***
Сыро… В воздухе, как всегда, веет прохладой с берегов Сумиды и совсем бледный мальчик, еле передвигая ногами, идёт по этой влажной земле. «Снова… Снова одно и то же, сколько ещё раз меня будут гнать? Я же не виноват в том, что слишком слаб», — думал он, продолжая двигаться вперёд, как еле уловимый звук стал доноситься до него; странная, поскрипывающая и в то же время такая грустная мелодия манила его к себе и, свернув с намеченного пути, он пробирался сквозь грязные переулки, чувствуя, как звуки становятся всё отчётливее, заставляя поднять свою голову и взглянуть не на грязную дорогу, а на мир неведомый ранее. «Что это?» — подумал про себя мальчик, замечая яркие палатки и огни перед своими глазами. «Я никогда не видел такого великолепного света, эти цвета — жёлтый, зелёный и этот красный; красный… как они красивы», — пролетело у него в голове, пока взгляд не встретился с тем, кто звал его. — Ты потерялся? — спросил молодой мужчина с длинными русыми волосами и спокойными голубыми глазами. — Не стоит бродить по улицам в такое время, иди домой, — добродушно сказал он, вновь прикладывая к губам губную гармошку, заполняя свою грудную клетку воздухом, готовясь издать очередной душераздирающий звук. — У меня нет дома, — тихо сказал мальчик, опуская свои глаза, чувствуя, что слёзы вот-вот польются из его глаз и глухой, пустой звук гармошки заставил вздрогнуть. — Прости, — усмехнулся незнакомец, понимая, что напугал ребёнка своим случайным поведением. — Так значит ты сирота, у тебя есть имя? — Азуса, — ответил тот, покраснев от стыда. — Азуса, — улыбнулся он и спрыгнул с повозки, — ты можешь называть меня Аки, не бойся, я не причиню тебе вреда, — успокоил он ребёнка, накидывая на его продрогшие плечи свою тёмно-зелёную накидку. — Ты можешь остаться здесь, если труд за миску супа тебя устроит, то твоим домом станет этот цирк, как тебе такая идея, Азуса? — дружелюбно спросил Аки, присаживаясь на колени перед мальчиком, стараясь посмотреть в его испуганные серые глаза. — Хорошо, — с трудом ответил он, начиная трястись всем телом. — Вот и молодец, — усмехнулся мужчина и, поднявшись с колен, легонько хлопнул по плечу этого ребенка, подталкивая за собой. — И не бойся, ты, конечно, слабый и хилый, но у нас здесь найдётся работа для каждого, — подбодрил Аки, проводя своего нового друга среди зелёных палаток. И так жизнь десятилетнего мальчика изменилась, труппа циркачей стала его семьёй, зелёный полог палатки стал крышей и так день за днём проходила его жизнь. Тяжёлая поначалу работа с каждым днём давалась всё легче, подавал ли он своему другу ножи, убирал ли сцену, всё под этим куполом стало лучше, впервые он захотел того, чего раньше так боялся, а именно — жить. Увидев стремление своего подопечного, Аки принял решение обучить мальчика своему искусству, и каждый вечер Азуса стал изучать искусство владения ножами. Тонкость и утонченность каждой филиграни ножей Аки захватывала дух, холод исходивших от этих лезвий, ласкал разгорячённое лицо после трудного рабочего дня, и не было ничего лучше, чем лёгкая улыбка учителя и нежный холод его ножей, прислониться щекой, к которым была словно честь.***
Прошло пять лет. Азуса окреп, но остался всё таким же смущённым и милым юношей, и лишь искусство владения холодными клинками, порой говорило о его безумстве — невероятная любовь к ним, поглощающая его с головой и неважно, будь то простая полировка или метание этих ножей — всё было в радость. До одного рокового дня, когда огонь захватил весь цирк и жаркое пламя, невыносимо разъедало глаза. — Азуса, — хрипло сказал Аки, подзывая юношу к себе, — Азуса… — повторил он вновь, стараясь достучаться до обезумившего парня, который не мог отвести глаз от ужаса, творившегося