с совиных перьев, волей-неволей отвлекся от своей занимательной беседы. — Это что, мне? А ты ничего не перепутала? — удивился Рон. Сова презрительно ухнула и подняла лапку повыше, намекая, что работает почтальоном, а играть в навеки застывшее чучело не нанималась. Как только ее освободили от ноши, она порхнула в направлении выхода, благо временно освобожденный от Уизли продавец, недовольный заляпанной витриной, как раз собирался выгнать птицу наружу. Рон с любопытством расправил норовивший закататься обратно в трубочку кусочек пергамента и... захлопал глазами. В записке старательно выведенными печатными буквами сообщалось следующее: «Если хочешь узнать, с кем тайно встречается Гермиона Грейнджер и что она с НИМ делает, поторопись в гостиницу в Хогсмиде и поинтересуйся, кто остановился в пятом номере на втором этаже. P.S. Не забудь спросить своего друга, куда в последний раз летала его сова». Подпись предсказуемо отсутствовала. Если бы Рон был в курсе маггловских компьютерных технологий, то охарактеризовал бы свое состояние как намертво зависшее. Гарри, легонько постучавший его по плечу и не дождавшийся никакой реакции, аккуратно потянул к себе пергамент, ознакомился с содержимым и с трудом удержался от поминания Мерлина и его подштанников: ситуация складывалась предурацкая. Однако отдал пенни — придется отдать и фунт; слово Гермионе было дано, следовательно, требовалось его сдержать, или хотя бы попытаться. Больше всего ему не нравился постскриптум, но друг, судя по всему, пока зациклился на основном тексте записки. Минутой позже он неожиданно отмер и затряс головой, словно та заснеженная неясыть. — Ну нет, это фигня какая-то, а, Гарри? Прикинь, я чуть было не купился, совсем забыл, что Гермиона тоже с нами пошла! Эй, Гермиона, посмотри... — тут он закрутился, выискивая знакомую фигурку с целью вместе поржать над идиотской шуткой, но, понятное дело, мог хоть час вертеться юлой: Грейнджер в зале не было. Рон медленно обернулся к Гарри, удивленно спросил: — И где она? Сглотнув и состроив самую озабоченную физиономию, тот постарался как можно уверенней доложить: — Да у нее, бедняжки, голова сильно разболелась. Перенервничала, должно быть, с этой Ритой, побледнела, виски терла. Так что она решила вернуться без нас, сейчас, наверно, уже к школе подходит. — А ты откуда знаешь? — От Гермионы, откуда еще? Ты был так увлечен, что тебя она отвлекать не стала, а ждать уже не могла. Сказала — пойдет прямо в башню и баиньки, мол, «это головная боль напряжения, прогулка на свежем воздухе и сон — лучшее лекарство». И ушла. — Значит, она сказала... — с подозрением протянул Рон, на глазах превращаясь из радостного дружелюбного рыжика в мрачную личность, почти неуловимо напомнившую Рона Уизли образца вечера, когда Кубок Огня выбирал чемпионов Турнира трех волшебников. — Сказать можно все что угодно! — Рон, ты что?.. — Гарри, чувствуя неладное (хотя чего там чувствовать, знал же, что врать толком не умеет, да и не поможет никакое вранье после такой анонимки), пустил в ход последний выдуманный козырь: — Зачем Гермионе обманывать? Она еще в «Трех метлах» жаловалась, а теперь, видать, и вовсе ее скрутило. — Притворялась, зуб даю! А сама — в гостиницу... вот только к кому? Гарри с непритворным возмущением помахал рукой у друга перед глазами: — Окстись, Отелло! — Кто? — Это... А, не важно! Послушай, ты что, Гермионе веришь меньше, чем неизвестно кому? Тут же — глянь — специально печатными буквами написали, чтобы по почерку было не узнать. Если бы автор добра желал, то подписался бы. — Да какая, к драклам, разница, чего он желал! С каждой фразой Рон распалялся все сильнее, а Гарри все яснее осознавал: что бы ранее ни говорил (или же не говорил) Уизли, в мыслях он совершенно точно застолбил, зарезервировал за собой место подле Гермионы. Все эти вопли насчет «братания с врагом», помянутые нынче девушкой, скрывали за собой совсем не дружеские интерес или переживания. Однако, забодай его бладжер, какое право имел рыжий чего-то требовать от нее, если до сих пор не решился хоть как-то выказать свои намерения? День святого Валентина как-никак, мог бы цветочек с утра подарить или конфет... «А ты-то Чжоу хотя бы открытку припас, бестолочь? — не ко времени поинтересовался внутренний голос. — Нет? С чего тогда Рону быть умнее? А ведь у него все мысли были о тренировке, да и Гермиона с середины завтрака умчала в совятню. Если бы не поторопилась, то кто знает, чего могло случиться...» Гарри внутренне смутился, но тут же затолкал смущение куда поглубже. «Если бы да кабы» не считается — сначала объяснись по-человечески, а потом возмущайся. И то не факт. Гермиона что тогда, его собственностью станет? Чжоу вот точно не стала его, Гарри, собственностью. «И не станет», — напомнил он себе и отчего-то обрадовался, будто бы то, что его бросили, в свою очередь сбросило с его плеч тяжкий груз. А может, так оно и было? Задумавшись, Гарри чуть было не пропустил момент, когда Рон, не дождавшись ответа на свой, скажем прямо, риторический вопрос, шумно выдохнул и, уже разворачиваясь, буркнул ему: — Ты как хочешь, а я — в гостиницу. Полосатый шарф предательски зацепился за витрину «Только для совершеннолетних волшебников!», и, пока его хозяин нервно играл с витриной в перетягивание каната, Рон успел выйти на улицу. Длинноногий Уизли, все ускоряя шаг, так разогнался, что Гарри пришлось догонять его едва ли не бегом. — Эй, Рон, да погоди же! Тот наконец немного снизил