Однажды в Оазисе - 2

- И как же вы умудрились? – иронично поинтересуется Дориан. "Вы" здесь скорее преувеличение, потому что я вернулся в лагерь один, отправив команду на дальнейшие поиски. Поэтому мне и отдуваться за всех: - Это, кхм, паук. - Я догадался, - маг разглядывает меня с таким насмешливым видом, словно не может решить, как относится к увиденному: то ли посмеяться, то ли выразить отвращение. – Но очень художественно размазанный. Я многозначительно пожимаю плечами. Основная заслуга в размазывании паука принадлежит Быку, который ловко прибил тварь, уже почти дотянувшуюся до моей шеи. На память мне остались живописные внутренности и пара клыков в плече, яд которых практически полностью парализовал обе моих руки. - Я отправил Быка с Сэрой еще раз прочесать ту тропу, если вдруг там остались его братья, - я нелепо качаю туловищем в бессмысленной попытке указать направление: руки висят как плети и не желают подчиняться моему рассудку. Дориан посмотрит на меня с насмешливым удивлением и приподнимает брови. Мда, не так я представлял себе наше уединение на фоне волнующих пейзажей и уютного лагеря. - У нас есть какие-то подходящие настойки? – надо отвлечься от идиотизма ситуации. Я придаю себе максимально серьезный вид. – От укуса пауков? - Настойки? – он слегка закусывает губу, как мне кажется, сдерживая улыбку. – Есть, Инквизитор. Но ведь их надо наносить на чистую вымытую кожу. А не на доспех, залитый паучьим внутренностями. - Кхм, - я опускаю глаза на свой нагрудник, закрепленный тысячей и одним маленьким ремешком, и представляю, как я буду расстегивать их пальцами ноги. Будет очень… неизящно. Дориан усмехается, внезапно удерживает меня двумя пальцами за воротник охотничьего плаща и произносит с чарующей интонацией: - Значит, придется мне тебя раздеть, Инквизитор. От его тона бросает сначала в жар, а затем в холод. И голос куда-то пропадает. Я деловито кашляю, чтобы скрыть внезапное смущение. И не могу понять, он скорее дразнит меня, соблазняет меня, или соблазняет дразня, или это вообще плод моего воображения? В предложении раздеть, особенно в исполнении Дориана, слишком много откровенности и интимности, чем в уже случившемся у нас поцелуе. Демонстрация слабости и беспомощности - это не совсем то, чем мне хотелось бы бравировать наедине с ним. - Или ты, разумеется, можешь подождать Быка, - насмешливо предлагает Дориан, с иронией наблюдавший за моими размышлениями. – И он, думаю, порвет твою броню прямо на тебе. Или подождать, пока мы доберемся до ближайшего врача. Если ты не доверяешь моим медицинским талантам. Я хмыкаю. Вопрос тут вовсе не в его медицинских талантах. - Боюсь, к тому времени мои руки уже отсохнут. - Вполне могут, - с полусерьезной, полушутливой улыбкой соглашается Дориан, наклоняется к моему уху, чтобы спросить многозначительным, интимно-дразнящим полушепотом. – Так что, мне дозволено раздеть Вестника Андрасте? - Д-, кхм, дозволено, - я еще раз прочищаю горло, глядя в его темные глаза, и мне на секунду кажется, что я тону в их непонятной, пугающей глубине. А он внезапно улыбается иронично, почти нежно: - Я уж начал думать, что только с письменного разрешения, - его пальцы неспешно возятся с застежками, аккуратно отщелкивая язычки, расправляя один за другим ремешки, на которых крепится нагрудник. Его лицо совсем близко, и я исподтишка рассматриваю его: Дориан на удивление сосредоточен на моем доспехе, и я несколько выдыхаю, умиротворенный этой его деловитой отстраненностью. Мне нравится смотреть, как быстро, ловко и легко двигаются его пальцы. Расстегнув последние крепления на моих боках, он дергает, снимая окончательно плотный металлический нагрудник и аккуратно откладывает в сторону. - Теперь плащ, Инквизитор, - он смотрит на меня, и я оказываюсь не готов: взгляд, слишком близкий, слишком личный. Что-то было такое в том взгляде, в этой позе, в этом действии, что заставляло меня выпадать из реальности. - Плащ? Да. Он аккуратно высвобождает из рукавов мои парализованные руки, и плащ отправляется вслед за нагрудником. Его пальцы очень осторожно касаются места ранения - две дырки в кожаном доспехе, почти у самой ключицы. - Больно? – поинтересуется Дориан с небрежностью, которая не сочетается с нежной осторожностью его действий. - Обезболивающее зелье, - я улыбаюсь, слегка приподнимаю одно плечо, насколько могу, чтобы ему удобнее стащить с меня и куртку. – Сэра в приступе