Cancer.

За все свои немалые 23 года, он, Чон Тэгун, так и не смог понять, почему жизнь настолько несправедлива. Чем руководствуются небеса, отбирая ее у одних и даруя шанс на спасение другим. И главное, как избежать рокового фатума, что, может быть, уже поджидает тебя за очередным поворотом. Нельзя предугадать каким будет следующий день, ровно как и сказать, чем закончится нынешний. Судьба — капризная дама, любящая интриги и сюрпризы. А еще, порой, ради забавы, сковыривать старые раны, которые, казалось бы, уже не болят. Вот только под кожей, исчерченной шрамами, гноятся обиды и разочарования. Словно черви, копошащиеся в разлагающихся тканях, они разъедают изнутри по частям. Оставляют после себя лишь пустую оболочку. Живого мертвеца со стеклянной болью в глазах. Чон видел таких бедолаг предостаточно за время своей работы в больнице. Детской, и от этого на душе лишь печальней, когда понимаешь сколько страданий они уже вынесли. Каждый день словно ад, от начала и до конца. С иголками под кожей и мириадами трубок в венах, внутри которых бежал раскаленный металл. И никто им не может сказать где же та грань, за которой больше не будет мучений. Тэгуну их искренне жаль и, наверное, именно поэтому он пошел работать врачом. Лелея в сердце не угасающую надежду, что сможет хоть так кому-то помочь. Ему уже даже не важно, что там с собственной жизнью, которая, кажется, давно пошла под откос. Когда он посвятил себя всего делу, ибо только так умеет, если берется всерьез. - Тебе не страшно здесь работать? - как-то отстранено спрашивает Ча, когда очередного пациента забирают на терапию, как и в первый раз, сутуля плечи, да теребя пуговицу на белоснежном халате. «Третью снизу» - отмечает в голове Чон чужую, довольно странную для себя, привычку. - Ко всему привыкаешь, - равнодушно отзывается он, твердо зная, что Хакён скоро в его словах убедится. А если нет, то на его замену придет кто-то другой. Менее мягкий и не такой ранимый. - Жаль, что я не похож на тебя, - как заноза, застревает фраза прочно в тэгуновком мозге. Прокручивая в нем изо дня в день одну очень простую истину: он на самом деле слишком другой. Циничный эгоист с неприступной холодностью. Кардинально не похожий на Ча, что подобен теплому солнцу в сером туманном городе. И этот контраст, словно сахар и соль, но на рану ни то, ни другое не положишь ведь. Хакёна любят дети, а Чона боятся и уважают. Последнее, впрочем, скорее относится к родителям и сотрудникам. Но Тэгуна это не особо заботит. Ведь ему нужны здесь не отношения, а результаты. И пока он со всеми делами справляется, значит может быть собою вполне доволен. Чон прикрывает устало глаза, растирая подушечками пальцев виски; отгоняет навязчивые воспоминания прочь, что роятся внутри подобно жужжащим пчелам. В тесных стенах небольшой черепной коробки, угрожая ее разнести изнутри на мелкие острые осколки. А потом придется собирать себя по частям, соединяя их в единое нечто живое. И откуда-то берется очень странный страх, становится труднее дышать с каждым вдохом-выдохом. Воздух тяжелый, густой, похожий на дым от сигар. Он определенно не предвещает ничего хорошего, Тэгун чувствует это. Вместе с дрожью в руках, когда выписывает карту новому «пациенту». И все ничего, но необычный, глубокий взгляд без ножа режет лезвием по живому. «Хан Санхёк, 17 лет и у него рак», как набат в голове и Чон просто не может поверить в такое. - Красивый мальчик, правда? И такой хороший. Хотя, по-моему, плохих тут и нет, - смеется Ча слегка напряженно, ловя прожигающий взгляд на себе. Пронзительный, мрачный, пропитанный горечью и странной, дикой, негранёной тоской. Так тужат по потерянных близких и родственниках; по времени, что никогда не вернешь; по первой любви и глупых ошибках; по впутанных пальцах в чужих волосах; по будущему, что сейчас слишком зыбко; по настоящему, что тает в чужих зрачках. Расширенных, черных, к которым тянет, как магнитом и хочется утонуть в чужой глубине. Упасть, прикрыв глаза, и просто раствориться в спасительной, теплой, обволакивающей темноте. Тэгун просто устал и давно хочет спать, а не слушать выматывающий треп своего коллеги. Но