Реальность, которую он создал

Она не могла оценить по достоинству вкус его любимого виски — даже лёгкий запах алкогольных паров вызывал в ней отвращение и дурноту, но дело было даже не в виски — Хром никогда не нравилось то, что сводило его с ума. — Мне кажется, я нежеланный гость в вашем доме. Я вам противна? — Она пила грушевую газировку, купленную в автомате перед приездом за десять иен, потому что выбор в его мини-баре был ей отвратен, и не поднимала взгляд. Недавно ей исполнилось двадцать пять, но плечи её были всё такими же ссутуленными и хрупкими, а ресницы дрожали — но от трепета ли? С годами Хром не становилась более хорошенькой — она приобретала всё больше недостатков, подчёркивающих дефекты во внешности после той злополучной аварии. Она вытянулась вверх, став ещё более тощей и нескладной, выбирала одежду не по моде, а по какому-то своему странному, извращённому вкусу, смешивая стили в пёстром калейдоскопе различных комбинацией, — ей совершенно не шло. Очертившиеся скулы на осунувшемся лице с тёмной печатью несмываемого траура старили её лет на пять, а улыбка — не эфемерная обманка приподнятыми уголками рта, а настоящая, с размыканием губ и кровоточащей искренностью, как всегда только она умела, — выглядела так омерзительно, что хотелось отвернуться. — Мой дом всегда будет являться твоим домом, — парировал он, не опровергая и не подтверждая её сомнений. Она знала, что не противна ему, — к чему тратить пустые слова на ветер? Хром хмыкала и смотрела на него долгим взглядом — на свете было слишком много вещей, которых она не могла оценить по достоинству, и это рождало тёмную, обжигающе-горячую зависть в глубине сердца. В грязных мечтах у преддверия сна на холодной постели она рисовала себе иную судьбу: её наставника родила итальянская шлюха, позже продавшая сына на эксперименты; шлюхам не нужны дети, разве что девки иногда, если бизнес семейный, и они всегда знают, кому подороже продать своё тело и плоть от плоти своей. Хром мечтала быть дочерью той самой женщины и с самых истоков делить с наставником одно чрево. Может быть, тогда бы он не считал её настолько чужой? Может быть, тогда бы он был с ней более искренен, а не смягчал острые углы их отношений тёплыми словами, что хотела услышать она и тщательно подбирал он? — Я бы хотела, чтобы вы делились со мной большим, — искренне прошептала она, сцепляя в замок пальцы на груди. Ей хочется верить, что она Ева его мира, слепленная не из ребра, но из иллюзий и частички души. — Зачем? — Мукуро вопросительно выгнул брови, а в глазах — сухая отстранённость и незаинтересованность. Она не была с ним с самого начала, ветры смертей не пронизывали её лёгкие, на пачкались руки в крови — принимая его, каким он есть, Хром так и не смогла его понять. — Потому что я вас люблю. Она покачнулась, не в силах устоять на ногах, обессиливших от приступа смелости. Хром хотелось бы добавить «больше жизни» — но это было одним из его подарков ей, единственным актом милосердия, проявленным за всю жизнь, а потому слова, запертые внутри, казались почти вандальными, и она сдержала их в себе. Об этом он, конечно, тоже знал. — Милая… — Он хмурился, не зная, как объяснить глупость любви для того, кто всю жизнь обходил её стороной. — Это только сейчас кажется. И вскоре наступит то утро, когда ты поймешь, что была ослеплена, а чувства твои — подделка. Она спрятала взгляд, поджав дрожащие губы. Слова — самые лучшие и тщательно подобранные — унижали, как пощёчина. Он мог бы отделаться куда-то более простыми и грубыми, но предпочёл потратить пустые слова на ветер. — Ты должна жить в реальности, а не мечтами. — Он ласково потрепал её по волосам, продолжая гнусный, унизительный урок, — ей всегда всё нужно было объяснять медленно и постепенно, как маленькой, потому что с самых истоков они были из диаметрально противоположных вселенных. — А я реальность, — хрипло прошептала она. «…которую вы сотворили своими собственными руками», — увидел он в её глазах. Хром всегда хотела касаться его — не так, как обычно, взглядом и подушечками пальцев, невесомо, едва-едва, не доставляя ему дискомфорта своим присутствием, — губами, ладонями, крепко обхватывать, притягивая к своему лицу. Но даже сейчас, когда он был так близко, она ощущала, насколько сильно он не хотел ей открываться и что не хватает смелости — только стыд бьёт через край — чтобы легко прикоснуться губами к щеке. — И я хочу, чтобы вы поняли это. Он ухмыльнулся, сам целуя её в щёку и отмечая, что в чём-то она всё же повзрослела.