Кейн вернется

Первое время после похорон Джулиан не вспоминает о происшедшем. Кейн так редко бывал дома, что проще поверить в затянувшееся плаванье, чем в то, что видел собственными глазами. Но Блейз, едва оправившись от ранения, начинает выходить и, как тень, слоняется по замку. Джулиан то и дело натыкается на него и всякий раз при виде полосы бинтов на светлой коже рыжего испытывает такой страх, что невольно начинает избегать этих встреч. Не рана Блейза пугает его, велика важность – рана! Заживет, не первая. Но если есть рана, то были и похороны, на которых Блейз ее получил. Похороны были, и Кейна больше нет. Несколькими ночами позже приходят новые сны. В них Джулиан стоит на причале, вглядываясь в паруса возвращающегося каравана. Кейн, как всегда, на головном судне; заслышав крики «Земля! Земля!», он выходит из каюты и, утвердившись на носу парусника, наводит на берег подзорную трубу. Джулиан знает, что даже с ее помощью с такого расстояния брат не разглядит его лица – лишь убедится в том, что некто в белых доспехах ждет их на берегу. Конечно, можно связаться через Карту, но Кейну нравится быть настоящим моряком так же сильно, как самому Джулиану по-настоящему охотиться в Арденнах. Не станут же они портить друг другу удовольствие! Просыпается он всякий раз полным радостного предвкушения: Кейн вернется сегодня. Амбер ждет торговый караван, ушедший в поход за чудесными вещами. Жены моряков проглядели все глаза, но не теряют надежды. Этот день расплатится с ними за все: суда придут назад, и город зашумит, оживится, закипит торговля, а в портовых кабаках веселье не стихнет до утра. В самом Замке в честь возвращения Кейна дадут парадный обед – не настоящий пир, пока не до них: Фиона тиха и несчастна, Блейз нездоров… Блейз серьезно ранен. Кейн убит. Вторая неделя осыпана пеплом: воздух сер и даже в Арденнах давит на грудь. Джулиан проводит дни в седле, и его егеря не знают покоя. К вечеру они едва не валятся с коней. Джулиан отпускает их. Неутомимый Моргенштерн несет его дальше в лес, и свиты ему не нужно. Лишь на исходе седьмого часа, забыв обо всем, кроме самой скачки, Джулиан ощущает, что снова может дышать. Эта способность не изменяет ему до тех пор, пока он не поворачивает к дому. Вероятно, она возвращается и ночью, раз уж он доживает до рассвета. Судить об этом Джулиан не может: он не лишился сна, но теперь падает в него, как в колодец. Джулиану ничего не снится. На третью неделю его обнимает беззвучная тьма. Джулиан встает и ложится с нею, как с обуревающей его мечтой, слепой и глухой ко всему, что его окружает. Нечто подобное происходило с ним, когда он создавал Моргенштерна. Неуязвимый, могучий, быстрый, как вихрь, конь захватил все его помыслы, все желания свелись к одному: сделать так, чтобы это существо появилось! И конь был сотворен, и вышел огромен, сер и блестящ, вышел прекрасен и страшен, и назван был Утренней Звездой или именем древнего оружия. И оказался достоин обоих имен. Вот что родилось тогда из тьмы, а на этот раз… Джулиан знает, что нельзя и пробовать, но боится не выдержать. Сумасшедший в их семье не только Дворкин - во всех потомках старого колдуна сидит зерно безумия, и в некоторых оно прорастает. Джулиан опасается, что пришел его черед. Сойти с ума не страшно – с той стороны рассудка и не заметишь перемены. Страшно в беспамятстве сделать то, к чему способен с рождения – сотворить существо, которое хочешь видеть. Создать его не из восторга и избытка жизни, а из боли, смерти и пустоты. Несмотря на свои доспехи, Джулиан теперь не расстается с кинжалом. На ночь даже кладет под подушку. Он на краю, но еще надеется удержаться. Если же не получится… коли будет на то милость Единорога, его создание окажется уязвимым.