вокруг. — Азуса, беги… Оставь всё… и беги, — попросил он, теряя сознание от груза балки, что придавила его. — Аки… — сквозь слёзы сказал он, увидев своего наставника. — Возьми это, — прошептал мужчина, прикрывая свои глаза, пока искры летели по сторонам и обломки с грохотом падали на эту когда-то счастливую землю. — Они же твои… Я не могу, — сквозь слёзы простонал Азуса, отталкивая от себя тёмный свёрток. — Мне уже не спастись, возьми мои ножи, пусть они напоминают обо мне, главное — живи… Люби жизнь, несмотря на боль и слёзы, она хороша… — прошептал Аки, навек прикрыв свои глаза. — Акиии! — истерично прокричал Азуса, поднимая его голову с горячего песка, Аки… — в последний раз позвал он его, принимая его подарок. — Я сохраню память о тебе, Аки, и буду жить, — пролепетал он, осторожно поднимаясь с колен не переставая смотреть на тело своего друга, — прощай, — прошептал он одними губами и, прикрыв глаза, бросился бежать из этого места. Огонь трещал, жар сдавливал всё тело, но сквозь пелену солёных слёз виднелся выход в тёмную летнюю ночь, озарившуюся ярким светом сгоревших детских надежд. — И снова один, — пролепетал Азуса, с горечью посматривая на свой дом вдали, полыхающий этим адским огнём. Проходили дни, новости о сгоревшем цирке разошлись по округе, но нападения на мирных жителей или даже простых уличных актёров в эти неспокойные времена не были шоком, поэтому о произошедшем в скором времени позабыли и лишь Азуса, шныряя по улицам, помнил всё. Помнил эти добрые голубые глаза, которые с заботой всегда смотрели на него, помнил этот звук гармошки, что привлёк его, спокойный голос и тихую улыбку и слёзы наворачивались на глаза, понимая, как дороги были эти пять лет, и что теперь их не вернуть. И чувствуя, как разрывается его душа, он невольно скатывался по сырой стене, закрывая свои глаза грязными, потёртыми ладонями, сотрясаясь от всхлипываний. — Аки… — звучал детский голос в его голове, и эти глаза вновь смотрели на него, — почему ты помог мне? — спрашивал мальчик, не понимая своего нового друга. — Азуса, — ласково заговорил мужчина, обнимая его за плечи, — тебя же привела моя гармошка, — всё поняв, сказал он, уловив удивлённый блеск в глазах ребёнка. — Знаешь, эту гармошку мне подарил один иностранец на моём первом выступлении, я был чуть старше тебя и страшно нервничал, а он это заметил и после представления подошёл ко мне и сказал: «У тебя есть талант, не стоит бояться этого, но не превращайся в безжизненную куклу, оставайся живым, только так ты сможешь передать зрителям эти прекрасные чувства». И он был прав, только полюбив эту жизнь, можно подарить зрителям счастье, и чтобы не забывать об этом я учился играть на этой гармошке, — сказал он, показывая мальчику небольшой металлический инструмент. — И я играл, чтобы не забывать, и вот среди ночи появился ты, как я мог отвернуться?! — усмехнулся он, прижав расплакавшегося ребёнка сильнее. — Учись, Азуса, и жизнь расставит всё по своим местам, — сказал Аки, всматриваясь в своё расплывающееся отражение на блестящем лезвии ножа, и впервые кровь забурлила, желание учиться, стать сильнее, рвалось наружу. — Аки, — прошептал он, приподнимаясь с земли, с трудом карабкаясь по кирпичной стене, — обещаю, я буду жить! — смело заявил Азуса, устремив свои глаза вдаль, как послышался чей-то смех. — Вот же чокнутый! — сквозь слёзы заявила девочка лет тринадцати, в серой помятой одежде. — Я сейчас умру от смеха, откуда ты такой вылез?! Сам сидишь по уши в грязи, разговариваешь сам с собой и обещаешь жить. Где? В луже? — продолжала издеваться она, хохоча всё громче. — Кристина, хватит, — строго сказала девушка, хватая раскрасневшуюся хохотушку за тёмные волосы. — Посмотри, всё растрепалось, — сухо проговорила она, заделывая