скорость, поджидая растрепанного Поттера. — Ты... мне... вот чего скажи, — восстанавливая дыхание, с паузами пропыхтел Гарри, — вот даже если Гермиона там, где этот гад написал, и у нее с кем-то встреча, то что с того? Ой! — последний звук вырвался, когда он всем телом впечатался в неожиданно вставшего столбом Рона. — Как это «что с того»? Как ты не понимаешь... — Не понимаю, ага, — кивнул Гарри, потирая ушибленный лоб. — Она свободный человек и может ходить куда угодно и с кем угодно, разве нет? Только не строй из себя заботливого старшего братца, ты и за Джинни так не переживаешь, а Гермиона тебе даже не сестра. К тому же я тебе сказал, что она, должно быть, уже в своей комнате в школе. На минуту показалось, будто Рон сейчас закипит и забулькает, как чайник на плите, — так он покраснел и напрягся. Впрочем, в сгущающихся сумерках немудрено было и ошибиться, но интуиция вопила: закипит! Вместо свистка, однако, раздалось какое-то утробное мычание. После того как оно затихло, Рон махнул рукой и довольно мирно сказал: — Ну хорошо, Гермиона действительно может делать все, что ей заблагорассудится. Но есть у меня одно подозрение... — Какое? — Вот посмотрим, с кем она там, в гостинице, и узнаешь. — Мерлин, да сколько же можно, в конце концов, твердить... Но поскольку твердить что-либо в удаляющуюся спину Рона Уизли не имело никакого смысла, Гарри снова поспешил вслед за другом, мучительно соображая, могла ли Гермиона успеть покинуть гостиницу и что ему делать, если она все еще там. С каждым шагом запутавшийся в паутине внешне невинного обмана Гарри Поттер приближался к положению, характеризуемому фразой «между двух огней», и массивное крыльцо, вскоре появившееся прямо по курсу, показалось ему эшафотом, а три гоблина на вывеске — расстрельной командой. Потрогав тыльную сторону ладони, где неприятно-шершавой вязью кожу взрезали слова «я не должен лгать», он глубоко вздохнул и вслед за Роном шагнул в тепло и уютный свет небольшого гостиничного холла.* * *
Место за стойкой напротив входа пустовало. Рон решительно стукнул по звонку, но, поскольку местный служащий не сильно торопился явиться на зов, не стал терять времени и достал из кармана записку, пожелав уточнить вылетевший из памяти номер комнаты. Гарри, моливший все высшие силы о том, чтобы портье не позволил непрошенным посетителям беспокоить важного постояльца, а в идеале — позвал охранника и велел ему выкинуть их вон, насторожился, глядя, как новоявленный ревнивец внимательно водит взглядом по пергаменту. С начала... и до конца. До последней, забодай ее бладжер, точки в конце постскриптума. Как поднимает голову и упирается в него глазами, в которых медленно разгорается огонек нового подозрения. Как губы приоткрываются в готовности спросить с него, Гарри, если не за все и сразу, то за одно конкретное деяние точно. Приоткрыться-то приоткрылись, но и только. Потому что со второго этажа донесся щелчок отпираемого дверного замка, приглушенные ковром шаги и такой знакомый голос: — А ты знаешь, что находишься в доме, где в начале семнадцатого века располагался штаб восставших гоблинов? Вот и на вывеске их изобразили. Об этом написано в «Достопримечательностях исторического волшебства». — Для меня те новина, но верю, ты могла бы назвать специфичен год, когда то случилось, — чуть иронично отозвался собеседник с тем характерным акцентом, от которого у Гарри пересохло в горле. Шаги приближались, уже поскрипывали ступеньки, Рон, так и не успевший ничего сказать, столь же медленно оборачивался к лестнице. — В тысяча шестьсот две... — ответ весьма довольной Гермионы замер на середине слова, но по инерции она сделала еще два шага, прежде чем остановилась, уставившись почему-то не на Уизли, а за его плечо — на Гарри. Тот сжал губы и еле заметно развел руками. Спускающийся за девушкой Крам наконец-то оторвался от созерцания ее затылка, поднял голову и спустя вроде бы короткие, но такие длинные две секунды замешательства расплылся в улыбке. — Гарри, Рон! Рад те видя... видеть вас! — А уж я как рад... — пробурчал Рон. — Что, извене? — Извиняешься? Это правильно, но поздновато, — послышалось в ответ. — Да и не тебе извиняться. Крам перевел недоумевающий взгляд с Рона на Гарри, с Гарри на Гермиону. Точнее, снова на ее затылок. Гермиона, справившись с удивлением, продолжила его успешно изображать. — Что-то случилось, Рон? Я думала, из «Зонко» вы пойдете в Хогвартс. Уизли процедил сквозь зубы: — Мы, видишь ли, тоже так думали. Про тебя. Хотя, наверно, это я один так думал, а? — резко обернувшись, он гневно посмотрел на опустившего глаза Гарри. — Угу, ясно. Я даже не буду спрашивать тебя, куда недавно летала Хедвиг, — и так понятно. К нему! — кивок в сторону Крама. — Да ты предатель, Поттер! И ты! — на этот раз горящий взгляд уперся в Гермиону. — Што се случува? — спросил окончательно запутавшийся болгарин, касаясь ее рукава. Покрасневшая Гермиона, дернув плечиком, смахнула его руку, не то отказываясь от вроде бы поддержки, не то желая подчеркнуть, что они никак не связаны. — Я тебе скажу, что происходит, — не торопясь проговорила она. — Кажется, у кого-то нюхлеры в голове порылись! — И припечатала: — Только ничего не отыскали! Что на тебя нашло, Рон? Кого мы с Гарри предали и каким образом? — Ох, ну хватит воображать и притворяться! Или не этот... друг уверял меня, что ты заболела и отправилась в школу? — И чем он виноват, если я ему так сказала? — Еще скажи, что он не одалживал тебе сову! — С каких