Эй, улыбнись

— Вообще, у меня нет четкого представления об идеале парня, но есть то, что обязательно должно быть в нем. — И что же? — Красивая улыбка. Неважно, как он выглядит, но если у него красивая улыбка, то он и сам становится прекрасным. — Красивая улыбка, говоришь? Если бы этого было достаточно, — горько усмехнулся ДжонХен и закрыл вкладку с интервью AOA. Мозг безжалостно подкидывал ему воспоминания, которые когда-то приносили ему счастье, а сейчас заставляли сердце обливаться кровью. *** — Улыбайся чаще. Тебе идет, — услышал ДжонХен девичий голос. Он обернулся и увидел девушку. Большие глаза, маленький носик и губы бантиком. Улыбка сама по себе появилась на его лице. — Красивая, — мечтательно сказала девушка. — Кто? — взволнованно спросил ДжонХен, испугавшись того, что он могла прочитать его мысли. — Твоя улыбка, — сказала девушка и сама улыбнулась, заставив сердце ДжонХена пропустить пару ударов. В голове пронеслась мысль, что ничего красивее он в этой жизни не видел. — Ты, наверное, подумал, что я странная, — застенчиво сказала девушка. — Нет, не подумал. Просто засмотрелся на твою улыбку, — ответил парень. — Красивые ямочки. Как тебя зовут? — Юна. А тебя? — ДжонХен. Приятно познакомиться. — Мне тоже. И снова обмен улыбками. *** В то время они оба были трейни в FNC, а ДжонХен уже вовсю готовился к дебюту. Но даже с такой нагрузкой он умудрялся выкроить время, чтобы встретиться с Юной. С того самого разговора об улыбках они стали видеться намного чаще, каждый раз находя себе занятие. Сначала это были просто дружеские встречи. Они могли часами сидеть в студии и петь дуэтом, аккомпанируя себе. Юна любила таскать его по магазинам, тщетно пытаясь отучить от широких джинсов и странных аксессуаров. «Может, хоть она сможет привить тебе хороший вкус» — шутили над ним одногруппники. А ДжонХен в свою очередь водил её по закусочным, заставляя пробовать его любимые блюда. Позже Юна жаловалась, что потолстеет, и ей придется сесть на диету. Но жаловалась все с той же улыбкой, что не давала ДжонХену нормально дышать. Потом он стал провожать её до дома. Юна даже представила его своим родителям. Правда, пока еще как друга, что немного расстроило парня. Их встречи становились все более частыми, и ДжонХен понял, что пропал. Пропал в её улыбке. О чём поспешил сообщить Юне, в ответ получив смущенное «я тоже». В тот момент ДжонХену показалось, будто он отрастил крылья за спиной. Их первый поцелуй случился у дома Юны. Она что-то говорила ему, а затем улыбнулась. И ДжонХен не выдержал и украл эту улыбку с её губ своими. А потом еще раз. И еще. Он упивался ею, не в силах прекратить. Юна же только цеплялась своими тонкими пальчиками за его плечи и шею, позволяя целовать снова и снова. Поцеловав напоследок мягкую щечку, он подтолкнул её к дому, совершенно неожиданно наткнувшись на хитрую улыбку матери Юны, подглядывавшую за ними в окно. Мгновенно покраснев от стыда, он смел лишь надеяться, что Юну ругать не будут. Юну, как оказалось, не поругали, что очень обрадовало ДжонХена. Но еще больше его обрадовал неожиданный поцелуй, которым его наградила девушка. И он, как всегда это бывало, глупо разрушил волшебный момент, брякнув такое банальное «будешь моей девушкой?», за что был награжден её смехом и довольным «да». ДжонХен думал, что что-то должно что кардинально измениться, но этого не случилось. Они все также часами торчали в студии, гуляли по вечернему Сеулу и продолжали попытки превратить ДжонХена в икону стиля. Разве что теперь их «репетиции» в студии прерывались нежными поцелуями, а прогулки чаще всего заканчивались долгими теплыми объятьями на какой-нибудь лавочке в парке. ДжонХен даже подумать тогда не мог, что все закончиться так. Он был готов придушить Хан Сонхо за то, что он отправляет их в Японию. И его дурацкое «наберетесь там опыта» звучало для него как смертный приговор. ДжонХен не знал, как сообщить об этом Юне. Но он и не мог промолчать об этом. В ответ на эту новость он получил упрямо сжатые губы, еле сдерживаемые слезы и тихое «я буду ждать тебя». Последние дни перед его отъездом они практически не расставались друг с другом, словно пытаясь запастись друг другом на годы вперед. — Улыбайся чаще, чтобы я мог согреваться в чужой стране, вспоминая о тебе. И она улыбалась. В её глазах сверкали слезы от предстоящей разлуки, но она мужественно сдерживала их и дарила ему свою улыбку. — И ты улыбайся, чтобы мне не было одиноко, когда тебя не будет рядом. ДжонХен улыбался в надежде, что в Японии они пробудут недолго. В день перед отлетом Юна все же дала волю слезам. Она цеплялась за него пальцами, будто утопающий за спасательный круг. А ДжонХен лишь крепко обнимал её, позволяя плакать в своё плечо. Так они простояли у её дома почти полчаса. Когда она успокоилась, он провел её до самой двери дома и нехотя отпустил, пожелав спокойной ночи. Он уже хотел уйти, как Юна развернулась и поцеловала его. Отчаянно, жадно, с привкусом соленых слез. Словно в последний раз. Последняя ночь в родной стране подарила ему кошмары, и не выспавшийся несчастный ДжонХен улетел в Японию, оставив своё сердце. Самые страшные месяцы его жизни. Все чужое: страна, язык, люди. Лишь музыка и мечта давали сил жить дальше. Еле сводить концы с концами, жить впроголодь, таскаться по улицам Токио, и все ради мечты. Только это сдерживало желание ДжонХена купить билет в Корею и свалить из этой долбанной страны. К Юне. Ночами, когда невозможно было отгородиться от мыслей бесконечными репетициями или потребностью уносить ноги от очередных полицейских, он готов был умереть. У них даже не было телефонов, чтобы он мог хотя бы услышать её голос. Он усыхал без её улыбки. Словно цветок без воды. «Выглядишь как призрак» из уст ЁнХва стало уже привычным. ДжонХен мог даже не смотреть в зеркало. Знал, что увидит в нем: бледное лицо, исхудавшее настолько, что скулы вот-вот порвут тонкую кожу, черные мешки под глазами, воронье гнездо вместо волос. Но как говорят, беда не приходит одна. КванДжин ушел. Они остались без басиста. ДжонХен был готов биться головой об стенку от безысходности. Теперь их дебют был под большим вопросом. «Нас, кажется, прокляли» слишком часто произносилось в их небольшой компании. Но, впервые за эти месяцы, им улыбнулась удача. Басист нашелся, правда, бас-гитару он в жизни ни разу не брал в руки. Только вот это не остановило ДжонШина, который через месяц уже знал все бас-партии имеющихся у них песен, чем удивил всех. А судьба все продолжала благоволить к ним. Они уже собирали небольшие залы на своих выступлениях, ЁнХва получил роль в дораме, из-за чего он мотался между Кореей и Японией. В то время ДжонХен отдал бы все, чтобы поменяться с ним местами. Он мог бы видеть Юну. Хотелось выть от безысходности. Но ДжонХен не выл. Он изливал душу в песнях. Они были отчаянными и пасмурными, совсем как он сам в то время. Но все рано или поздно заканчивается. И личный ад ДжонХена тоже был закончен объявлением о дебюте. Он ступил на родную землю совсем другим человеком, нежели уезжал. Тот ДжонХен был еще юным, наивным и не побитым жизнью. Нынешний же ДжонХен познал слишком много того, чего не хотелось бы узнать никогда. Во взгляде появилось что-то новое, взрослое. Но улыбка осталась все той же. И с этой улыбкой он встретил свою Юну, заключая её в крепкие объятья. А затем объятья смешались с торопливыми поцелуями и тихим шепотом «я так скучала». Подготовка к дебюту забирала почти все свободное время, и ДжонХен встречался с Юной все реже. Но каждую встречу он восполнял своё полугодовое отсутствие чем-то новым, пытаясь показать, насколько он скучал по своему солнцу. Она понимала и принимала его нового и никогда не укоряла в недостатке внимания к себе. Взрывной дебют. Самая быстрая первая победа спустя пятнадцать дней. «Вы вытащили нас из долговой ямы» от президента и «поздравляю, Вы молодцы» от старших ЭфТи. Бесконечные съемки, шоу, ночи в репетиционной и полное отсутствие свободного времени. Хроническая нехватка Юны в жизни ДжонХена. Ждать, пока вся эта суета закончится. И не дождаться. Проклясть