два новых хвостика. — Мелисса, отстань! И так хорошо, — начала возмущаться она, пытаясь вырваться из цепких рук, но только скривила лицо от боли, на которую сама напросилась. — Так, значит, ты хочешь жить, — обратилась она к незнакомому юноше, смотревшему на них с испугом, — и как ты это планируешь сделать? — прямо спросила шатенка, устремив свои зелёные глаза. — Я не знаю… — пролепетал Азуса, опуская своё покрасневшее лицо, но, продолжая прижимать сияющие ножи Аки к себе. — Мелисса, ты, как всегда, пугающе страшна, — усмехнулся какой-то парень, заставляя Азусу вздрогнуть. — Эй, ты чего боишься? — ехидно спросил он, спрыгивая с деревянных ящиков, на которых всё это время сидел, возвышаясь над обессиленным юношей. — Нн…ет, — неуверенно ответил он, исподлобья посматривая на новую персону. — Да ладно, а дрожишь, как девчонка, — усмехнулся он, подходя впритык. — Я Джастин, запомни моё имя, — представился блондин и тут же вырвал из рук Азусы тёмный свёрток с ножами. — Нет! — прокричал он, протягивая свою руку к парню, но тот отпрыгнул в сторону и не в силах удержать равновесие Азуса с грохотом и брызгами повалился в холодную лужу. — Ха-ха-ха! Я не могу! Он точно клоун, — звонко рассмеялась Кристина, хватаясь за свой живот. — Прошу, верни, — взмолился брюнет, поднимая своё лицо покрытое грязью. — Что же там такого ценного, раз ты так просишь? — ухмыльнулся тот, скорее развязывая украденное. — А? Что? Это же просто ножи, чего в них такого?! — разозлился Джастин и уже хотел швырнуть их в бедного парня, но неожиданно передумал, изгибая свои губы в зловещей улыбке. — Хотя, выполнены они и, правда, искусно. Думаю, мы сможем выручить за них неплохие деньги. — Нет! — прокричал Азуса, сквозь слёзы, отчаявшись уже совсем, но, не ожидая от самого себя, сказал, — продай их мне! — А? Непохоже чтобы у тебя были деньги, как же ты собираешься расплачиваться с нами? — спросил блондин, откладывая ножи Аки в сторону. — Ну, так чем же? — повторил свой вопрос он, хватая Азусу за длинную чёлку, заставляя показать свои серые глаза. — Я сделаю всё, что вы попросите, я буду работать на вас, буду помогать вам… Всё! Всё… только чтобы вернуть их, — ответил он, зажмуривая свои глаза. — Всё говоришь… — ухмыльнулся Джастин. — Ха! Тогда получай! — и кулак парня полетел в сторону Азусы, нанося сильный удар под дых; глаза распахнулись, брызги воды полетели в сторону, и обессилено тело снова рухнула в воду. — Вот же засранец, ты меня намочил, — ещё больше разозлился блондин, — получай! — прокричал он, и стал пинать парня, пока грязь не размазалась на его потёртых брюках. — Хватит с тебя, а то ещё подохнешь, как крыса, — пробурчал тот, демонстративно плюя в сторону. — Уходим, — заявил он девушкам, спокойно смотревшим на всё это со стороны, как услышал звук скатывающейся по одежде воды, тяжёлое дыхание и хриплые звуки. — Пока я жив… я буду бороться за эти ножи… Верни мне их, — вновь попросил Азуса, приподнимаясь на ладонях, не желая отпускать своих обидчиков. — А ты интересный малый, — вдруг заговорила Мелисса и, склонив свою голову набок, мило проговорила: — давай поступим так, если у тебя ещё останутся силы после того, как мы с тобой поработаем, ты пойдёшь с нами и будешь слушаться, нам пригодится человек, умеющий терпеть адскую боль. И небольшая нога наступила на дрожащую кисть, заставляя зубы скрипеть от боли, и вновь удар полетел в него; девушка была сильна, но била аккуратно, заинтересовавшись в нём, но даже её интерес не спасал от боли, которая разносилась по всему телу. «Я выдержу… выдержу…» — сквозь собственные крики думал Азуса, не понимая, что уже и живого места на нём нет от кулаков Мелиссы и несдержанных, хотя и несильных пинков Джастина. — Мне больно… Больно! — истерично