***
Мы пересекались в этой самой кофейне каждый вторник, четверг и субботу (эти дни определенно стали моими самыми любимыми). До середины ноября мы не разговаривали, обмениваясь лишь беглыми взглядами и легкими улыбками. Я каждый раз краснела как в первый и продолжала чувствовать тепло, что дарил мне этот парень. Мы не знали имен друг друга, возраст, интересы и прочие мелочи. Он порой покупал мне пончик с клубничной глазурью, передавая его через официанта и оставляя на тарелке небольшую бумажку с улыбающимся смайликом на ней. Я улыбалась ему в ответ и бросала кусочек бумаги в сумку. Со временем у меня их скопилось девятнадцать штук. В один день на мой столик прилетел самолетик, сделанный из бумажной салфетки, что хранились на каждом столике в забавной подставке в форме ананаса. На ней, как и прежде, был нарисован смайлик с улыбкой, но немного корявым и детским почерком было добавлено. «Калум. Ты?». Эти два слова стали причиной моей широкой улыбки. Они были такими простыми, не несли в себе какого-то глубокого смысла, но я находила их поистине очаровательными и трогательными. Для меня этого было достаточно, ведь, взглянем правде в глаза, я ничего не знала о романтике.***
Мы обменивались записками несколько недель, пока однажды, зайдя в кафе, я не увидела Калума за моим столиком. Перед ним стояла небольшая тарелочка с пончиком с клубничной глазурью, имбирное печенье и две кружки горячего какао с фигурным зефиром (они снова были в форме сердечек). - Ты ведь не против, если сегодня я буду сидеть здесь? – его голос был таким бархатным и мягким; всего одна фраза, но мне уже хотелось слушать этого парня до тех пор, пока я не усну, удобно устроившись в углу небольшого диванчика. – Мой столик, вроде как занят. Я обернулась и заметила, что на привычном месте Калума лежал листок с надписью «Зарезервировано», а в углу бумаги был нарисован улыбающийся смайлик. И я глупо захихикала, легко качая головой в согласии, находя эту рожицу до боли знакомой. Калум широко улыбнулся, так, что небольшие морщинки в уголках его глаз стали более заметными, а глаза скрылись за рядом пушистых ресниц. Я могла бы показаться невероятно опрометчивой, глупой и до сумасшествия влюбленной, но в тот момент мне хотелось сказать ему: Возьми меня за руку и знай, что я никогда тебя не брошу.***
Мы проводили каждый вторник, четверг и субботу вместе, поедая пончики в той самой кофейне или гуляя по заснеженному парку. Когда было совсем холодно и я не чувствовала своих пальцев, мы вставали где-то в середине аллеи, и он позволял засовывать мои руки в карманы его куртки и крепко обнимал меня, поглаживая по спине. И я каждый раз утыкалась носом в его шарф, вдыхая запах корицы и яблок, неловко топталась на месте в попытке согреть свои ноги и слышала приглушенный смех этого невероятного парня. - Твой нос такой же красный, как твоя шапка, - тихо посмеиваясь, сказал Калум, а потом, схватив меня за руку, добавил. – Ой, это же моя шапка. И я легко засмеялась, обхватывая теплую ладонь парня двумя руками и прижимаясь к его боку. - Как насчет кофе? – поинтересовался парня, потирая большим пальцем сухую кожу моих ладоней. – Ты знаешь, я нашел зефир с улыбающимися лицами. Мы можем сейчас дойти до меня, где ты попробуешь самый вкусный горячий шоколад в мире. - Хорошо-хорошо, Мистер Самоуверенность, - шмыгая носом, ответила я, вновь ощущая тепло, что исходило от этого парня. Мне с ним было невероятно комфортно, (как не бывает даже с моей мамой), тепло и уютно, что морозный февраль не казался таким противным как раньше. - Держись крепче, принцесса, - и с этими словами парень побежал, крепко схватившись за мою руку, и заскользил по тонкому слою льда, что был на асфальте. Я громко визжала и смеялась, когда парень балансировал, стараясь не упасть (и заодно не уронить меня). И, прикусив язык, я вновь удержалась от высказывания одной фразы, что приходила мне на ум всякий раз, когда я была с этим парнем. Я клянусь, что буду с тобой до того момента, пока мы не решим, что наше время пришло.***
И когда с момента нашей первой встречи прошло чуть больше года, я заметила, что вещей Калума в моей небольшой съемной квартире стало как-то неприлично много, а мой пес Чарли радуется Худу больше чем мне. Плотные шторы в главной комнате все чаще были распахнуты, так как солнце больше не казалось таким противным, а на кухонном столе в небольшой вазе всегда стояли тюльпаны, которые (очевидно) приносил Калум. Я больше не куталась по ночам в два пуховых одеяла и не спала в вязаных свитерах. Все находилось в какой-то странной гармонии, и мне это чертовски сильно нравилось. - Калум, перестань кормить Чарли со стола! – в проскользила в носках по паркету до кухни и, ухватившись за косяк, затормозила, чуть не встретившись лицом с кухонным гарнитуром. Парень лишь тихо засмеялся, перекинув кусочки салями в миску пса. - Ты такая милая, когда злишься, - притянув меня к себе за полы рубашки (которая, кстати говоря, несколько месяцев назад принадлежала только Худу), Калум обнял меня за талию, уткнувшись носом в солнечное сплетение. Я положила холодную ладонь на оголенное плечо парня и пальцами другой руки принялась перебирать пряди волос парня, изредка почесывая ноготками голову парня. Его волосы были немного жесткие, пушистые, но, тем не менее, такие приятные на ощупь. Без укладки они были непослушными и завивались, но именно таким – немного сонным, в одних спортивных штанах, с торчащими в разные стороны волосами угольного цвета – он мне нравился больше всего. И в этот раз я не стала сдерживаться, прикусывать свою щеку, проглатывая слова и зарывая их глубоко в своем сознании. Ведь этот момент был таким подходящим, таким уютным, теплым и нашим, что я не сдержалась и прошептала: Ты - любовь всей моей жизни, я не брошу тебя.