всех на свете. Пытаться собрать разбитое сердце. ДжонХен был готов орать от счастья, когда Юна позвонила ему и попросила встретиться в парке. Хоть он и пожертвовал первым за несколько месяцев выходным, но он надеялся, что это того стоит. И вот, он на их особом месте. Лавочка в самой глубине парка, куда редко кто забредал. Здесь им никто не мешал наслаждаться друг другом. Юна сидела на лавочке и смотрела куда-то невидящим взглядом. Что-то в её выражении лица заставило ДжонХена забеспокоиться. Но он отмахнулся от этой мысли. Он сел рядом с ней. Оба молчали. Они часто молчали друг с другом, и эта тишина была приятной и родной. Но в этот раз она была напряженной и пугающей. И не зря. Юна обладала ангельским терпением, но даже этому приходит конец. Она больше не могла делать вид, что её устраивает эта пародия на отношения. Ей ведь тоже было одиноко и больно без него. С каждым «мы больше не можем быть вместе», «ты должен сосредоточиться на карьере», «я буду только мешать тебе, а я не хочу» и «прости меня» она все глубже вгоняла нож в свое и ДжонХена сердца. Юна не хотела этого, но у неё не было выбора. Иначе, они бы оба задохнулись. ДжонХен понимал это. Но легче от понимания не становилось. Приложив усилие, ДжонХен выдавил из себя страшное «я понимаю», хоть ему и хотелось запротестовать, прижать её к себе и никуда не отпускать. Но сделать так значит лишить её права выбора, заключить её в клетку своих чувств. А этого он хотел в последнюю очередь. Как говорят «Если любишь — отпусти». Отпустил. Но перед этим…Оба понимали, что своим «улыбнись для меня, как в первый раз» они только сделают друг другу больнее, но не попросить об этом было невозможно. И все. Мир ДжонХена рухнул. И он понятия не имел, как заново его построить. Первое время было сложно. Он хотел, чтобы его перестали дергать по поводу и без. «Оставьте меня ОДНОГО» рвалось из него. Хотел, чтобы его просто оставили в покое. Но это непозволительная роскошь, когда ты только дебютировал и должен пахать, чтобы сделать себе имя, ибо «отыграй концерт, а со своими переживаниями потом разберешься» от президента не позволяли расслабиться. Одногруппники беспокоились за его душевное состояние и не дергали его. Но самым страшным было пересекаться с ней в агентстве. От её виноватого взгляда ДжонХен чувствовал себя последним дерьмом, поэтому пытался улыбнуться. Когда глаза Юны наполнялись благодарностью, он чувствовал себя чуточку лучше. Но всего лишь чуточку. Через полтора года ДжонХен уже почти стал прежним. Он снова смеялся, шутил и больше не выглядел всего лишь бледной тенью себя. ДжонХен понял, что жизнь не стоит на месте и решил жить дальше. «Он возвращается» тихим шепотом от ЁнХва, который думал, что ДжонХен так и останется среди руин первой настоящей, но не самой счастливой, любви. И ему становилось стыдно каждый раз, когда одногруппники облегченно улыбались, замечая, что глаза гитариста снова живые, а улыбка искренняя. ДжонХен никогда бы не подумал, что способен сделать это. Теперь при виде Юны его сердце не кровоточило, а всего лишь болезненно ёкало. «И это пройдет», сказанное самому себе. «Надеюсь, тебе легче», которое не было ею услышано. Её улыбка больше не приносила боли, только сладко-горькие воспоминания. Её взгляд больше не был забитым и виноватым. Она снова жила. Как и он. И снова все хорошее имеет обыкновение заканчиваться. Семейный концерт. «У меня на Вас грандиозные планы, дорогие» и довольная улыбка Хан Сонхо, которая насторожила ДжонХена. А затем «ДжонХен и Юна, Вы споете дуэтом» и контрольный в голову. Шокированные лица остальных. Полный ненависти взгляд ЁнХва, которым был награжден президент. Разведенные руки и «это не мои проблемы». Полная тишина в зале, которую, казалось, можно было потрогать. «Все нормально» хором с Юной. Снова тишина. И снова репетиционная. Они оба сидят за пианино. Опять эта давящая тишина. ДжонХен пробежался пальцами по клавишам, проверяя звук. Звучало идеально. Он непроизвольно заиграл их любимую песню, но понял, что творит, и резко