пор это стало преступлением? — С тех самых, когда он за моей спиной помогал вам с однобровым обмениваться любовными записочками! Да еще тебя выгораживал! Гермиона покачала головой. Именно такого она и опасалась, но предвидение опасности не помогло избегнуть ее даже на осьмушку, не то что на половину. Хуже всего было то, что и ее совесть была не совсем чиста, поскольку она сознательно не вводила Рона в курс дела, а вот Гарри, наоборот, втянула в него по самые уши. Однако и рыжий сегодня переступил некую черту. Если прежде, судя по его словам, он подозревал Крама в намерении выведать какие-то мифические секреты, то теперь открытым текстом обвинил в... Черт! Уши у нее, кажется, запылали еще сильнее. И попробуй доказать, что не от стыда и чувства вины! Но надо было что-то отвечать. — Рон, я не стану допытываться ни с чего ты взял, что у нас с Виктором есть что-то кроме дружбы, ни о том, откуда ты узнал о нашей встрече, кстати, первой с окончания четвертого курса, — Гермиона проигнорировала взметнувшуюся при этих словах руку Уизли с зажатым в ней клочком пергамента и продолжила: — И оправдываться я тоже не буду. По той простой причине, что оправдываться мне бы стоило перед своим... своим... парнем, вот, если бы он у меня был. А кто такой ты? — Я... это... — Рон, мгновенно растерявший всю злость, ничего большего выдавить не сумел. — Ты — «это». Лучше не скажешь! — в сердцах бросила она, с удивлением чувствуя, как намокли уголки глаз. — Слушай, это... друг, год назад я говорила тебе, что нужно сделать, чтобы у тебя появилась девушка. — Э-э-э... — Набраться смелости и признаться, вот что! И когда она у тебя появится — и смелость, и девушка, в чем я уже, правда, сильно сомневаюсь, — этой бедняжке и будешь устраивать свои истерики, а меня уволь от всего этого! — тяжело дыша, Гермиона обернулась к Краму, вытянула из его руки какой-то тяжелый сверток, постаралась успокоиться и извиняющимся тоном проговорила: — Виктор, прости, что все так по-дурацки вышло. Не обижайся на нас, ладно? И спасибо тебе огромное за книгу, как только прочитаем, я ее обязательно верну. — Э-э-э... — протянул было Крам не лучше Рона, но все же опомнился. — Не съм ядосана на теб... не сердит. Но ты потом разкажи, што то было, да? — Обещаю! — губы Гермионы тронула легкая улыбка. — До свидания, Виктор, не надо меня провожать. — Поддавшись невесть откуда взявшемуся порыву, она послала ему воздушный поцелуй, прошла мимо онемевшего и вновь закипавшего Рона, на несколько секунд остановилась возле Гарри, позвала его по имени, попытавшись поймать взгляд, а когда не получилось — тихо вздохнула и скрылась за входной дверью, впустив внутрь сонм снежинок и волну морозного воздуха. Холод, казалось, оживил Поттера. Кивнув Виктору и не глядя на то ли друга, то ли бывшего друга, он выскочил наружу вслед за Гермионой, зажмурился от резкого света фонаря, проморгался и растерянно закрутил головой, обнаружив и слева, и справа абсолютно пустую улицу.* * *
Все, что сегодня произошло, упорно не желало укладываться в мозгу. Бесконечный день растянулся, по ощущениям, на месяц или два, его начало едва просматривалось за нагромождением событий и представлялось совершенно нереальным и недостижимым — как и его конец. С утра он был цельным: у него были девушка, лучший друг, подруга, хранимая тайна о возрождении Темного Лорда и твердое представление о себе как о честном человеке и настоящем гриффиндорце. Сохранилось ли что-либо из перечисленного у него сейчас, он не знал, но что-то внутри ныло, словно от души в течение дня отщипывали кусочек за кусочком, и теперь жалкая оставшаяся часть не могла на полном основании называть себя Гарри Поттером. С Чжоу все было ясно, тайной он поделился сознательно, а определиться с Роном в ближайшее время не представлялось возможным. Им обоим стоило остынуть и подумать. Зная Рона, Гарри практически не сомневался, что рано или поздно тот пойдет на мировую. Да, его, Гарри, поступок был весьма сомнительным с этической точки зрения, но мог ли он поступить иначе? В представленных условиях — вряд ли, хотя осознание этого не помешало ему сто пятьдесят раз пообещать себе никогда, никогда больше не врать. Даже ради чьего-то блага. Но была у этой истории и другая сторона медали... Быть друзьями — не означает никогда не ссориться, но не доверять другу в по-настоящему важных вещах невозможно. Наверно, он и сам не лучший товарищ, раз пошел на обман, и чувство вины не давало ему с полным правом осудить Рона, который предпочел поверить анонимке, вынести свой приговор заочно, вылить на друзей свой гнев, основанный, главным образом, на том, что он сам себе насочинял. А если бы речь шла не о придуманном романе Гермионы? Если бы все они оказались в такой ситуации, когда от веры друг в друга зависели бы их жизни? Учитывая возвращение Волдеморта и его особую любовь к Гарри, нечто подобное могло произойти с легкостью. Так можно ли доверить Рону Уизли свою жизнь? Предыдущий опыт утверждал: можно. Другой предыдущий опыт возражал: не всегда. Две эти эфемерные сущности в воображении Гарри логично воплотились в виде черного и белого шахматных королей, застывших друг против друга на клетчатой доске и нетерпеливо потирающих эфесы пока еще вложенных в ножны шпаг. Но командир молчал, и солдаты не смели тронуться с места без приказа. Для приказа, являющегося выражением волевого решения, не хватало сущей малости: объединенных гласа совести и гласа разума. И то и другое в последние годы