No wine for Gandalf

С тех пор, как был повержен дракон, прошло несколько лет, и очень многое изменилось. Старшая дочь Бэрда вышла замуж, Озерный город был не то что восстановлен после пожара – там мало что напоминало о бедных гнилых лачугах, в которых прежде ютились рыбаки. Эльфы приводили свой лес в порядок и поставляли великолепную древесину. Совсем темную из-за коснувшегося ее недоброго колдовства, но прочную и совершенно не боящуюся влаги. В Дейле, совсем как в старые времена, колокола переговаривались с ветром, а на улицах было полно гномов и людей. Подгорный народ возвратился в чертоги Одинокой и с присущей ему деловой хваткой возродил старинный торговый путь. Владыка людей по-прежнему жил довольно скромно, не желая уподобляться покойному бургомистру. Слуги в его доме были приходящими, да и то лишь тогда, когда Бэрд принимал у себя одного из владык. Гендальф, по своему обыкновению, явился без предупреждения, и пока Тильда подогревала вино – вечер выдался морозный – Баин сбегал за кухаркой, чтобы приготовила гостю поздний ужин. Бэрд мог просто попросить дочь пожарить рыбы, но тогда она, скорее всего, пропустила бы рассказ мага о его странствиях и очень огорчилась бы. Чародей долго отряхивался, засыпав всю прихожую снегом. Бэрд сам повесил его плащ сушиться, а гость тем временем расположился у камина, бесцеремонно скинув сапоги, и поставил ноги на каминную решетку, шевеля замерзшими пальцами. По мановению руки от обуви в трубу поползли струйки пара, как видно, маг долго пробирался по глубоким сугробам, что, впрочем, ничуть не испортило ему настроение. – Старый Тобби, – угадал потомок Гириона, когда Гендальф закурил. – И как поживают наш добрый взломщик и его сердечный друг? – Фрар, сын Фундина? – угадал волшебник, хитровато улыбаясь. Вино здорово поднимало настроение! – Фрар, значит, – Бэрд тоже усмехнулся, вспомнив, как среди ночи, сразу после битвы с орками, тайком вез этого самого «Фрара» в Озерный город на утлой лодочке. Торин целую неделю маялся в одиночестве, пропустил свои пышные похороны и уже начал строить плот, когда Гендальф и Бильбо, старательно изображающий убитого горем полурослика, наконец выехали в сторону Лихолесья. Об обмане знали только гномы, прошедшие с Торином весь путь от Синих гор, хоббит, чародей, Бэрд и впоследствии Дис, поэтому даже наедине стоило сохранять строжайшую секретность, впрочем, Гендальф позволил себе некоторое послабление. Он сделал несколько пассов, окружив себя и хозяина дома куполом, заглушающим любые звуки, и со смешком рассказал: «Я убедил эльфов, что со мной и Бильбо едет очаровательная девица гном… дважды!» Бэрд расхохотался, живо представив, каково было гордому королю выносить подобное издевательство. Шутки Гендальфа никогда не вредили никому, но порой переходили всяческие границы. Мужчина с удовольствием разузнал бы все подробности этой драматической истории, но прозрачный купол над ними лопнул, как мыльный пузырь, и осыпался быстро гаснущими блестками. По большому счету, не стоило вообще касаться этой темы, ведь кухарка, которая вот-вот должна была прийти, была гномкой, а на втором этаже находились несколько эльфов. Трандуил ушел спать сразу же после ужина, но появление мага вполне могло разбудить его, а слух у перворожденных намного острее человеческого. Бэрд налил вина себе и магу, и, прежде чем бокалы опустели, Тильда уже постелила на стол скатерть, а с кухни послышался аппетитный запах. Чародей с воодушевлением рассказывал о делах в Ривенделле и своем старом друге Алатаре Синем. Он надел просохшие по волшебству сапоги и уже сам подливал себе. Тильда то и дело замирала, не донеся вилку или нож до стола рядом с тарелками. Они уже поужинали вместе с владыкой Лихолесья, но отказаться от свежей ржаной булочки с ломтиком нежного домашнего сыра было просто невозможно. Девушка сама вынесла блюда с кухни – Син очень спешила к мужу, который, вне всяких сомнений, будет волноваться, что она так задержалась – и налила полный кувшин красного