Незримый свидетель

Я умер ближе к концу концерта группы "Nirvana", празднуя столь долгожданное событие и наслаждаясь музыкой. Все произошло первого числа марта , в Мюнхене. Солист пел отлично, по-другому и быть и не могло, но мне почему-то постоянно казалось, что он время от времени смотрит на беснующуюся от восторга толпу с какой-то непонятной, грустной виной, и тут же после этого начинает петь с большим старанием. Но я, по большому счету, не придавал этому какого-то большого значения. Может, потом, после концерта, я бы воскресил в себе эти мысли и поразмышлял на эту тему хорошенько. Но именно сейчас я получал удовольствие от любимой музыки и старался не думать о том, что с трудом накопленные деньги практически все ушли на билет и дома ждут злобные родители, казалось, мечтающие в очередной раз посадить меня под домашний арест. Я не винил их. Такими их сделали собственные родители и мир, который их окружал. Может, именно из-за своего детства они так строго относились ко мне в мои-то девятнадцать лет. Но я упорно гнал от себя плохие мысли, стараясь получить от происходящего максимум удовольствия. Я смотрел на предмет своего обожания, идола, который стоял на сцене и пел. Пел так, что задевало струны души и почему-то меня посещали мысли, что этот концерт особенный, чем-то отличается от других. Я смотрел на Курта со слепым обожанием, прекрасно понимая, что ближе, чем для автографа, я к нему не приближусь. Если повезет. Мне хотелось надеяться, что он счастлив. Что он нашел свое, уютное спокойствие с женой и подрастающей дочерью. Но это осознание не умаляло желания следовать за своим персональным богом везде, куда только есть возможность. Я был одним из многих, которые терзали себя, или же получали удовольствие от фанатичной зависимости от своего кумира. Но обстановка не располагала к сложным размышлениям. Добравшись до туалета я застал весьма развратную картину. Двое парней имели другого. Мальчишка, примерно моего возраста, старательно делал минет первому, который облокотился о стену. С характерным причмокиванием погружал чужой член в свой рот, вылизывая каждую венку и пошло обсасывая головку. При этом умудрялся подмахивать другому, который вбивался сзади в весьма аппетитную задницу. Я немного залип на сам процесс и то, как погружается в тело мальчишки другой парень в частности. Но, с перепугу позабыв о цели визита, поспешил удалиться. Под сопровождение мыслей о родителях, априори безответной любви и все еще под влиянием увиденной сцены в туалете я решил, что раз уж концерт подходит к концу, то можно оттянуться еще и при помощи алкоголя. В руках давно болтался стакан с чем-то дурно пахнущим и алкогольным, но я решил пуститься во все тяжкие. Бутылка коньяка, купленная втридорога за последние деньги, быстро опустела. Горло обжигал не лучшего качества напиток, да и пить я не умел, постоянно кашляя, но в своем решении напиться до состояния не стояния был непреклонен. Сейчас я понимаю, что человеку, который имел проблемы с сердцем, вливать в себя столько алкоголя не рекомендовалось. Но тогда, почувствовав резкую боль в груди, сразу, не думая, бросился к таблеткам от сердца. Я всегда носил их с собой, так как мне это очень советовала тетенька с серьезным взглядом, к которой меня отвели на обследование перед поступлением. Запив пару таблеток все тем же алкоголем, протрезвевшим остатком разума молился всем известным мне богам, что бы это не дало неправильной реакции. Боль отпустила, и я беспечно продолжил пить. Недалеко от толпы и стоянки какие-то ребята поставили большую палатку, где планировали продолжить веселье после концерта, но начали немного раньше. Не совсем помню, как именно я там оказался. И как у меня началась истерика, я тоже не помню. Но совершенно отчетливо в моей памяти остался момент, как незнакомый мне парень насильно заталкивал мне в рот несколько таблеток, комментируя людям рядом что это всего лишь успокоительное. Смерть была не самой приятной. Парень не соврал, таблетки и правда оказались успокоительным. Правда, сильнее, чем хотелось бы. Откуда ему было знать, что та доза, которую он мне дал, в совмещении с лекарством, которое я выпил от сердца ранее, просто убивает ее принявшего. Я, как в рассказах, не блещущими уникальностью, видел свое тело сверху. Не самое прекрасное зрелище, что я когда-либо видел, скажу вам. Но в голове агонией билась мысль: "А я ведь даже не досмотрел концерт..".