выкрикнул он, не в силах уже терпеть. — Ты же хочешь свои ножи или ты уже передумал? — ухмыльнулся блондин и вновь схватил за длинные волосы, сильно оттягивая их. — Да, сильнее… Сильнее… — вдруг начал смеяться Азуса, умоляя своих обидчиков. — Сильнее! — истерично смеялся он, чувствуя, как скальп того глядишь, отделится от черепа. — Я жив… Жив! — хохотал брюнет, разбивая рукой успокоившуюся воду, пока Джастин и Мелисса попятились от него. — Да он больной! — заявил блондин, почувствовав, как потерял всякий интерес. — И почему я должна стоять в стороне? — злобно топнула ножкой Кристина и, выхватив один из ножей Азусы, бросилась на него, — я тоже хочу повеселиться, — прокричала она, и острое как бритва лезвие сверкнуло в сумраке этого грязного переулка. Кровь просочилась на бледной щеке и глаза юноши распахнулись с новой безумной силой. — Какой прекрасный мальчик, я хочу тебя украсить, — призналась девочка и приподняла его лицо к себе, — а ну не шевелись, — приказала она, расплываясь в улыбке, и нож прошёлся по тонкой переносице, окрашивая тусклые волосы юноши красной краской. — Ещё… ещё… Пожалуйста, бей ещё! — страстно попросил он, прикрывая глаза. — Кристина, остановись! — остановила её Мелисса, удерживая тонкую ручку с ножом. — Ты так убьёшь его, — тихо сказала она, забирая оружие из рук сестры. — Пошли, но тащить я тебя не стану, хоть ползи! Мне плевать, — заявил Джастин, бросая перед Азусой его свёрток, и развернувшись к нему спиной, медленно уходил. «Я встану… Я должен встать, Аки, помоги мне», — попросил в своей душе он и, собрав последние крупицы своей силы, пополз к холодной стене, медленно карабкаясь по ней и, сделав усилие, передвигался шаг за шагом, мечтая лишь не потерять сознание, прежде чем доберётся до своего нового, пусть и не самого лучшего дома.***
Жизнь потекла своим чередом. Дни полные безумия сделали Азусу несдержанным, желание жить было настолько сильным, что могло лишь сравниться с его желанием боли, которая, как наркотик заставляла кровь закипать, пробуждая от долгого сна. Так пролетели два года. Мелисса стала красавицей, но холодной и беспощадной; Кристина по-прежнему была безумна, всё время готовая заплакать или истерически рассмеяться и лишь Джастин был, как баланс между ними — временами серьёзный, жестокий, но в то же время беззаботный. День за днём эта троица продолжала издеваться над своим рабом и неважно, что он делал — хорошо или плохо: не так встал, не так посмотрел, и камень уже летел в него, хотя порой Азуса специально подставлялся, чтобы получить эту сладостную боль. Пока однажды троица воришек не решилась на крупное дело и, приметив себе один богатый особняк, захотели зажить, как короли. Но дело обернулось против них, и чиновник — бывший военный, который должен был в этот день посещать собрание, по каким-то странным причинам вернулся домой раньше обычного и застав воришек в своём кабинете с полными мешками добра, застрелил их при попытке бегства. Азуса ждал уже несколько часов в одном из переулков, солнце постепенно скрывалось за горизонтом, но друзей, детей эмигрантов погибших на корабле, которые дали ему новый смысл жизни до сих пор не было, пока возгласы толпы не донеслись до его ушей и, высунувшись из-за угла, он увидел то, отчего по спине прошёлся холод и сердце ёкнуло, теряя надежду. Бледная рука юноши вывалилась из-под серой простыни, пока двое мужчин по очереди вытаскивали трупы из того самого дома, куда отправились его друзья и причитающие соседи, полицейские и прохожие — всё это просто плыло, а в голове лишь слышались голоса. — Кажется, этих воришек было четверо, неужели один успел удрать? — возмущался мужчина полицейскому. — Есть ещё один, но он отличался от этой шайки, наверняка, он рад, что освободился от них, — серьёзно проговорил тот, думая, что любой нормальный человек был бы рад сбросить кобылу с шеи, но его логика отличалась от чувств бедного подростка оставшегося вновь полной сиротой.***