говорило голосом Гермионы, а ее рядом не было... Гарри шагал по слабо освещенной улочке Хогсмида в направлении школы, поглядывая по сторонам. Больше всего ему хотелось догнать Гермиону и немедленно удостовериться, что у него по-прежнему есть хоть один человек, которому можно безусловно доверять, и который точно так же верит тебе. Где-то в Лондоне еще имелся Сириус, но, как бы он ни нравился Гарри, он был взрослым, постоянно был далеко и, будем говорить честно, до сих пор не так-то много они и общались. Гермиона — другое дело, и Гарри не стыдился признаваться себе, какое значительное место в его жизни она занимает. С Роном он, безусловно, проводил больше времени, на то они и мальчишки, но вытравить из памяти предательство друга на четвертом курсе и еще несколько неприятных моментов удавалось с трудом. Только Гермиона не предавала и не обманывала, всегда была рядом, помогала советом и делом. Нет, она, конечно, не идеал, он далек от того, чтобы навесить на ее кудрявую головку нимб и обрядить в развевающиеся полупрозрачные оде... — Тьфу ты! — Гарри остановился и по-собачьи затряс головой, выгоняя из мыслей случайно нарисовавшуюся фривольную картинку. Еще и дважды обернулся вокруг себя на предмет поиска свидетелей, словно эту вытрясенную картинку кто-то мог увидеть. Ну разве можно думать о подруге так, забодай тебя бладжер! Неожиданно кто-то неподалеку кашлянул и произнес: — Неужели ты производишь обряд вызова духа святого Валентина, Гарри? — А? Что? Всмотревшись в неразгоняемый тусклыми фонарями кусок густого мрака, откуда донесся голос, он понял, что у заснеженной зеленой изгороди, прячущей чей-то дом от любопытных глаз, стоит та, кого ему и хотелось догнать. — Так что, говорю, занялся вызовом духов? Ночью на перекрестке трех дорог крутишься, плюешься, что-то бормочешь, — с иронией пояснила Гермиона. — Духов — не духов, а тебя вот вызвал, однако, — смущенно признался Гарри. — Не думал, что так быстро бегаешь, вроде вышел сразу за тобой, а тебя и след простыл. Ты что тут стоишь? Гермиона зажгла палочку и указала ею на изгородь. — Это остролист, между прочим. Я и правда от гостиницы почти бежала, переоценила свои силы и вот, остановилась передохнуть. И только потом обнаружила, возле чего стою. Забавно, что ты нашел меня у остролиста. — Надо же... Н-да. Только зачем ты торопилась, вон, холодного воздуха нахваталась, кашляешь теперь... Извини, дурацкий вопрос, — поспешил добавить Гарри, скорее почувствовав, чем заметив укоризненное выражение в глазах подруги. Та вздохнула, потушила палочку и потянула его за руку. — Пойдем уже, по дороге поговорим. Действительно холодно. Гарри выхватил у нее сверток с книгой, попутно поразившись оттянувшему руку весу, и лишь потом позволил повести себя дальше. Часть гадости, засевшей в его душе, куда-то испарилась, стоило только убедиться, что Гермиона на него не сердится и хотя бы между ними все остается так же, как и было. По крайней мере, на первый взгляд. Тропка до Хогвартса, обросшая по краям сугробами, петляла, как заяц. Несмотря на обещание, практически всю дорогу Гермиона молчала, словно в рот воды набрала, а внезапно оробевший Гарри, которого, будто малыша, вели за ручку, не осмеливался нарушить почти космическую тишину. Даже собаки в деревне не брехали. В какой-то момент, примерно на середине пути, Хогсмид скрылся из вида, а замок — еще не показался, и тогда Гарри почудилось, что они одни в этой усыпанной звездами вселенной. И уполовиненная луна светит только им, и тропинку почистили исключительно для того, чтобы они могли идти так бесконечно, а маленькая ручка, ухватившая его ладонь... Кстати, а это что еще за фокусы? — Гермиона, ты что, без перчаток? — М-м-м? А, не бери в голову, забыла у Виктора. В школе у меня запасные есть. — До школы еще дойти надо, а ты уже дрожишь! Ну-ка... Гарри сунул книгу под мышку, стянул перчатки, сцапал обе ладошки нерешительно протестующей девушки и свел их вместе, согревая теплом своих рук и дыхания. — Так-то вот. Отморозишь руки — отвалятся, чем колдовать будешь? — пожурил он, натягивая на нее собственные перчатки и не слушая возражений. — Научусь беспалочковой магии, — беспечно оповестила Гермиона и показала ему язык. — Вот ты еще язык отморозь! — Вот ты еще попробуй его мне отогреть! Гарри поперхнулся воздухом и густо покраснел, Гермиона, судя по всему, — тоже. Отведя взгляды в разные стороны, они, не сговариваясь, замолчали и не торопясь зашагали в прежнем направлении. Через минуту, правда, две руки — маленькая и большая — будто случайно столкнулись и зацепились друг за друга, да так и продержались вплоть до замковых ворот. Войдя в школу, Гермиона остановилась возле песочных часов с рубинами и отчего-то ими чрезвычайно заинтересовалась (было бы чем: активная деятельность мадам Амбридж и ее помощников оставляла Гриффиндору слишком мало шансов на победу в межфакультетском соревновании). — Ты иди, Гарри, — не оборачиваясь предложила она. — Ужин скоро закончится, а ты, наверно, за весь день толком ничего и не съел. — Ну так идем вместе, можно подумать, ты где-то успела пообедать. — Не успела, но мне сейчас кусок в горло не полезет. Да и голова действительно побаливает — накаркала. Гарри нахмурился и упрямо покачал головой, хотя этого она видеть не могла. — Так дело не пойдет. Если тебе не хочется идти в шумный Большой зал, то можем просто посидеть в гостиной, но поесть нужно. Я сбегаю на кухню и попрошу у Добби каких-нибудь бутербродов и чаю, договорились? Хотя... нет, туда сейчас тоже все набегут. Но ты меня все-таки жди в гостиной, и это не обсуждается, слышишь? — последнее слово он выкрикнул уже на ходу. Гермиона, сняв перчатки, вдруг сжала их в ладонях, большим пальцем погладила аккуратно заштопанный квадратик, кивнула сама себе и отправилась в гриффиндорскую башню.* * *
