Обещание

– Элизабет, ты… – Обещай. – Я его остановлю. – Нет. Эту клятву ты не сдержишь. Но обещай мне… если что… ты не дашь ему меня забрать. – До этого не дойдёт, ясно? Было больно. Нет, не так, было адски больно. Хм, нет, снова не то слово, которое могло бы описать состояние мистера ДеВитта после того как Соловей, схватив его, отшвырнул как какую-то тряпичную куклу. А ещё голова раскалывалась от ужасных скрипящих звуков, имитирующих «райское пение», и искр, всё ещё горящих в воздухе от недавно сломанной люстры. И воспоминание. Точнее, воспоминания, собранные в одно и непонятно для чего, хотя, открывающие дверь в забытую, но такую важную комнатку, заставили Букера ощутить на секунду головную боль ещё сильнее. А Соловей тем временем давно уже склонился над тушей горе-детектива, приготовившись покончить с ещё одним объектом угрозы. И хоть тело мистера ДеВитта потихоньку начинало слушаться, как такового желания спастись у него не было. Наоборот, он даже обрадовался, что всё это дерьмо, называемое «делом срочной важности», наконец-то закончится. Поэтому, приготовившись к быстрой смерти, Букер закрыл глаза, склонил голову и… – Хватит! Хватит! Не трогай его! Нет, только не это! Пожалуйста, только не это! Мистер ДеВитт резко открыл глаза, и, повернув голову в направлении исходящего голоса, увидел Элизабет, яро размахивающую своими ручками и сигналящую Соловью. Но что можно ожидать от трёхметровой железной машины, у которой ничего нет, кроме типичных функций по защите важного объекта? Правильно, ничего. Поэтому Соловью ничего не стоило как морально, так и физически отодвинуть девушку и закончить одну из своих задач. Зато у Букера за такой малый промежуток времени кардинально изменилось мировоззрение. Теперь ему не хотелось умирать. Теперь в нём полыхало чувство ярости и злости, которое ему всенепременно хотелось выплеснуть на большущую груду металлолома. Мужчина попытался приподняться, однако из этого ничего путного не вышло: он свалился на грязный от пыли и штукатурки пол, ненавидя себя за это. Тяжело дыша, мистер ДеВитт смотрел, не отводя взгляда и не моргая, как огромная когтистая рука, замахнувшись, направила свой кулак для последнего удара. – Прости!!! – рука остановилась в нескольких считанных сантиметрах от лица Букера – Прости! Прости! Мне так жаль… Было видно, что Соловью не нравятся извинения Элизабет, поэтому, чтобы не причинить ей боль, он отвернулся, сжав кулаки. – Я не должна была уходить… Я была неправа… Не права… Птица всё ещё противилась, не желая слушать девушку, которая, плача, тянулась к ней. – Забери меня. Забери меня домой. Ладно? Элизабет обняла один из кулаков, попытавшись разжать его. Соловей не стал противиться. Он добровольно разжал кулак, чтобы девушка смогла обнять большой палец, а после фразы «забери меня» подхватил её и приготовился к полету. Уж лучше бы Букер умер, чем наблюдал такую картину. Потому что он не знал, что нужно сделать, чтобы Элизабет, заплаканная, тянувшая к нему ручку и желавшая во что бы то ни стало убежать от крылатого железного кошмара, осталась здесь с ним. В голове была каша, все перемешалось, глаза не могли оторвать взор от птицеробота, руки пытались найти хоть что-то, называющееся оружием. И тут Букер вспомнил, что должен кое-что девушке. Ты не дашь ему меня забрать. Не дашь ему забрать. Не дашь. Он вытащил из пояса небольшой пистолет. Навёл его на нужную цель. Дрожащими руками нажал на курок и…