вина из бочонка в погребе. Маг много говорил и смеялся, а ел при этом за двоих, с большим аппетитом, обильно запивая съеденное. Бэрд наполнил свой бокал еще пару раз, в добавок к тому, что выпил ранее с Трандуилом. Ничего удивительного, что и он, и чародей были немного навеселе, когда поднялись из-за стола. Баин тихонько хихикнул, когда отец покачнулся, и Гендальф по-дружески приобнял его, помогая обрести равновесие. Никто и не заметил, как напоследок ловкие пальцы сняли с плеча мужчины темный волосок. – Надо полагать, завтра сюда явятся Фили и Кили? – проговорил маг, улыбаясь при воспоминании о молодом короле под горой и его ближайшем советнике. – Не мешало бы выспаться хорошенько. Маг пригладил бороду, надеясь не выдать охватившего его томления. Так всегда бывало с ним после того, как он позволял себе пропустить бокальчик-другой красного. И сейчас у него в голове как раз строился один блистательный план: «Тильда, девочка, не могла бы ты налить пару кувшинов воды, что-то мне подсказывает, это будет нелишне». Тильда пожелала ему добрых снов, но чародей и не думал ложиться. Ему предстояло потратить около получаса на плетение одного хитроумного заклятья, куда более сложного, чем морок, под которым скрывался Торин во владениях эльфов. Быть может, потом Гендальф и будет жалеть о том, что так злоупотребил хозяйским гостеприимством, но уж точно не ранее, чем наступит утро. Маг достал из сумки мешочек с тонким морским песком и недрогнувшей рукой рассыпал его тонкой струйкой по прикроватной тумбе, выведя довольно сложный узор из линий. В центр узора он аккуратно уложил волосок и принялся произносить длинное мудреное заклятье. А позже, когда магический контур замкнулся, осталось только оторвать его от поверхности и установить наподобие арки. С тем, чтобы растянуть его до нужных размеров, пришлось повозиться и даже помогать себе ногами, но в конечном итоге все получилось. Чародей вошел в тускло мерцающий портал Гендальфом Серым, известным также как Инканус, Митрандир, Олорин и Таркун, а вышел из него уже Бэрдом-лучником, потомком Гириона. Даже одежда изменилась под стать той, в которой был сегодня хозяин дома. Он сплел еще пару заклинаний и навесил их на рукава, получилось что-то вроде запонок. Они были нужны, чтобы усыпить бдительность стражи, охраняющей ночной покой своего владыки. Бэрд тихо выскользнул из гостевой спальни, прошел по коридору и заглянул в приоткрытую дверь. Немногочисленная свита Трандуила мирно дремала. Они чувствовали себя в полной безопасности и не ожидали угрозы. Дремота перешла в глубокий и крепкий сон, стоило только длинным пальцам коснуться высоких лбов. Мужчина усмехнулся и пощипал небольшую бородку – все складывалось как нельзя лучше. Притворив дверь, он провел пальцами по соседней на уровне замка, прислушиваясь. Хозяин комнаты услужливо оставил ключ в скважине, иначе пришлось бы искать другой путь, например, через окно. В руках мужчины появился крошечный золотистый клубочек. Человек принялся разматывать его, вытягивая тоненькую нить, которую пропустил между косяком и дверью. На той стороне она оплелась вокруг узорной петельки на конце ключа. Пара ловких движений – и ключ беззвучно провернулся раз, затем другой, до упора. Перворожденный ничуть не боялся прохлады, тянущейся от незадернутого шторой окна, как будто заглядывающая в окно полная луна согревала его своим серебристым светом. Эльф спал обнаженным, лишь небрежно накинув уголок одеяла на бедра. Он вздрогнул, когда Бэрд снова запер дверь изнутри, и, приподнявшись на локте, обвел смертного непонимающим взглядом. Тот только усмехнулся и произнес, как бы оправдываясь: «Я отправил детей спать, – его голос звучал мягко, почти музыкально. – Ты ведь ждал меня?» С этими словами он стянул через голову вышитую рубаху, поведя широкими плечами. Лучнику было чем похвастаться. Он был строен и гибок, как его лук, хотя и обладал широкими развернутыми плечами и сильными руками, которыми мог без труда разорвать ремень. Судя