***

Меня никто не видел. Прикоснуться к чему-то не представлялось возможным. А я прочему-то совершенно не паниковал. Абсолютно равнодушно наблюдал как меня же забирает "Скорая" и буквально тут же констатируют смерть. Следовать за своим, как я понял, "телом" не было никакого желания, и я направился на концерт. А группа все еще играла. Я не парил в воздухе, как бы описали это в книгах, я был тем же человеком. Чувствовал боль, стоял собственными ногами на земле, мог пощупать свое тело. Но по закону жанра, люди проходили сквозь меня, не замечая.А мне такие действия никакого удовольствия не приносили. Однако, у меня появилась одна очень дерзкая мысль, которую мне очень хотелось опробовать. Слушая музыку, которая казалась мне самым прекрасным на свете, морщась от неприятных ощущений из-за людей, пронизывающих меня, я двигался к сцене. Так непривычно было не чувствовать никакого сопротивления движению, кроме странного ощущения по всему телу. Пройдя за кулисы, я добрался до сцены. Меня не покидало чувство, что кто-либо меня увидит и вышвырнет отсюда. Я прошел к Курту и стал напротив него на расстоянии вытянутой руки. Он смотрел в зал, что я отлично понимал. Но в тот момент я позволил себе поверить, что он смотрит таким печально-влюбленным взглядом именно на меня. И не было ничего прекраснее этого чувства. Он пел о всем, что, наверняка, давно копилось у него в душе, и я разрешил себе подойти немного ближе. Протянув руку, я коснулся его щеки, и у меня градом полились слезы от его взгляда, которому я был недоступен, и руки, которая была неспособна ощутить его тепло и проходила сквозь него, как и через все другие предметы. Я старался не думать об этом. Что совершенно явно было невозможным. Наверное, я остался жить благодаря ему. Точнее, своей ненормальной от него зависимости. Ну что же, я буду следовать за тобой всегда, Курт Кобейн. И оберегать от всего, что будет мне под силу.

***

Вот только тот концерт и правда был особенным. Он был последним. На следующий же день мой кумир слег с тяжелым бронхитом и вылетел в Рим для лечения. Он был в тяжелом психическом состоянии. К сожалению, я не умел читать мыслей, но даже без слов это было заметно. Да и в физическом плане не все было радужно. Никогда не задумывался, что героиновая зависимость - это так страшно. Да и болезнь делала свое. В той же клинике я понял, насколько бессилен. Курт импульсивно закинул в рот горсть таблеток, запил их шампанским, а я совершенно ничего не мог сделать. Метался вокруг умирающего мужчины, захлебываясь слезами. Но утром пришла его жена, благодаря которой он остался жив. Прошло немногим меньше недели и его выписали. Человек, которым я восхищался, повторял свои попытки свести счеты с жизнью. Его жене, Кортни, пришлось вызвать полицию, когда услышала через запертую дверь кабинета угрозы застрелиться. Но везде музыкант отрицал свои намерения. К концу месяца, когда я практически привык быть тенью своего идола, Кортни созвала с десяток, наверное, друзей своего мужа. Они уговорили его на лечение от зависимости. Курт упирался, бросался оскорблениями, но вскоре согласился. Только потом я понял, что наверняка, именно в этот момент у него созрел окончательный план... Он приехал на место лечения, повидался с дочерью. Наверное, именно тогда уверившись в правильности своего замысла. И сбежал именно тем путем, над которым посмеялся утром - перелез через двухметровую ограду. Добрался до Сиэтла, и все его действия для меня казались какими-то механическими. Находившись в доме, он много плакал, подстегиваемый своими мыслями, время от времени принимал героин. И постоянно шептал в бреду, что если он останется жить, его дочь пройдет через тот же ад, через который прошел он. В один из таких бесконечно-длинных дней он написал записку, которая заставила меня в очередной раз рыдать от ситуации. Он ввел себе гораздо больше, чем обычно. Я останавливал его, старался перехватить руки, но мои пальцы проходили сквозь них, не создавая никакого сопротивления. Я ничего не мог сделать! И от этого выл раненым зверем, понимая весь ужас происходящего и продолжая попытки. Ничего не выходило. И на моих глазах мой личный бог приставил дуло к виску и выстрелил. Около половины недели я просто сидел в той же комнате и смотрел на труп, который медленно начинал разлагаться. Не могу передать все мысли, которые пронеслись у меня в голове за это время. Но тело обнаружили. Я был на его похоронах. Никому не пожелаю подобного. Еще немного меньше пяти лет я шлялся по свету. Был на многих концертах. На таких мероприятиях можно чувствовать себя живым, даже если тебя не замечают. Я даже научился брать предметы. Например, если я беру яблоко из вазы, оно снова там появляется, даже если находится уже у меня в руках в надгрызенном виде. В общем, странно все это... В последний год двадцатого века я был на окончательной церемонии прощания с музыкантом. И смотря как Венди, ребенок с серьезным взглядом развеивает прах своего отца, я решил, что сделаю все возможное, чтобы помочь таким людям. Даже не всем, хотя бы одному. Внушить вдохновение к музыке и поддерживать его до самой старости. Так родилась идея, которую, спустя более десяток лет, я решил воплотить...