Не прошло и двадцати минут (Гермиона только и успела, что зайти к себе переодеться и умыться), как в гостиной появился запыхавшийся Гарри. Попросив подождать еще минутку, он поскакал в спальню и вскоре вернулся уже без пальто, но с книгой и что-то под мантией прижимая к туловищу рукой. — Пойдем? Гермиона без лишних вопросов поднялась с кресла. В коридоре Гарри затянул ее в уголок поукромнее и вытащил карту мародеров и мантию-невидимку. Карта, открытая на развороте с выходом из гриффиндорской гостиной, исправно отображала неких Г.Поттера и Г.Грейнджер, находившихся так близко, что подписи норовили наложиться друг на друга. Больше никого в округе пока не наблюдалось. Заметив вопросительный взгляд, Гарри пояснил: — Это для страховки. Фред на днях раскололся, что они с братом недавно обнаружили на третьем этаже класс, которым, наверно, сто лет никто не пользуется. На дверь навешено какое-то хитрое запирающее, «Алохоморой» не возьмешь, но ты же знаешь близнецов — расковыряли. И со мной поделились. От Амбридж не спасет, но будем надеяться, что после разгона нашей команды удовольствий на сегодня ей уже достаточно. Однако светить свой интерес к этой части замка не стоит. — А Выручай-комната? — Кто-то мудрый там уже... мхм... засел, я пробовал. Гермиона молча удивилась спринтерской скорости Поттера, успевшего за такой короткий срок оббежать пол-Хогвартса, но ничего не сказала. Время от времени поглядывая на карту, друзья благополучно добрались до ничем не примечательной двери в том самом крыле, где когда-то гостила милая трехголовая собачка. Повозившись с замком, в итоге действительно сдавшимся на милость победителя, Гарри отступил назад и сделал приглашающий жест. Как ни странно, заброшенный класс за время простоя не стал ни складом поломанной мебели, ни вместилищем тонны пыли и паутины. Возможно, впрочем, тут уже поработали шустрые близнецы или Добби, который, так или иначе, однозначно успел здесь побывать, о чем красноречиво свидетельствовал поставленный на первую парту огромный поднос, полный гостинцев с кухни. Эльф, должно быть, не понял Гарри и решил, что здесь состоится очередное собрание Отряда Дамблдора. Чем-то иным такое количество еды объяснить было сложновато: не слабых размеров горшочек с каким-то горячим блюдом исходил паром, не отставал от него небольшой монблан из куриных ножек, в корзинке горкой высились румяные пирожки, ваза с фруктами напоминала о лете, а коробка с печеньем в форме традиционного сердца — о зиме, точнее, о сегодняшней дате. Рядом стояли не влезшие на поднос чайник, молочник и маленькая сахарница. Несмотря на собственное утверждение, Гермиона почувствовала, что зверски голодна, ну а Гарри и прежде готов был как минимум уполовинить того же Пушка, если бы он до сих пор сидел за соседней дверью. Поэтому прежде всего они устроили себе слегка припоздавшие обед и ужин, и только потом мысли обоих вернулись в плоскость сегодняшних злоключений. — Как твоя голова? — осторожно поинтересовался Гарри. — Да знаешь, на удивление неплохо, — ответила Гермиона, прислушавшись к своим ощущениям. — Стало быть, головная боль напряжения лечится не только свежим воздухом и сном, но и пирожками с джемом. Подруга фыркнула от смеха. — Чего-чего? — Это я про тебя так заливал, мол, голова у тебя разболелась. Летом у тетушки в справочнике вычитал от нечего делать. На поверку вышло — вроде как и не соврал. А Рон... Слово было сказано. Уставившись в тарелку, по которой он продолжал гонять последнюю одинокую горошину из рагу, Гарри признался: — У меня у самого в голове такой бедлам, будто там рота нюхлеров ковырялась. Я ведь... действительно его обманул. Причем так бездарно, что подставил тебя. Зря мы это затеяли, Гермиона. Мы обманули, он не поверил — как я могу его за это винить? — Ты абсолютно прав, зря. Гадкий Гарри, плохая Гермиона! Ответ прозвучал жестко, но крайне неоднозначно, учитывая, что последнее предложение по тембру и интонации было качественной пародией на любимую повинную поговорку домашних эльфов. От неожиданности Гарри подскочил на месте, а Гермиона как-то криво усмехнулась и припечатала об стол кружку с недопитым чаем. Смешинки из глаз исчезли в неизвестном направлении. — Просто отвратительная! Связалась с болгарином, а может и не только с ним, по какому праву, спрашивается? Накричала на бедного Ронникинса... — она вдруг всхлипнула и прикрыла лицо ладонями, из-под которых глухо донеслось: — Гарри, сколько можно? На минуту в классе повисла такая тишина, что можно было и муху услышать, если бы тут нашлась хоть одна. Наконец Гарри набрался смелости и, перегнувшись через угол парты, дотронулся до тонкого запястья, потихоньку потянул его вниз. — Эй?.. Руки послушно опустились на колени. Гермиона, к великому облегчению Гарри, не плакала, но взгляд у нее был какой-то больной. Он нерешительно погладил внутреннюю сторону запястья, которое так и не отпустил, и смутился, когда она порывисто накрыла его ладонь своей, но отстраняться было уже неудобно. — Понимаешь, — взволнованно заговорила Гермиона, — я же не вещь, не игрушка! Когда-то мне действительно очень хотелось, чтобы и на меня тоже обратили