перестал. ДжонХен безмолвно извинился. Юна достала ноты песни, которую они выбрали. ДжонХен снова заиграл. Прошло уже больше часа, а они не сдвинулись с мертвой точки. ДжонХен глубоко вздохнул. — Я понимаю, что тебе тяжело находиться со мной в одном помещении, тем более петь. Да, это место хранит много наших воспоминаний. Но давай попробуем на время забыть об этом и сосредоточиться на работе? — мягко сказал ДжонХен. — Да, конечно. Прости. Тебе ведь тоже тяжело, но ты пытаешься, — виновато ответила Юна. — Ты не виновата, — успокоил он её. - Эй, улыбнись. Девушка робко улыбнулась, показывая чудесную ямочку. «Все еще больно» пронеслось в голове. Но в то же время стало намного легче. Когда напряжение спало, работа пошла быстрее. Они даже смогли пару раз пропеть песню. Решив, что с них на сегодня достаточно, они неловко попрощались и разошлись. И так проходил каждый день вплоть до самого концерта. Каждый раз неловкость, смущение и робкие улыбки. Концерт. Они на одной сцене. ДжонХен пытается не смотреть на неё, но у него плохо получается. Юна вся сияет, когда поёт, притягивая взгляды. И она тоже смотрит на него. И на секунду ДжонХен почти увидел тот влюбленный взгляд. Он чуть не забыл свои слова. Она тоже. Наконец, песня закончилась. ДжонХен взял её за руку, и они поклонились залу. Почти забытые ощущениям от прикосновения к её коже. Забитое «прости, мне пришлось» за кулисами. И такое же «ничего, все в порядке». И вот концерты завершены. Но не муки ДжонХена. Дебют ЁнХва, его собственное шоу и снова Юна, правда, вместе с Чоа и Хечжон, но все же. ЁнХва смотрит виновато, пытаясь взглядом уверить, что «не я это придумал, прости, пожалуйста». И ДжонХен улыбается старшему, показывая, что «ты не виноват, я понимаю». Облегчение во взгляде друга приносит с собой чувство вины. Снова. Он снова не дает близким ему людям спокойно жить. А Юна как назло садиться рядом с ним, непозволительно близко, потому что «диван маленький, извините». ДжонХен пытается не смотреть, но не может. Хрупкие плечики, которые он так любил обнимать, сегодня открыты, и на сердце будто давит что-то тяжелое. Волосы собраны наверх, открывая личико, которое украшает улыбка и ямочка, которую так приятно было целовать. ДжонХену не слишком хорошо, но он терпит и не подает вида ради хена. Но и эти мучения закончились. Все же он еще не полностью пережил свою любовь к ней. Её остатки прятались в дальних уголках его сердца. А потом случился СынХен. Сначала случайно подслушанный разговор Джимин и Чоа, затем перешептывания ДжонШина и МинХека. А потом сам СынХен, решивший поговорить с хеном. И это его «прости, хен, но я, правда, люблю её» заставляет ДжонХена чувствовать себя последней сволочью. Хоть он и не был виноват, но чувствовал себя, словно он мешает ей начать все сначала. То, что он все еще не может окончательно отпустить её и продолжить идти по жизни вперед, не значит, что она тоже должна оставаться одна и страдать. «Не извиняйся, извиняться должен я. И будьте счастливы» будто бы сняли с его сердца огромный груз. Счастливая улыбка друга больно резанула по глазам, заставляя вспомнить её первое «у тебя красивая улыбка». Но к удивлению ДжонХена вместо привычной боли пришло странное облегчение. И он понял, что находится на правильном пути. ДжонХен был благодарен Юне за то, что она была смелее него и позволила себе полюбить. Иначе он, наверное, еще долгое время страдал бы, снова и снова прогоняя в мыслях то время. Впервые за последние три года он дышал свободно, полной грудью. Первое время Юна и СынХен не показывались вместе даже в агентстве, но после сердитого джонхеновского «Вы дураки что ли? Не собираюсь я Вас есть, и не вините себя!» перестали прятаться. ДжонХен не мог не отметить, что они красивая пара. И он нехотя признавал, что с СынХеном Юна улыбается намного ярче и счастливее, чем когда-либо с ним. И теперь ДжонХен мог снова любоваться её улыбкой. Пусть издалека, пусть обращенной не ему, но такой же прекрасной. И мог снова улыбаться сам. Может, кто-то еще влюбится в его улыбку?