вынужден в такт чужим словам кивать, ведь Хакён говорит о Санхёке, удивительно странном мелком, что всего за пару дней успел запасть ему в душу. Сделать то, что пытались другие давно. «А ведь мы толком с ним и не знакомы», но это почему-то не делает его чужим все равно. - Родственные души, - с улыбкой на губах тянет мальчик, когда Чон приходит его осмотреть. И мужчина замирает, не зная, что ответить и как повестись с ним дальше, ведь такой громкой фразы он не ожидал вообще. Хан безмятежно спокоен и будто светится от счастья, совсем не обращая внимания на капельницу рядом с собой. На правую руку, где в вене на кисти стоит катетер и через пластиковую трубочку в него вливают какой-то раствор. - Как твое самочувствие? - меняя тему, присаживается мужчина рядом и бесконечно долго смотрит в глаза, пытаясь найти там хоть малейшую тень сомнений, прекрасно зная, они не могут солгать. - Все хорошо, - кивает парень, а улыбка так и не сходит с губ. «Ты слишком странный. Слишком... странный...», Тэгун боится этого, но его влечет к нему. К совсем еще ребенку и до зубного скрежета невыносимо бессильное желание помочь. Хоть бери и вырывай отмеченного смертью из ее цепких и костлявых рук. Только жаль, Чон не всесилен и не может выбирать кого спасать, а кого нет. «Ты всегда хотел быть подобным богу. Может, в этом и кроется ответ на вопрос?». Дни идут и мальчишка здесь, кажется, уже с неделю, за которую Тэгун медленно сходит с ума. Ему страшно уходить домой, передавая смену коллегам, ведь мало ли что может случиться, пока его не будет рядом. - Не переживай, я присмотрю за твоей принцессой, - хлопает по плечу напарника Хакён и, если бы тот сейчас не был такой уставший, он обязательно бы высказал что-то язвительное вслух. - Доиграешься, Ча, - накидывая пальто на плечи, выдыхает, прищуриваясь мужчина, - но спасибо, за все. Хакён улыбается, понимая, как трудно тому дались эти слова и спешит выпроводить наконец-то за порог. Уверяет, что тот зря так волнуется и как и в прошлые ночи, все будет более, чем хорошо и если бы он только мог подумать, как глубоко может ошибаться, возможно, ему не было бы потом тяжело. На настенных часах 04:48 и мужчина зевает, откладывая очередное дело пациента на край стола, поднимается с кресла, разминает затекшие мышцы тела и подходит к окну, вглядываясь туда, где царит темнота, а в свете парочки одиноких фонарей снег искрится, переливаясь мириадами холодных искорок, что так похожи на стекло. «Ты словно этот снег, Чон Тэгун, такой же завораживающий и другим недоступный. Такой же желанный, но растаешь, когда станет тепло». - Доктор Ча, - в кабинет буквально влетает медсестра, взволнованно глядя на него темными глазами, - Хан Санхёк, у него рецидив, нужно срочное переливание крови. За облаками на темном небе совсем не видно звезд и это не к добру, да только мужчина не хочет в знаки верить. «У Санхёка саркома костей с метастазами в легких», словно эхом отдают слова врачей, «когда они не выдержат и сдадут — это будет лишь вопрос времени». - Тэгун, я... - Ча не знает, что сказать мужчине, - Прости, не смог, не уберег. Чон молчит, слишком хорошо понимая, уже поздно выяснять отношения и мальчика все равно не вернуть. Кто виноват? Он, Хакён или просто время? Ведь сам прекрасно знал о страшном диагнозе Хёка. «Ты понадеялся, что сможешь обмануть вечность? Не прыгай выше головы, это невозможно». Мужчина качает головой из стороны в сторону и просит оставить его в кабинете одного. Он, конечно, хотел бы попрощаться сейчас с Санхёком, но слишком много родственников в палате, которым не объяснить всего. Да и что бы он сказал? Я привязался к вашему сыну? Настолько, что видимо даже полюбил. «Прости меня, Санхёк-а», Тэгун закрывает лицо руками, «так хотел, но не смог тебя спасти». Чон кладет букет из белых лилий на черный холодный мрамор чужой надгробной плиты, где выгравировано витиеватым почерком «Хан Санхёк». Ниже - даты, простая и понятная комбинация цифр, из которых можно узнать сколько тот прожил. Но в них нет ни души, ни тепла, ни воспоминаний. Небо плачет дождями, окутывая город туманом, а под ногами Тэгуна в лужах разбитое счастье.