«Почему? Почему жизнь ко мне так несправедлива?» — спрашивал он себя, шатаясь от усталости и голода вдоль улицы. После смерти друзей он уже несколько дней не ел, люди сторонились его, здесь ни то что помочь, даже бить никто не хотел, и жизнь теряла смысл с каждой секундой, пока ноги не перестали слушаться и, прикрыв свои глаза, он рухнул перед одной из лавочек, из дверей которой разносился манящий запах свежеиспечённого хлеба. Громкий звук заставил торговца выйти на улицу и, увидев оборванца у своих дверей, он пришёл в ярость. — А ну вставай, паршивец, из-за тебя я не продам и булки хлеба, ты своим видом распугаешь всех моих покупателей, — возмущался он, пихая незнакомого юношу. — Не хочу, — прохрипел он сквозь слёзы. — Да мне плевать чего ты там хочешь! Сейчас позову полицейских, и махом в каталажке окажешься, — пригрозил мужчина, продолжая толкать парня со своего порога. — Зови… Мне всё равно… — безразлично сказал он, и, переворачиваясь на спину, внимательно посмотрел на пухлого торговца. — Ах ты, наглый щенок! — побагровел от злости мужчина и, замахнувшись, ударил юношу по лицу кулаком, но ожидания его не оправдались. Истерический смех парнишки заставил волосы встать дыбом. — Ха-ха-ха! Ударь же меня ещё! Ударь… — взмолился Азуса, поднимаясь на четвереньки, хватаясь за ногу ошеломлённого увиденным торговца. — Ребята! — судорожно крикнул он своих помощников. — А ну отведите этого ненормального в приют, там найдут ему применение, — приказал прибежавшим парням мужчина и скрылся в своём магазине, лишь из окна посматривая вслед этому безумному парню.***
Очнувшись на следующий день в чистой постели, Азуса с трудом понимал, где он. Звон колоколов и тихие разговоры детей доносились до него, свет поблёскивал сквозь пыльное окно, и наставления какой-то старой монашки звучали в голове, но всё это было словно сон и, надев на себя то, что приказали, он поплёлся на улицу. «Что это за место?» — думал он про себя, шаркая ногами по пыльной земле, как чей-то спокойный голос отвлёк от всех мыслей. — Ты в приюте, — тихо проговорил Руки, понимая, о чём может задуматься любой подросток, оказавшийся здесь без сознания. — Удивлён? — усмехнулся он, замечая бегающие глаза парня. — Тогда будь готов к тому, что тебя удивит это место, ещё больше чем ты мог бы рассчитывать, — намекнул брюнет и, захлопнув свою книгу, ушёл, оставляя Азусу ни с чем. — Приют значит… Хорошо, ведь это значит, я продолжаю жить… — тихо сказал он и, прикрыв глаза, запрокинул свою голову к небу, вдыхая этот тёплый осенний воздух. — А ты новенький, — снова послышался незнакомый голос и Азуса оторвался от своих мыслей. — Хочешь поиграть с нами? — предложил парень чуть младше его, держа в руках потёртый мяч. — Вы возьмёте меня в свою команду? — чуть не плача спросил он и упал на колени, обнимая ногу мальчика подошедшего к нему. — И я смогу с вами играть, правда? — теребил Азуса его, заставляя краснеть. — Эй, ты что болен? — возмутился тот, понимая, как все смотрят на них, — отпусти! Я тебе говорю, отпусти! — прокричал он, и грубо оттолкнул брюнета от себя. — Забудь, о чём я говорил, мне не нужны такие друзья, — обиделся он и ушёл, оставив Азусу одного на этой пыльной земле. И так началась новая жизнь, все сторонились новенького считая его странным, а после первого избиения, услышав его восторженные крики, так и вообще обходили стороной. Быть другим — вот самое страшное наказание для тех, кто оказался в этом месте. Лишая Азусу даже еды, они старались как можно скорее избавиться от него, и надежда вновь покидала его, пока