паники вылила на меня сразу два флакона. - Должно быть, ты совсем плохо выглядел. - О, да, - я хочу протянуть руку, чтобы дотронуться до него как бы невзначай и только дергаю плечом. - Должно быть. - Не дергайся, - серьезно говорит тевинтерец. Но я ловлю в уголках его рта улыбку. Он считает до трех – я вижу, как шевелятся его губы – и дергает сильнее, чтобы прилипшая к телу кожаная куртка отошла от кожи. И окончательно стягивает ее с меня, а затем подцепляет пальцами слегка торчащие над кожей обломанные ядовитые клыки и выдергивает их одним резким движением. Стараюсь не кривиться, потому что, несмотря на тотальную заморозку, этот рывок тяжело не почувствовать. Он одной рукой отбрасывает куртку, а вторую, даже не глядя, аккуратно кладет на рану. И я смотрю на его ладонь – чуть выше моего правого соска, под правой ключицей - и чувствую не его прикосновение, а легкую, приятную прохладу, которая распространяется по моей груди, смывая боль быстрой яркой волной облегчения. - Халтурное зелье, - ворчит Дориан, ощупывая ранку пальцами так нежно и аккуратно, что мне сложно оторвать взгляд. – Слишком быстро теряет свои свойства. Он поднимает глаза, а я пытаюсь его поцеловать. Но промахиваюсь, потому что он уклоняется, а я едва не поскальзываюсь от неожиданности. Если бы мои руки могли двигаться, вероятно в этот момент я неловко бы ими взмахнул. Дориан удерживает меня под поясницу и смеется. - Нет-нет, Инквизитор, - как вообще можно отказывать таким тоном. Я вновь хочу предпринять попытку поймать его губы, но он качает пальцем прямо перед моим носом. – В первую очередь рана. - Этот яд уже полтора часа как проник в мое тело. Ничего такого не произойдет, если он побудет там еще немного. - Будет прискорбно, если подобная оплошность станет причиной гибели столь ценного человека, - в его улыбке слишком много иронии и дразнящей вредности, чтобы можно было поверить в чистоту его намерений. Поэтому я не могу не продолжить с бравадой: - Ради некоторых вещей не страшно и умереть. - Жаль будет, если ты умрешь только ради поцелуя, Инквизитор, и не получишь чего-то более…интересного, - он кладет ладонь мне на затылок, притягивая чуть ближе, но второй рукой упираясь в мою грудь слева в области сердца, не дает мне придвинуться до конца и насмешливо предлагает. – Выбирай, Инквизитор, или мы продолжаем, и ты ведешь себя паинькой, или отправляешься купаться самостоятельно. Я делаю вид, что взвешиваю решение и уточняю: - А во втором случае я получаю прежде поцелуй? У него от сдерживаемого смеха дрожат губы, и он отрицательно качает головой: - Нет, никакого поцелуя. Но я с удовольствием понаблюдаю за тобой с берега. Вздыхаю, не спеша с ответом. Он так близко, что я чувствую его дыхание, и будоражащая возможность этого поцелуя не дает мне покоя. Он смотрит и ждет, а я улыбаюсь: - Хорошо, я буду паинькой. Вымой меня всего, Дориан. - Как пошло звучит, Инквизитор, - он усмехается и легко подталкивает меня в грудь. – Присаживайся. Стащу с тебя сапоги. И он действительно стаскивает с меня сапоги: тевинтерский маг садится передо мной на одно колено и неспешно возится с застежками, затем распускает голенище, тянет вниз и мягким, плавным движением снимает сапог. В этом столько какой-то неожиданной, откровенной нежности, что я отвожу взгляд, хоть раз за разом ловлю себя на том, что снова смотрю на него, на спокойную улыбку этого гордеца. Мне невероятно, до боли хочется прикоснуться, поднять его голову за подбородок, заглянуть в глаза и впиться ему в губы. Он на меня не смотрит, спокойно, не спеша закатывает мне брюки по колено и поднимается с колен. - Почти готово, - говорит он, и, пока я выравниваю свое дыхание, садится на соседний камень, стягивает свою обувь и расстегивает мантию. У него смуглая кожа, темные соски и очень красивая мускулатура, не слишком массивная, но приятно рельефная, и мне хочется провести рукой от ключицы, по боку и ниже, положить ладонь на твердые мышцы на солнечном сплетении и вести вниз, запустить руку в штаны… - Ты, должно быть, издеваешься? – спрашиваю я слегка просевшим голосом. - Только разве самую малость, - ловлю его дразнящую улыбку и усмехаюсь. – Но право же, если я исполняю свой товарищеский долг, то почему я тоже должен мокнуть? Усмехаюсь еще более криво: - Штаны ты с меня тоже снимешь, чтобы промыть мою рану на плече? Он иронично удивляется: - Что ты, Инквизитор, я же, в конце концов, только