внимание, куда-нибудь пригласили, кто угодно. И Рон казался неплохим вариантом. В конце концов, он один из тех немногих, кого я знаю, как свои старые туфли: где жмут, где натирают, к чему лучше подойдут. А это очень важно, когда у тебя еще... не слишком много опыта в таких делах. К тому же после того рождественского бала мне показалось, что он... — Не показалось, теперь-то я уверен! — Это уже не имеет значения, Гарри. Я все ждала, когда он наберется храбрости поговорить со мной, или, может, хоть как-то покажет, что я интересую его не только в качестве источника конспектов и полезных советов, проявит внимание. И что в итоге? Все, что он может, — устраивать скандалы или, образно говоря, за косички дергать. Но грубость и ревность — это еще далеко не... Ну, ты понял. Гермиона потянулась налить себе еще чаю, и руку ее пришлось выпустить, что почему-то вызвало чувство мимолетного сожаления. — В сущности, я осознала все это задолго до нынешнего дня, — почти совсем успокоившись, добавила она, — но как-то надеялась на лучшее, наверно. Однако ссора в гостинице стала, пожалуй, последней каплей. Кстати, как вы там оказались? — Кто-то узнал о вашей с Крамом договоренности и прислал Рону записку, а я так и не смог его уговорить не обращать на нее внимания, — виновато сообщил Гарри. — Записку? Анонимную записку? И он ей поверил? — возмутилась было Гермиона, но моментально остыла и махнула рукой. — Чему я удивляюсь? Да и вообще, ты был прав, я первая начала. Другое дело, что скандал был бы в любом случае: скажи я правду о нашей встрече, Рон все равно устроил бы сцену. А ссориться мне не хотелось. Так что, по большому счету, в том, что его пришлось обманывать, виноват он сам, его замечательный характер. И нечего по этому поводу биться головой о стену — ни тебе, ни ему. Гарри застыл и обратился в слух: с этой точки зрения он ситуацию не рассматривал. — По-хорошему, наверно, стоило отправить за книгой тебя, но об этом следовало договариваться до того, как Рон явился в деревню. Да и по отношению к Виктору это было бы не слишком красиво. В общем, что случилось, то случилось, — подытожила девушка. — Вопрос в другом, особенно в свете наличия этой анонимки. Вопрос... — ...доверия, — подхватил Гарри. — Я уже думал об этом. — Именно. И хотя в нашей ситуации достаточно странно требовать от Рона полного доверия... — ...но ситуации бывают разные. К тому же доверие должно быть не только к нам, но и к нему. — А вот в этом и есть главная загвоздка. Как было сказано, мне казалось, будто я знаю его, как свои туфли... — До последнего гвоздика в набойке! — хихикнул Гарри. Гермиона закусила губу, но тем не менее кивнула. — Согласна, не самое корректное сравнение, но примерно так. Словом, думала, это человек, которого я знаю, за одним исключением, лучше, чем кого-либо еще, но он постоянно преподносил мне сюрпризы... неприятные, чаще всего. И мне совсем не улыбается когда-нибудь поставить на него все, что есть, а получить... еще один неприятный сюрприз. — Извини, конечно, но человека порой и за десять лет невозможно полностью узнать! А иногда и за всю жизнь. — Есть такая наука, Гарри, — статистика, — с таким видом, будто она открывает ему ужасную тайну, ответила Гермиона. — Если, когда хорошенько трясешь копилку, из нее раз за разом выпадают одни пятипенсовики, то шансов на то, что внутри много монеток по десять пенсов, весьма немного. Так и с людьми и их поступками... — Так может в копилке слишком маленькая прорезь! — А разве это что-то меняет? Десятипенсовики-то все равно останутся внутри. Парировать было нечем. Он и не стал. Поднялся, походил между рядами парт, разминая ноги, выглянул в окно, но луна скрылась за облаками, и определить, куда оно выходит, с наскоку не получилось. Гермиона молча сидела на своем месте, ощипывая гроздочку винограда. Засмотревшись на ловкие, точные движения ее пальчиков, Гарри невольно вспомнил, как дрожали эти пальцы, когда он нынче грел их в своих ладонях, — как пойманные птички, — и улыбнулся: было в этом что-то категорически трогательное и особое, несмотря на только что прозвучавшие статистические выкладки. Все-таки любит она поумничать! Так почему бы не подыграть? А язык уже озвучивал гениальнейший и тактичнейший вопрос: — Интересно, кого же ты, по твоему мнению, изучила еще лучше Рона, если он был самым исследованным экземпляром «за одним исключением»? Крама? Гермиона очень медленно подняла голову и отрицательно ею покачала. — Не угадал. — Тогда кого? Она покраснела (Гарри уже и считать замучился, какой раз за день, хотя прежде за ней такого богатства подобных реакций не наблюдал), но довольно твердо ответила: — Не скажу. — С чего вдруг? Раньше ты никогда не отказывалась просветить своего непутевого товарища, дав ему шанс хоть немного поумнеть! — Извини, Гарри, но могут у меня быть свои тайны? — Тайны? — он довольно невежливо фыркнул, но тут же виновато шмыгнул носом. — Прости и меня. Но это — как любит говаривать тетушка Петунья, — тайна мадридского двора. Я не особо силен в логике, но вот уже пятый год у меня такая прекрасная учительница, — Гарри с улыбкой кивнул на нее, — что грех не воспользоваться полученными знаниями и не попробовать угадать. Если это не Рон, не Крам, и если на каникулах ты не познакомилась с каким-нибудь замечательным магглом, с которым из года в год поддерживаешь добрые отношения, не ставя нас в известность... Нет? — он с удовлетворением пронаблюдал за резко замотавшей головой Гермионой. — А раз