Традиция

Он открывает глаза и смотрит, как по потолку его комнаты один за другим пролетают лучи фар проезжающих за окном машин. В его новой квартире тихо и пока что почти пусто. За окном же, распахнутым настежь, шумит, кипит, бурлит неугомонный Лондон. Его город. Лето. Жарко. Он закрывает глаза и видит перед собой лицо: острые скулы, глаза цвета весеннего неба, насмешливый взгляд. Он никогда не видел в этих глазах другого выражения. Никогда. Губы Майкрофта неприятно кривятся, и он встряхивает головой, отгоняя от себя навязчивую мысль, спускает с кровати босые ноги и морщится, когда они касаются холодного пола. Он шарит рукой в ящике прикроватного столика, достает белую пачку с красным треугольником и зажигалку. Вертит в руках сигарету, встает и отходит к распахнутому окну. Жарко. Он закуривает, стоит, опершись рукой об оконную раму, и курит, глядя на редких прохожих за окном, стряхивая пепел на улицу, смотря, как ветер уносит его прочь. Душно. Это его город, его люди, машины, дома, воздух. Все это уже принадлежит ему, пусть он еще так молод. Он всегда знал, что так будет. Он, кажется, еще при рождении выбрал себе этот путь. И ни секунды не сомневался, что сможет стать тем, кем стал. Выкинув окурок в окно, Майкрофт вернулся в постель. Он лег на спину и закрыл глаза, прекрасно зная, что все равно не уснет. Вместо этого он позволил картинам из недалекого прошлого всплыть в его голове. Вот он лежит в своей постели в родительском доме. За стенкой слышны шорохи и шаги. Редкая радость для мамы: оба сына приехали погостить. Стальные глаза Холмса-старшего устремлены в окно. За ним шумит листвой дуб, по которому они в детстве перебирались друг к другу в комнаты. Но сейчас не скрипнет соседнее окно, не хрустнет предательски ветка под ногой. Бессмысленно прислушиваться, напрягая чувства. Он не придет. Чувство близости брата заполняет сознание вязкой патокой. Разливается по всему телу истомой, невысказанным желанием. Он делает глубокий вдох, задерживая дыхание, потом шумно выдыхает. Кончики пальцев гладят прохладную простыню, мысли путаются. Сердце начинает стучать быстрее, когда Майкрофт думает об острых скулах, о шее, словно высеченной из мрамора, такой же бледной и холодной. О тонких, длинных пальцах, которые так нежно касаются… струн скрипки. Он снова открывает глаза, понимая, что дальше бороться с собой уже бесполезно. Желания и страсти берут верх над холодным разумом Холмса-старшего. Тогда он встает и открывает окно. Легкий порыв ночного ветра обдает разгоряченное тело приятной прохладой. Майкрофт садится на подоконник, высунув ноги из окна, и хватается за ветку дерева. Старый дуб скрипит, но выдерживает, когда Майкрофт медленно перебирается ближе к распахнутому настежь окну соседней комнаты. Он заглядывает в него и видит брата: тот сидит к нему спиной в кресле, забравшись в него с ногами и обхватив колени. Темно-синий халат только подчеркивает его бледность. Майкрофт чувствует, как по коже бегут мурашки, и понимает — это не от холода. Лето в разгаре, но недавно шел дождь. Сад залит лунным светом, вокруг ни души. В тишине загородного дома Майкрофт слышит, как бьется его собственное сердце, как пульсирует кровь в висках… и не только. Перебираясь с дерева на подоконник, он чувствует, как предательски дрожат руки. Губы трогает тень улыбки, когда брат поворачивается, встревоженный скрипом. Глаза Шерлока расширяются, словно он увидел призрака. Он встает с кресла и подходит к окну, около которого теперь стоит Майкрофт. Тот ничуть не смущается насмешливого взгляда брата, который безошибочно подмечает причину его появления. — Ты пришел… — тихо произносит Шерлок. Майкрофт без лишних слов кладет руку на шею брата, чувствуя пальцами приятный холод. Они всегда были как лед и пламень. Майкрофт всегда не выдерживал первым. Их губы сливаются в горячем поцелуе, и Майкрофт с удовольствием замечает, что брат дрожит, прикасаясь к нему. Руки Майкрофта скользят по телу Шерлока, губы блуждают по шее. В следующее мгновение мир меркнет. Остаются только они. Холмс-старший снова открывает глаза в своей квартире, глядя в потолок. Так происходит всегда, стоит им вдвоем оказаться в родительском доме. А после брат снова смотрит с обидой, ненавистью, насмешкой. Словно предыдущей ночью их тела не сливались воедино, даря обоим мучительное наслаждение. Все так глупо. Но это тоже традиция. Традиции надо сохранять.