мою раненного товарища, а не соблазняю его на секс. - Разумеется, - отвечаю я. – Только моешь. Да. Он непринужденно-естественно подцепляет меня большим пальцем за пояс и ведет к водоему. Слегка поскрипывая зубами, иду следом за ним. Мы только моемся. Да. Разумеется. Моемся. Буду думать о птичках. Я смотрю на смуглую руку: ухоженная кожа, красивая линия плеча, мне хочется поцеловать его в родинку чуть выше локтя, а затем – выше, и еще выше. Я когда вообще успел так влюбиться? До звезд в глазах, до очень сильного желания не овладеть, не переспать, а просто прикоснуться. Как он это делает? - Инквизитор? – Дориан возвращает меня к реальности, когда мы заходим примерно по колено, и я с некоторым трудом вылавливаю себя из мыслей о том, куда и как мне хочется с ним сделать. И, думаю, часть мыслей про как и куда проскальзывает в моем взгляде, когда я смотрю на него. - Дориан… Он слегка касается моих губ указательным пальцем, скользит подушечкой от ямки над верхней губой, слегка надавливает нижнюю. Если бы у меня сейчас были руки, я бы никогда его не отпустил. - Инквизитор же обещал быть паинькой, - говорит он. Ловлю губами его палец, слегка прикусываю и отпускаю. - Инквизитор тоже имеет свой порог терпения, за которым его решительным действиям не помешают ни парализованные руки, ни шанс умереть от гангрены. Он смеется и неожиданно проводит своей ладонью от линии штанов выше, по правому боку, оставляя чуть прохладное ощущение магии на моей коже. - Интересно, где же эта грань терпения Инквизитора? - Где-то очень близко, - сдавленно сообщаю я, когда вспоминаю, как дышать. Дориан, видимо, отмечает про себя эту границу "очень-близко", и дальше так четко ходит по самой кромке, что я начинаю завидовать его чувству равновесия. Его пальцы скользят вокруг вспухшей ранки в каком-то почти эротическом движении, разливая обезболивающую прохладу. Он наклоняется к воде, смачивает в ней чистую тряпку и начинает неспешно оттирать с меня оставшуюся слизь. У него при этом такая спокойная, сосредоточенно-расслабленная улыбка, и это так контрастирует с тем Дорианом, который дразнит, иронизирует и провоцирует меня, что мне очень сложно оторвать взгляд. Когда тряпка начинает скользить по моей коже, нежно, тщательно и аккуратно, я вдыхаю поглубже и поднимаю взгляд над его плечом, концентрируюсь на упитанном пернатом, что преспокойно чистит перышки, взирая на открывающуюся перед ним картину. Думай о птичках, Инквизитор. Собственное ощущение открытости перед тевинтерцем сейчас кружит мне голову. У меня такое впечатление, словно я даю ему возможность заглянуть себе под кожу, посмотреть на сетку своих кровеносных сосудов. Пускаю туда, куда не пускал никого уже давно, и даже не уверен, что пускал когда-либо. Обо мне уже давно не заботились так… естественно. - Здесь, знаешь ли, великаны ходят, – коротко выхватываю взглядом его ладонь, и снова поднимаю взгляд выше. Наблюдать это выше моих сил. - Знаю, видел, - он хмыкает и снова смачивает тряпку, чтобы провести чуть прохладной тканью по моей коже. - Безопасно ли промывать рану этой водой? Он улыбается и выдает самый сильный аргумент. - Ты же мне доверяешь, Инквизитор? - Разумеется, - что еще можно ответить на такой вопрос? Это почти такой же запрещенный прием, как «скажи, я красивая?» или «мы ведь друзья?». - Ну, так и не выпендривайся, - он усмехается, смахивает с меня последние несуществующие соринки, достает флакон с противоядием и начинает втирать его в кожу, сначала за несколько сантиметров вокруг раны, а затем в припухшую кожу рядом, а затем в углубление, оставшееся от вытащенных клыков ядовитого паука. Я морщусь, потому что несмотря на его осторожность и обезболивающее заклятие, противоядие жжет, проникая вглубь раны. Морщусь и молчу, а он молчит и втирает, пока не остается удовлетворен результатом. Когда он наконец заканчивает и поднимает взгляд, я чуть наклоняюсь вперед и касаюсь его губ губами. Без рук это чертовски неудобно. Без рук все чертовски неудобно, но невозможность обнять – это, пожалуй, хуже всего. Целую его аккуратно и неспешно, пробую на вкус этот желанный поцелуй и ощущаю, как изгибаются в улыбке его губы, когда Дориан кладет одну руку мне на шею, вторую на талию и целует крепче, сильнее, глубже, затягивая меня в поцелуй, как в омут. Он еще не знает, но когда-нибудь он будет моим. Я пока еще не знаю, как именно этого добьюсь, но у него уже нет выбора.