в один из солнечных дней, большая рука не потянулась к нему, но не избить, а лишь помочь встать с холодного пола, на котором он стал оказываться чаще, чем мог бы мечтать. — Вставай, — грубо сказал Юма, протягивая свою руку поникшему юноше. — Ты странный, но это не повод избивать тебя до полусмерти, держи, — сказал он, протягивая горбушку хлеба. — Чего не берёшь? Ешь, ты же уже несколько дней сидишь голодный, — возмутился парень, настаивая на своём, и впервые за долгое время Азусу посетило то самое чувство покоя, которое согревало его душу когда-то. — Аки, — прошептал он, принимая хлеб, немного смущаясь за свою беспомощность. — Аки? Нет, меня зовут Юма, — представился огромный, как медведь парень и протянул свою руку. — Не бойся больше, если ты так слаб, я защищу тебя, — сказал он и, хлопнув по плечу своего нового друга, проживал последние дни в этом приюте. С этого дня Юма был всегда рядом, делился всем чем мог, и спустя время познакомил его с Руки и Коу, к тому времени план побега уже был готов и всё шло именно к этому, но на шахматной доске недоставало ещё одной фигуры и ей стал Азуса.***
«Бежать, я никогда не думал бежать, я просто плыл по течению, для чего мне это сейчас? Здесь есть всё, что мне нужно для жизни — кров, постель, еда… Говорят, на следующей неделе для меня будет работа, что за глупая идея?» — думал Азуса, проходя по пустынным коридорам спального крыла, не замечая никого и ничего вокруг, пока сильный кулак не прошёлся по его лицу и сидя на холодном каменному полу он всматривался в безжалостные серые глаза. — Ты, почему не пришёл на сегодняшнее собрание? — спокойно спросил Руки, заставляя застывать от ужаса. — Или ты хочешь остаться в этом прогнившем насквозь месте? Думаешь, они могут тебе дать хорошую жизнь? — усмехнулся он. — Да они даже надежды на неё дать не могут, и как только ты пойдёшь на своё первое задание ты поймёшь, что скорее окажешься в мешке закопанным под землёй, нежили доживёшь до своего следующего дня рождения, — заявил он, ненавистно подёргивая мышцами на лице. — Поступай, как знаешь, я заставлять тебя не стану, — сказал Руки, бросая своему другу платок вытереть с разбитой губы кровь. — Я с вами, — тихо сказал Азуса, прижимая кусочек ткани к себе, — я с вами, — повторил он, на этот раз с искорками в глазах и, увидев одобрительную улыбку своего друга, принял протянутую ему руку, позабыв о сомнениях. Как и предполагалась роль Азусы была не так проста, его задача состояла в том, чтобы отвлечь священника пока Коу переманивает Айяно на их сторону. И вот в назначенный день, всё пошло именно так, как и планировал Руки. — Святой отец, я могу войти? — вежливо спросил Азуса, постучав в дверь. — Да, сын мой, проходи, — спокойно ответил священнослужитель, надевая на себя последние части убранства, готовясь к своим обязанностям. — У тебя что-то важное? — Да, я слишком грешен… Простите мне грехи мои, — попросил он и упал на колени перед мужчиной, склоняя свою голову. — Это, конечно, плохо, но господь прощает тех, кто покается, — улыбнулся он и положил свою руку на голову юноши. — Пойдём, я выслушаю тебя, сейчас как раз время для исповеди. — Нет! Я не могу… взглянуть на лики святые, пока я так грязен душой… Спасите меня, святой отец, — взмолился Азуса, хватая мужчину за ноги, не позволяя ему покинуть комнату, а в голове так и звучали слова Руки: «Постарайся задержать его до вечерних колоколов». — Ты так опечален этим, — тяжело вздохнул он и, упав в своё массивное кресло, положил руки на голову юноши, — говори, сын мой, — разрешил священник, не подозревая, во что с ним играют. — Святой отец, простите меня, ибо я согрешил… Я бросил своего друга… наставника умирать, я отвратительный человек, — признался он, начиная рассказывать