История мистера Целлофана

- Ну-ка слезь оттуда, парень! Невероятно, просто невероятно! Как жаль, что у меня не с собой микрофон. Так всегда: как только попадается поистине интересный случай, при себе нет самого важного – средства передачи другим. Где-то это он должен быть, я точно помню… а, вот он. Хорошо, что у меня на всякий случай блокнот с собой. - Мистер! Мистер! Как ваше имя? Что заставило вас залезть на барную стойку? Иногда такие вопросы заставляют меня задуматься: кто из нас более жалок – отчаявшийся человек или люди, живущие сплетнями, вторжением в душевные переживания? - Захотелось мне, вот и залез. - Так, живо слезай, захотелось ему! Стукнуть его шваброй, что ли. Ишь чего удумал. Надрался как последняя скотина, устроил бордель тут какой-то. А вроде такой тихий парень пришел, спокойный. Я даже не заметил его, пока он не попросил выпивку. -Зачем вам мое имя? Я всего лишь незаметный, несчастный человек. Судьба жестоко со мной обошлась, хотя я не сделал ничего плохого. Я работал, как пропащий, целыми днями, не щадя себя, лишь бы обеспечить достойное житье для моей обожаемой жены. И что она сделала? Как отблагодарила меня? Она изменила мне, затянула в круговорот отвратительных событий. Замечательно! Так трогательно! Какая задевающая за живое история… Где-то я уже видела этого беднягу. Где же? Знакомая история. А впрочем, тут такие истории – не редкость. Чикаго же. Каждая вторая жена изменяет мужу. Правда, не всякий приходит в бар и залезает на стойку и уж тем более не рассказывает об этом честному люду. - Парень, мне нет дела до твоей душещипательной трагедии. Если ты не слезешь со стойки, я тебя скину оттуда и даже не поинтересуюсь, не сломал ли ты чего. Приходят тут всякие. Сидел бы себе спокойно, так же неприметно. Ан нет, надо было напиться в стельку. И ладно бы очутился под стулом – он оказался сверху. А кому потом грязь смывать? Старому бармену, конечно. А мне как будто заняться больше нечем. Как люди могут быть такими жестокими? Я думал, что обращу на себя внимание хоть таким кардинальным методом, но, даже залезши на стойку, я вызываю лишь пренебрежение. Только она, эта женщина в причудливой шляпке и с блокнотом в руках, интересуется мной. Она так мила. Я бы даже пригласил ее на чашку кофе, не будь она чересчур активна, а мое сердце не жгло от обиды и боли. Уже год прошел с тех пор, как мы развелись с Рокси, а внутри меня все еще зияет огромная, всепоглощающая дыра. - У меня к вам предложение, мистер! Давайте вы слезете, а потом я приглашу вас на бокал вина в ближайшее кафе, где вы мне поведаете более подробно вашу историю. Так все останутся довольны. Чувствую, сейчас бармен и правда скинет его со стойки. Не дай бог, разобьется парень. Это, конечно же, будет сенсацией, но раскупят куда больше газет, если в них будет его душераздирающее повествование. Нет уж, пусть сначала расскажет, а потом разбивается сколько угодно. - Вы так добры, мисс. Надеюсь, я не отниму у вас много времени. - Нисколько, нисколько. Вот, давайте руку. Осторожнее. Ничего себе, тяжелый какой. Представляю, как страдала его женушка под ним. Ничего удивительного, что она от него ушла: я б таких пыток тоже долго не выдержала. Слава богу, ушли. Сколько этот пьянчуга тут грязи оставил, жуть. Так, а это что? Кровь?.. Что за?.. - Ну вот, какое вино будете? - Думаю, мне уже сегодня хватит, мисс?.. - Мэри Саншайн, журналист местной газеты. - Ах вот оно что, мисс Саншайн. Вы хотите опубликовать мою историю? - О да, читатели ее полюбят! Вы только представьте: несчастный, покинутый, обманутый. Вне сомнения, среди алмазных статей о женщинах, вы станете сияющим бриллиантом! Женщины составляют основную часть преступного населения здесь, в Чикаго, и причина довольно проста: ревность, вспышка ярости, измена. Женщины эмоциональны, легко возбудимы: город кружит им голову, и они попадаются в криминальные сети. Вас же можно преподнести как символ, как жертву женщины – отчаянного беднягу. Обычно неверных жен тут бросают, а вы так упорны, так милосердны: мои читатели обрыдаются! - Да, это повысит ваш рейтинг. - Безусловно. Но и принесет вам облегчение, разумеется. - Мне уже ничто не принесет облегчение, кроме одного. - Что же это?

***

В кафе стояла невыносимая суета, люди носились туда-сюда, толпились вокруг столика у окна, несли стаканы воды, но ничего уже не могло помочь всеобщему объекту внимания. У столика лежал мужчина довольно обычной внешности, ничем не примечательный. Мимо такого проходишь каждый день, не замечая в толпе. Если ты его заденешь, тебе никогда не придется извиняться: он сделает это первым. Однако на этот раз что-то привлекало внимание в этом «маленьком человеке», и это что-то выпало из кармана его серого пиджака – револьвер малого калибра. Как и обладателя, его трудно заметить. Мэри Саншайн что-то стремительно записывала в своем блокноте, в котором уже заканчивались страницы. Она впервые стала сама свидетельницей подобного случая, и сейчас каждая секунда была дорога: нельзя было ничего упустить. Приехала полиция, и любопытным посетителям кафе пришлось недовольно и бурча разойтись. Тело увезли, а разговоры о нем не утихали. На следующий день состоялся триумф Мэри Саншайн и неприметного бедняги: статья об их встрече была на первой странице, сверкал заголовок. Самоубийство Мистера Целлофана. В руках каждого жителя мелькали строчки о загадочном мужчине, что вел тяжкую жизнь и не выдержал одиночества. Мисс Саншайн гордилась не только потрясающим воображение тиражом, но и тем, что она видела все воочию: как ее собеседник вытаскивает револьвер, сует его в рот и стреляет. Все это было мгновенно, заранее спланировано. Наверное, он хотел сделать это в баре или же по возвращении домой, но Мэри стала катализатором событий. Впервые серость, этот «мистер Целлофан», как его метко прозвали в статье, стал заметным и даже прославился. Но гораздо важнее, что способствовала этому она, Мэри Саншайн, блюстительница нравов и добросердечная журналистка, кормящая, словно пираний, своих читателей.