И ты, Брут?

Истерический смех разрывает тишину, взрывая барабанные перепонки, выжимая дорожки слез. Я чувствую, что задыхаюсь, но не могу остановиться, я буквально захлебываюсь смехом. Я сползаю по стенке, цепляясь за нее руками, не в силах удержаться на ногах, мышцы пресса и щёк начинает сводить судорогой, но я не могу перестать смеяться. Только в моей никчемной жизни могло случиться такое. Ты сидишь, сжавшись в комок в своем любимом кресле, в твоих глазах плещется боль, сострадание, жалость, что-то еще, но упрямо сжатые губы и напряженно-прямая спина говорят мне о том, что ты не изменишь своего решения. Ты тяжко вздыхаешь, словно хочешь утешить меня, но с твоих губ не срывается ни слова. В конце концов, я кое-как перестаю смеяться, но губы тут же кривятся, а кадык судорожно дергается, пытаясь избавиться от неприятного комка. Оттерев слезы, я поднимаю глаза, но твое кресло уже пусто. Я спрашиваю у пустоты, уверенный, что ты меня уже не слышишь, ведь, если ты сказал, то обязательно сдержишь свое слово: - Почему ты уходишь? И ты, Брут? Неужели и ты меня оставишь одного? Когда мне казалось, что я сойду с ума от одиночества, что я умру в одиночестве, что я уже забыл как это – говорить с кем-то, когда мне казалось, что уже ничего не изменить, появился ты. Твой голос однажды ни с того ни с сего зазвучал у меня в голове, а позже появился и твой силуэт в том самом кресле, которое сейчас выглядит мертвым, которое мне стало так ненавистно. С тобой я коротал дни и ночи, я, наконец, обрел друга! Пусть и вымышленного, но друга… - Мои друзья сказали, что я тебя выдумал. Твой ответ разрывает меня. Душу, сердце, легкие, мозг, все, что только можно. Добивает. Я вновь захлебываюсь слезами и смехом, я вновь задыхаюсь. Мне на глаза попадается зеркало, и я на мгновение замираю, потрясенный отражением: всклокоченные волосы выглядят так, словно в них ударили током; налитые кровью глаза со зрачками, расширенными настолько, что уже не видно их цвета, кажется, сейчас вывалятся из орбит; у уголков рта выступила пена; пальцы так судорожно сжимают исхудалые плечи, что уже сейчас видны синяки (или они появились раньше?) и кровоподтеки от впившихся ногтей. Тишину вспарывает новый звук – отчаянный вой, который больше бы подошел умирающему животному. Но я не могу замолчать, я боюсь – тишина так давит на мои плечи, что я уже не могу даже сидеть. Я ложусь на пол, не прекращая выть. Если я замолчу, то тишина убьет меня напоминанием, что больше никто не заговорит со мной. Ты не заговоришь со мной. Даже ты оставил меня. Даже у тебя есть друзья. Другие, настоящие друзья. Невымышленные друзья вымышленного друга. Можно ли сойти с ума от того, что тебя оставило предыдущее твое сумасшествие?