I hate you, father!

      Голоса. Он слышал только их, забыв о реальном мире, пахнущем дерьмом и отдающим фальшью. Нахера он нужен, если всё неправильно.       Мир не был настоящим. Ничто не настоящее. И эти лица, которые он видел каждый день. От них хотелось лишь блевать. Все должны сдохнуть! Все до единого! Они считают его сумасшедшим? Пускай. Зато смеяться последним будет он, когда все превратятся в падаль. В говно, которым раньше и являлись, только вернутся в своё первоначальное состояние. Назад к земле…       Земля голодна и не может насытиться. Он слышит её стоны, видит, как она разевает жадную пасть, пытаясь поглотить своих неразумных созданий. Хрен знает зачем выпущенных на белый свет. Что ж, он поможет ей. Кровь напоит бездонный рот, а этот город станет закуской, словно, какой-нибудь сэндвич. Он должен помочь ей, иначе эти стоны, вопли о помощи не оставят в покое, разрывая разум своим постоянством.       На стене висит охотничье ружьё. Он знает, что нужно делать дальше. Оттолкнув недоумевающую жену, Чувак-Старший берёт свою сумку и идёт. Как на работу. Только сейчас он будет носить совсем не письма. Захлопнув дверь, он и не замечает, что вслед ему любопытно смотрит сынишка, не решаясь пойти следом. Подбежав к матери, мальчик спрашивает, куда пошёл на ночь глядя отец, но получает лишь растерянный взгляд в ответ и понимает, что снова всё началось. Папа не скоро вернётся.       Простояв ещё какое-то время у окна, мальчик держит мать за руку. На кухне темно, только ход стрелок часов разбавляет тяжесть молчания. Они не хотят говорить, потому что прекрасно знают, что будет дальше. Погладив сына по голове, женщина уходит в спальню. Мальчишка лишь смотрит сквозь лёд стекла, словно чего-то ожидая. Раздаются крики и выстрел. Испуганная соседка пытается сбежать, но кровавая лужа растекается на пороге дома, отражаясь в остекленевших от ужаса глазах ребёнка.       Он не может поверить, что это сделал папа — человек, который их любил, всегда был добрым и никого не обижал. Слёзы обиды застилают взор. Этого просто не может быть. Это неправда! Вскоре послышался вой сирены, безмолвные санитары закрыли тело чёрным мешком, взвалив его на носилки. Приехала полиция, пытаясь найти следы маньяка, но он уже был далеко. Мальчик знал, но не мог никому сказать. Ему было страшно.       Просидев так до самого утра, он сделал вид, что только проснулся. Пора было идти на автобус. В ненавистную школу, в которой у Чувака-Младшего и так были проблемы. Нет, учился он хорошо, но со сверстниками контакт не сложился. Все считали его психом, словно отца, постоянно дразня и обзываясь. Сегодня оказалось последним днём, когда обидчикам сошло это с рук.       На уроке труда Задира вновь обозвал его криворуким, толкнув под локоть, отчего бумажный фонарик почти разрезался надвое. Ножницы, лежащие в руке Чувака пришлись как раз кстати. Удобно лежала кисть одноклассника, лезвие как как раз вошло между пальцами, порвав перепонку. Он не успел ничего понять и вскрикнул как девчонка, хотя несколько минут назад смел ржать своим противным голосом. Престарелая учительница не сразу заметила иницидент, но выйдя из дрёмы увидела, что её ученик довольным выбежал из класса. С окровавленными ножницами. Родителей вызвали в школу. Что, впрочем, оказалось зря.       Отец уже вернулся домой. Схватив отпрыска за руку, он небрежно направился с ним. Не ругал, не злился, как обычно. Только странную улыбку заметил сын, отчего ему стало намного страшнее и ранние проблемы показались лишь детскими играми. Если у других родители старались одеваться по-деловому и строго, а вели себя с учителями заискивающе и тихо, то у его папы разговор оставался совсем коротким. Узнав, что ребёнок плохо ведёт себя — пробил голову директору пожарным топором, висевшим, как некстати, рядом. Взяв под руку сына, он молча вышел из здания, и достав бутылку из кармана, поджёг её и бросил внутрь школы. Шёл учебный день. Да гори эта школа в Аду. Вот с этим Чувак-Младший был полностью согласен с отцом, как и с началом незапланированных каникул. Пожарные опоздали — здание так и не смогли потушить.       Это стало происходить всё чаще. Отец почти не появлялся дома. Мать отправила Чувака под предлогом к бабушке. Она хотела остановить своего мужа, но было слишком поздно. Почтальон потерял свой адрес. Не смог вернуться обратно. Голоса и видения — единственное, что Чувак-Старший сейчас ощущал, живя в том иллюзорном мире, где нет места дерьму, от которого он успешно избавляется.       Приехав домой, сын увидел на кухне опрокинутую табуретку, над которой висела мама. Рядом валялось много бутылок спиртного, а в комнате на кровати валялся отец, вогнавший себе пулю в висок. Только рядом лежала записка, где было написано: «Я ни о чём не жалею!». Выйдя из дома, мальчишка вскрикнул от ужаса — городок был пуст, отец выполнил своё дело. Он бежал по пустым улицам, надеясь, что свихнувшийся папа не смог добраться до автобусной остановки. Мальчик хотел уехать в Парадиз, где не было этого ужаса. К доброму дядюшке Дейву — единственному родственнику, который сейчас бы его принял. Возможно, вся жизнь изменится и Чувак забудет весь этот кошмар. Он любил и в то же время сильно ненавидел своего отца. Он не станет таким же. Но жизнь посчитала иначе.       Прошло много лет, и повзрослевший Чувак пришёл на могилу к родителю. То ли совесть за своё взяла, то ли воспоминания, он оказался здесь. Сохранивший рассудок, но также любящий убивать, что было намного страшнее. Теперь он был тем самым маньяком, терроризировавшим город. Город, в котором живут одни идиоты. Их не жалко, и это весело. Правда, кое-что не изменилось — он также ненавидел своего отца. Впрочем, как и всё остальное — жизнь ужасное дерьмо. Когда дома ждёт жирная жена с вечным ворчанием и поручениями, а рядом шарятся гомосеки, может быть стоит поступить также? Уйти из жизни, никому ничего не обязанным.       Взяв в руки гранату, он хотел выдернуть кольцо, но удар лопатой по голове лишил и этой возможности. Грёбаные мудаки. Даже самоубиться спокойно не дали. Но ничего, когда он очнётся, эти засранцы получат своё. Они ещё не знают с кем сейчас связались!