Носков никогда не бывает достаточно

      Когда Гарри спросил его, что он видит в зеркале, Альбус ответил ему почти правдиво. Мальчик нуждался в поддержке, в теплых словах и улыбках, которых ему так не хватало всю жизнь, и он просто не мог проигнорировать вопрос или прямо указать Гарри на нетактичность. Дождавшись, пока мальчик уйдет, Альбус грустно улыбнулся и встал на его место, заложив руки за спину и слегка склонив голову набок. Было время, когда он, как и Гарри, проводил ночи у зеркала, и это едва не стоило ему рассудка. Или все-таки стоило? Нужно будет при случае выяснить. Потому что чем, как не безумием, можно было объяснить тот факт, что он снова здесь? Что он снова смотрит на руку, пальцы которой написали ему тысячи писем, прежде чем отразиться в Еиналеж и лечь на его плечо? Альбус вздохнул и удержал самого себя от бессмысленного жеста. Он видел, как Гарри кладет ладонь на собственное плечо, и сразу понял, что тот видит. Теперь ему самому хотелось сделать это так же сильно, как в тот день, когда он открыл для себя зеркало впервые. Альбус видел себя молодым, и видел Геллерта за своей спиной. Они оба улыбались, ладонь друга медленно сползала по его плечу, чтобы переплести свои пальцы с пальцами Альбуса. Это был взгляд в прошлое, в их общее прошлое, застывшее здесь, потому что единственным и самым горячим желанием директора, самым безрассудным и глупым из всех когда-либо посещавших его желаний, было желание вернуться в тот единственный миг, когда он был по-настоящему счастлив.       Это было на Рождество. Геллерт влез в его окно, как делал всегда, уселся на спинку кровати, как сыч, и с видом фокусника извлек из-за пазухи какой-то сверток. Альбус тяжело вздохнул и закатил глаза, вытянув руку вперед в жесте дешевого предсказателя и проговорил что-то вроде "вижу, вижу", водя ладонью над свертком и предрекая обнаружение очередной подозрительной литературы. Геллерт смеялся и мотал головой, он говорил что-то, но теперь уже не вспомнить, что именно. В свертке оказалась пара шерстяных носков безумной расцветки. Они хохотали так, что свалились с кровати, и продолжили хохотать уже на полу, глядя друг на друга блестящими юными глазами, и лица их пылали то ли от смеха, то ли от чего-то еще, чему они еще не знали названия. Отсмеявшись, Геллерт вложил свою ладонь в ладонь Альбуса, и они лежали, глядя в потолок, молча каждый о своем, хотя им казалось, что они разговаривают. Так было всегда, и даже теперь Альбусу казалось, что он слышит его голос, далекий голос, шепчущий что-то, чего нельзя разобрать из-за расстояния и ветра за окном.       Прежде чем уйти, Альбус приподнял мантию и взглянул на левую ногу. На ней красовался порядком растянутый и почти выцветший шерстяной носок. Правая нога директора оказалась совершенно босой. Юный Дамблдор в зеркале с улыбкой поднял руку, в которой сжимал столь же юный и яркий левый носок. Рука Геллерта махнула Альбусу таким же ярким правым носком. Отойдя от зеркала, директор почувствовал себя очень старым и очень уставшим. Несомненно, от зеркала необходимо избавиться, и сегодня же. Только пусть это сделает кто-нибудь другой. — У человека не может быть слишком много носков, — пояснил Дамблдор. — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только книги. Уже в спальне Гарри вдруг осознал, что Дамблдор не был с ним откровенен. Но с другой стороны, подумал он, спихивая с подушки спавшую на ней Коросту, это был очень личный вопрос.