историю своей жизни, вспоминая, о чём они говорили с Руки. — Послушай меня, Азуса, ты должен отвлечь священника не меньше чем на сорок минут, и твоя история должна быть правдоподобной. Есть в твоей жизни то, что можно рассказать со слезами на глазах? — хитро спрашивал он, понимая, что у каждого из них есть такая история и только правдивая ложь может убедить такого старого и побитого жизнью человека. И он рассказывал, рассказывал всё с самого начала, сотрясаясь от боли в его душе, всхлипывая и страдая каждый раз, коря себя за смерть наставника, друзей и даже за проблемы того лавочника, которые он доставил и по приказу которого, его доставили сюда. — Сын мой, твой грех не так страшен, такова наша жизнь, настали сложные времена, но чтобы ты был спокоен, я прощаю тебе твои грехи, помолись перед сном за души друзей твоих и спи спокойным сном, — добродушно сказал священник, но было слишком рано, нельзя было позволять ему уйти. — Нет! Я ужасен… Я заслуживаю наказания… прошу, — еле сдерживая крик, молил Азуса, протягивая небольшую бамбуковую палку, что лежала на столе, которую он сразу заметил по приходу в комнату к священнику. — Сын мой, ты ничего не украл, никого не обидел по приходу в наш приют, я не могу тебя наказать, — признался он и отложил это орудие в сторону, пытаясь подняться. — Спасите меня, — пролепетал он, давя на жалость священнослужителя, — я не могу спать, не могу есть, пока не получу… заслуженного наказания. — Ну хорошо, — сдался тот. — Если тебя это успокоит, тогда протягивай руки, — сказал он и звонкие, звуки стали разноситься по этим коридорам. Азуса всё больше расплывался в довольной улыбке, еле сдерживая крики восторга, лишь вздрагивая от каждого нового удара, наслаждаясь мелкой дрожью, пробегавшей по его телу после каждого холодно прикосновения бамбука. План удался, Азуса успешно отвлёк священника, а Коу завладел сердцем юной послушницы — всё, как и планировал Руки, но один маленький просчёт и уже слышны выстрелы, даже Юма, обещавший защитить и прикрывавший спину своего товарища, оказался бессилен. Пули захватили тело своей огненной болью, вылетая через широкие плечи, и кровь пролилась на холодную землю, принимая в свои всегда раскрытые объятия Азусу. Вот уже слышны сдержанные стоны друзей, мелькают фигуры, но в ушах звенит, кровь сочится из ран, холодно… страшно… и лишь чей-то голос говорит: — держись! — Азуса, Азуса, — сладко шептал чей-то голос, — ты хочешь жить? — Жить, — лепетал он, пребывая в бреду, — я обещал жить, обещал, — сквозь холод и боль еле слышно шептал брюнет одними губами, как почувствовал металлический привкус на них, не замечая даже боли, что до этого разнеслась по его телу. — Ты будешь жить, Азуса, — нашёптывал ему Рейнхарт, но с этого дня ты принадлежишь мне, следуй за Руки, следуй за мной и никогда не сомневайся в нём, у тебя есть талант, не забывай о нём, и смысл в этой жизни не покинет тебя, — пронеслось последний раз в голове и глаза распахнулись, наливаясь кровью, устремляясь навстречу к вечной жизни. Запись из книги приюта — воспитанник Азуса, умер от многочисленных пулевых ранений в возрасте 17 лет, 20 сентября 1877 года, кремирован по решению совета, место захоронения неизвестно. Комментарий: Итак, знаю, что рассчитывали вы на полноценную главу, мои постоянные читатели, но пока с моим дефицитом времени могу предложить лишь специальные разделы, следующим и последним будет стартовать Руки, но когда допишу сказать не могу, очень сложный персонаж и планировался только после 11 главы, но думаю, стоит написать про него именно перед 9 главой, чтобы всего его мотивы были ясны. Как всегда я очень признательна вам за ваше потраченное время, надеюсь, вы не разочарованы, всем спасибо и до новых встреч на книге фанфиков.