нет, то, учитывая, что в школе львиную долю времени ты проводишь либо за книгой, либо с нами с Роном, боюсь, что остается один-единственный вариант... Гарри сделал паузу, но ответа либо продолжения своего логического рассуждения не дождался. Вообще ничего не дождался: Гермиона упорно молчала и прятала глаза за чашкой с чаем в правой руке, а левой, думая, что он не видит, нервно крошила не вовремя попавшее к ней в пальцы печенье. Все теми же точными и трогательными движениями... вот только рука ее теперь слегка дрожала. Вполне искренне удивившись, Гарри поинтересовался: — Никак не могу понять лишь, зачем делать из этого тайну? Ну, знаешь ты меня лучше прочих парней (и это, кстати, еще вопрос, ты только так предполагаешь, быть может), а я с чистым сердцем могу сказать то же самое: из всех девчонок я ни о ком так много не знаю, как о тебе. Так это не секрет и никого удивить не может. Несмотря на то, что вся школа, включая большинство профессоров, не в курсе и десятой доли наших совместных похождений, общедоступных сведений вполне достаточно, чтобы сделать подобный вывод. Мы же... всегда вместе. Даже когда от меня отвернулись все, ты была рядом. А это они еще никогда не узнают, как мы спасали Сириуса! Зато никто не усомнится, что за тебя я кому угодно... хех, Дадли в таких случаях говорил: «пасть порву». Обломок истерзанного печенья упал на парту. Гермиона подняла на Гарри прищуренные глаза. — За Рона ты тоже... пасть порвешь? — Да он сам кому хочешь устроит это богоугодное дельце! И бладжером забодает! Нет, конечно, я буду на его стороне... — тут Гарри запнулся, вспомнив сегодняшнее, и неуверенно продолжил: — Пока он будет на моей. Но ты же... совсем другое дело. И защищать тебя, — его голос стал тверже и громче, — защищать тебя я просто обязан — и как девушку, и как друга. — Обязан, угу. Как просто девушку и просто лучшего друга. Как разношенный любимый башмак!.. — неожиданно для него дрогнувшим голосом резюмировала Гермиона, поднимаясь на ноги. — Впрочем, в последней ассоциации я сама виновата, как и во всем остальном. — В чем — остальном? — растерянно спросил Гарри, глядя, как она слепо шарит рукой по спинке стула в поисках ремешка висящей там школьной сумки. — Во всем, — неопределенно пояснила Гермиона, наконец нащупав непослушный ремень, стянув сумку и поворачиваясь к двери. — Не обращай внимания, Гарри. Даже отличницы иногда совершают ошибки. Особенно отличницы. Это пройдет. — Гермиона! — Гарри в несколько шагов пересек половину класса и загородил ей дорогу. — Ты говоришь даже не загадками — ребусами. Ты меня просто пугаешь. Сириус как-то раз сказал мне, что мужчины зачастую не понимают намеков, они так устроены. Правда это или нет, но сейчас я тебя впервые не понимаю. Скажи прямо — как всегда! — Ты слишком многого от меня хочешь, Гарри Поттер, — после короткой паузы тихо проговорила Гермиона. — Написать за ночь десятифутовое эссе, трансфигурировать слона в паровоз, и даже, как знать, обойти исключения из закона Гэмпа — это пожалуйста. И лгать тебе я не стану, потому что тебе я тоже не должна лгать. Но признаться в том, что мисс заучка, заигравшись с научно-обоснованным подходом к выбору кандидата для особых отношений, выбрала вареного рака только потому, что живая рыба уже была на чужом крючке... Что потом, не смея пикнуть и как-то оборвать этот крючок, только и делала, что напропалую врала, мол, ихтиологией интересуюсь только по дружбе... хотя давно поняла, что жизнь не игра, и рационализм сто лет назад сделал мне ручкой... Это невыносимо, Гарри! Гермиона шагнула вперед и попыталась обойти его, чтобы добраться до выхода, но Гарри крепко ухватил ее за запястья и, ощущая на правом быстро-быстро бьющуюся жилку пульса, вдруг понял, что в груди у него сердце тоже ускорило свой бег. — Пусти, Гарри! — умоляющим тоном попросила девушка. — Нет, подожди еще минутку. Пожалуйста. Ради меня. Она хрипло усмехнулась, глянула ему в глаза: — Ради тебя я... пасть порву. И Гарри не захотелось ни смеяться, ни шутить над неподобающими приличной девочке выражениями, ни уточнять — кому. Он просто спросил с некоторым смущением: — А ты случайно не заметила... что рыбка уже сорвалась с крючка? — И, все-таки не удержавшись, шутливо поморщился: — Ой, ну и сравнения у тебя, Гермиона! — Я же не идеал, Гарри, впрочем, как и все люди. И если ты, как хвастался, так хорошо меня знаешь, то это для тебя не новость, — заметила она, не отвечая на вопрос. — Я ни на что не претендую и, если бы не сегодняшний день, молчала бы и дальше. Как я сказала, все пройдет... Наверно. Так ты меня отпустишь? Но Гарри только крепче сжал ее запястья, а потом свел их вместе, перехватил повыше, обхватывая ладошки, и снова, как по дороге из Хогсмида, согрел их дыханием, едва заметно покачав головой. — Опять холодные, — с огорчением отметил он спустя еще пару минут, в течение которых перед его мысленным взором со скоростью бладжера проносились иные минуты, дни, месяцы, проведенные рядом с ней... вместе с ней. Удивляясь самому себе, он попытался представить, как рассказывает о своих бесконечных странностях и проблемах Чжоу или какой-нибудь другой девчонке, как вместе с кем-то из них ищет их решение, плечом к плечу встречая очередную опасность, которыми почему-то так богата жизнь Гарри Поттера. Попытался — и не смог. Второе место на гиппогрифе, как хрустальная туфелька Сандрильоны,* подходило только своей хозяйке, и больше никому. «Не знаком я с Сандрильоной — так полжизни