***
Ты пристально смотришь ей в глаза и пытаешься осуждать за всё, что таится в ваших душах. Противишься осознанию глубокой ненависти к ней и сдерживаешь желание упасть в тёплые объятья. Не слушающиеся пальцы самопроизвольно сжимаются в кулаки, а её голос срывается на крик, пробирающий до дрожи в теле. Она сама не понимает, в какие моменты мольбы о прощении сносит к истерике, слёзы продолжают скатываться по щекам, размывая остатки утреннего макияжа, и больше не хватает сил на мысли о понимании ситуации и раскаянии. Ты слушаешь отца и хочешь ему не верить. В твою сторону опять срывается трясущееся «сынок», и ты, кажется, проваливаешься в неизвестность. Рявкаешь, одёргивая её, а душой наслаждаешься нотками заботы в знакомом голосе. Есть ли у неё право оправдываться перед вами и просить прощения? Вслух нужно крикнуть «нет», но сердце молвит притёртое «да», колко бьющее по пульсирующим жилкам. Обстановка вокруг сжимается в одну точку, сосредоточенную на её заплаканных глазах и последней слезинке, которую жаждешь нежно стереть подушечками пораненных пальцев. Душа гулко ударяется изнутри прежде, чем разорваться на сотни кусочков, не находящих приюта в сегодняшнем дне. Тебе мерещится, что ещё секунду назад ты спал среди таких же брошенных, как и твоё, сердец и ни о чём не подозревал. А сейчас стоишь и болезненно скалишься, чтобы сдержать разъедающие эмоции под маской злодея. - Да, это всё сделала я! – дрожь, обесточенная чувством отрешённости, больше не колеблет нотки голоса, и Елена решается подняться на ноги. Её страх наполняет свободные углы помещения и прерывает чьё-то дыхание, невесомо ударяющее по барабанным перепонкам. С уст Чернышовой, стоящей позади, срывается почти не слышимый, протяжный стон. Девушка сама еле удерживается на ватных ногах и облокачивается на столешницу кухонного гарнитура. Висит гнетущая пауза. - «Нет, мамочка, не говори так. Ты лжёшь! Ты снова лжёшь! Я тебе не верю», – медлишь озвучить свои мысли и всё же не находишь уверенности произнести это в голос так, чтобы она услышала и замолчала. Пусть лучше она думает, что в тебе клокочет ненависть, чем вновь бросится на колени, вымаливая прилюдного прощения и глотая горькие слёзы. Ты знаешь, как это больно для вас обоих.***
Кирилл хватает её за рыжую копну волос и тащит за собой. Руки тянутся остановить отца и защитить… маму, но нет в этом пользы. Верно же? На зубах скрипит злость. Они скрываются из вашего с Ольгой вида, и ты шумно выдыхаешь, вызывая в незаживших ранах новый приступ боли. Только сейчас ты надеешься, что последующие события пронесутся перед глазами непонятной серой массой, и забыть их можно будет уже на завтрашнее утро с помощью алкоголя и сладкого поцелуя любимой девушки. Чернышова пытается отодвинуть тебя, чтобы предпринять последнюю попытку спасти Лену, а ты не позволяешь. Знаешь, не должно быть так. Вы все заслуживаете счастливого финала в этой череде кошмаров с проблесками света, имеете право на, пусть даже фальшивое, прощение и желаете зачеркнуть черновое прошлое, переписав в чистовик лишь «Всё будет хорошо!». Сдаёшься. Ольга тебя не убеждает, но твоё сердце в груди ёкает, когда откуда-то сверху раздаётся звук выстрела. Перед глазами возникают ужасные картины, и надежды ни на что не остаётся. Она спешно сбегает по лестнице, держа в вытянутой руке пистолет отца, а перед ней стоит её цель – Ольга. Закрываешь своим телом беззащитную девушку, будучи уверенным, что рука матери не дрогнет застрелить Чернышову ценой твоей жизни. Брюнетка за твоей спиной дрожит от страха, судорожно хватая тебя за одежду и глядя на Елену через левое плечо. Сталкиваешься с мамой взглядом и пытаешься затушить обезумевший огонёк в ней. - Сынок, отойди-ка в сторону, – губы растягиваются в истеричной улыбке. Она не владеет собой и, кажется, находится на грани сумасшествия. Пистолет трясётся в руках и постоянно сбивается с прицела. Ласковое «сынок» отдаётся эхом в воспалённом сознании и отпечатывается в памяти жгущим клеймом. - Уходи, иначе я тебе башку проломлю, – монотонно мотаешь головой, давая ей понять, что уже не отступишь. Обманываешь себя своим угрожающим взглядом и полным равнодушием во всём теле. Молишь Бога дать тебе сил справиться с этим страшным грузом на твоих плечах. Отпустить её сейчас – наверное, правильное решение, которого Кирилл тебе ни за что не простит. Но хрупкая жизнь матери, находясь не в её руках, почему-то становится для тебя важнейшим и дражайшим даром свыше. Она уходит. Ты, обессиленный, всего на секунду припадаешь к стене, а потом, как ошалелый, бежишь вверх по лестнице на помощь отцу, истекающему кровью от выстрела.***
Водную гладь разрежает оглушительный взрыв, а ты успеваешь думать только о том, чтобы её больше никто никогда не обидел. Мамочка.