думал я. Рядом только Гермиона, с ней мы лучшие друзья». М-да-с! — Послушай, Гермиона... — решился Гарри. — Однажды ты уже не стала на что-либо претендовать, и вот что из этого получилось. Если бы я знал раньше... Но «если бы да кабы» не считается. Мы — вот они, сегодняшние, настоящие. Что нас ждет в будущем — не знаю, я не Трелони, но как ты смотришь на то, чтобы попробовать создать его самим и вместе? — Глядя, как на лице Гермионы расцветает еще робкая и слегка недоверчивая улыбка, он внезапно вконец засмущался своих каких-то слишком взрослых и напыщенных слов и уточнил: — В смысле, если ты не против, не станешь ли ты моей Золушкой... тьфу, девушкой?! Задорный смех, раскатившись по старому классу, выбрался в замочную скважину, и еще долго отголоски его гуляли по галерее третьего этажа, а временно забытая на парте карта мародеров добросовестно показывала неизвестное большинству обитателей замка помещение, в котором некие Г.Грейнджер и Г.Поттер находились так близко, что подписи, не задумываясь, наползли друга на друга, образовав совершенно провокационное «H.&H. Potter», заключенное в сердечко. Даже карты умеют шутить в День святого Валентина! И как же хорошо, что в каждой шутке всегда есть доля правды.* * *
Двенадцать лет спустя... На выходе из двух каминов в вестибюле Министерства магии едва не столкнулись двое мужчин, на секунду замерли, затем коротко раскланялись. — Малфой. — Поттер. Битва за Хогвартс и минувшие годы сделали из двух непримиримых противников вежливо не замечающих друг друга людей. Обычно они старались избегать одновременного появления в обществе, но прием в честь юбилейной годовщины упомянутой битвы, не будучи мероприятием ни излишне веселым, ни однозначно трагическим, оставался событием, которое ни один из них не мог игнорировать. К тому же оба бывших однокурсника исключительно по стечению обстоятельств недавно практически одновременно стали отцами, что настраивало их на добродушный лад. Отец — это звучит гордо, ну а отсутствие на приеме любимой жены... печально, конечно, однако есть и плюс: никто не пожурит за лишний глоток огневиски. Кстати, о последнем: вот и лакей с подносом, на котором рядышком с двумя бокалами благородно поблескивает бутылочка Старого Огденского, специально отправленная распорядителем для только что прибывших высоких гостей. Крупная шишка в аврорате, мистер Гарри Джеймс Поттер, позволил себе наполнить бокалы, жестом предложил один из них известному меценату мистеру Драко Малфою, пригубил огневиски и поинтересовался: — Как самочувствие супруги? — Благодарю, нормально, — ответствовал не отказавшийся от своей порции Малфой. — А твоей? — Все в порядке, спасибо. Этим бы светский разговор и закончился, но у дальнего камина промелькнула расфуфыренная фигурка, очень похожая на Панси Паркинсон, по ассоциации вызвавшая в памяти мистера Малфоя одно занятное воспоминание. — А Уизли нынче будут? — спросил он, с удовольствием любуясь картиной на редкость по-глупому выглядевшего удивленного Поттера. — Полагаю... да, а что? — осторожно ответил тот. — И... Рональд? — В том числе. Малфой хмыкнул. Рон Уизли вскорости после тех событий, о которых он сейчас вспомнил, несколько отдалился от своих лучших друзей, продолжая общаться с ними едва ли не по инерции. Они не разбежались окончательно, но с тех пор «Пророк», описывая наиболее важные для магического мира события, связывал его имя с именем Мальчика-который-выжил от силы пару раз, чего не скажешь о Грейнджер. И Драко небезосновательно подозревал, что может быть причастен к охлаждению некогда крепчайших дружеских отношений. Он не собирался устраивать скандал, но старая история, подхлестнутая высоким градусом, так и просилась наружу. К тому же говорить с Поттером оказалось не так и противно, даже, пожалуй, забавно. Дела давно минувших дней, авось ничего страшного не случится. А если и так — плевать. — Помнишь зиму пятого курса, Поттер? Разулыбался, даже глаза за непривычными прямоугольными очками засверкали весельем, надо же. — А как твоя сова летала в Болгарию — помнишь? Веселье немного померкло, нижняя челюсть выдвинулась вперед. Затем Поттер основательно приложился к бокалу, и... — Это была твоя записка, — последовал не вопрос, но утверждение. — Моя, — легко согласился Малфой. — Мы с Паркинсон все ноги отморозили, но сову дождались и письмо перехватили. Оцени усилия. А там — вот жалость-то! — не планы по свержению власти министра, а приглашение на свидание для Грейнджер! Ну что, бить будешь? — Нет, целовать! — на редкость серьезно заявил аврор. — Э-э-э?.. — ответили ему в лучшем духе Рональда Уизли. — Если бы не ты со своей анонимкой, вряд ли бы мою жену звали Гермиона Поттер. И вряд ли бы я с такой ненавистью относился теперь ко всякой лжи, что отчасти помогло мне построить карьеру в аврорате. — Да ладно! — ахнул Малфой и лишь потом подумал, что теперь его очередь выглядеть полным идиотом. Впрочем, все самое интересное для него было еще впереди. Сунув кому-то свой бокал, Поттер ухватил его за плечи, обдав ароматом огневиски звучно чмокнул в нос, подмигнул и едва ли не строевым шагом двинулся в направлении банкетного зала. За спиной у Гарри в окружении ошарашенных, а то и покатывающихся со смеху гостей оставался мистер Малфой в намертво зависшем состоянии, и еще очень долго помочь ему прийти в себя не могло даже тесное знакомство с маггловской компьютерной терминологией. ______________________________ * Сандрильона (Cendrillon, фр.) — Золушка