по тому, как у перворожденного брови на лоб полезли, он у себя в Лихолесье не каждый день имел счастье лицезреть подобное. На скулах владыки проступил легкий румянец, он сделал неопределенный жест рукой, как будто выметал непрошеного гостя из спальни: «Ты пьян, Бэрд», – произнес эльф, совсем не так холодно, как ему того хотелось. От вина на Гендальфа обычно находило такое вдохновение, например, прибегнув к осанвэ, он с легкостью достигал понимания даже с малознакомым собеседником, иногда даже сам того не замечая. Помыслы Трандуила читались легко – хватило одного невесомого касания его мыслей. Перворожденный даже не заподозрил ничего, продолжая пожирать глазами тело лучника, который непринужденно отвел прядку, пощекотавшую щеку, и заявил: «Думаешь, после пары бокалов я уже не соображаю, что и кому предлагаю?» Перворожденный видел, что парой бокалов смертный вряд ли ограничился. Раньше Бэрд всегда старался держаться спокойно и сдержанно и никогда не позволял себе обращаться к Трандуилу на «ты», как к Фили. Это новшество показалось эльфу весьма приятным. – Ты действительно хочешь, чтобы я ушел? – первое слово Бэрд слегка выделил интонацией, отчего у эльфийского владыки мурашки по спине побежали. Лучник развернулся к двери, подставив алчному взгляду спину с давними рубцами от плети, и лениво протянул руку к ключу. Он уже знал наперед, что эльф остановит его, надо было только подождать немного. – Вообще-то я не против, чтобы ты посидел здесь немного, – осторожно проговорил тот, снова опускаясь на подушку и живописно укладывая серебрящиеся волосы. – Пока я не усну. Бэрд пересек комнату, но остановился, уловив мысли эльфа о масле камелии, которое не надо было оставлять так далеко от кровати. Сделав вид, что его отвлек стальной отблеск, человек подошел к столу и полюбовался клинком, оставленным на виду. – Я всегда восхищался клинками эльфийской работы, – сказал он, так сладостно проведя пальцем по рукояти, что перворожденный затаил дыхание. Баночка скользнула в карман сама собой. Смертному было известно, какими стойкими и в то же время капризными могут быть эльфы, так что стоило немного согреть смазку. Не желая больше испытывать терпение эльфа, Бэрд присел на край кровати. Помешкав с секунду, он положил руку поверх одеяла, на бедро Трандуила. Тот томно вздохнул и слегка пошевелился, чтобы теплая ладонь соскользнула чуть назад. Гендальф знал об одной маленькой слабости перворожденных – они могли сколь угодно долго выносить холод, но любили ощущать живое тепло, которое могли получить только в объятиях смертного. Ни разу за свою долгую жизнь Гендальф не задумывался, как это происходит, но, как всегда, улыбнулся, уловив, как теплеет кожа Трандуила. Галадриэль как будто оживала, стоило старому другу только притронуться к золоту ее локонов. Он бережно касался ее фарфорового лица, возвращая ему краски и превращая мраморную статую в юную девчушку с такими же нежными губами, как много веков назад. Не ради нее ли Митрандир по-прежнему цеплялся за свое старое обличье? Он не задумывался об этом. Трандуил был другим, вовсе не таким отзывчивым и в то же время нетерпеливым. Он не замечал, что ласкающая рука осторожно обходит рубцы от ожогов, как будто человек может видеть сквозь морок. Настоящий Бэрд и не смог бы. – Gwauren,1 – с чувством выдохнул Трандуил, когда в его ладонь скользнула склянка, о которой он недавно вспоминал. Бэрд оказался не так прост, как эльф ожидал. И уж точно он не думал, что услышит бархатистый повелительный голос смертного: «Подготовь себя, я бы хотел взглянуть, как владыка Лихолесья ласкает себя». – Вот как… – протянул перворожденный, откидывая мешающее покрывало, и явно не впервые окунул кончики пальцев в масло. Он подождал, пока капельки стекут обратно в емкость, чтобы не запачкать простыни, и лишь потом неторопливо провел по светлому, чуть изогнутому члену. От плавных умеренных ласк бледная головка показывалась не больше чем наполовину, аппетитно поблескивая. – Maer,2 – поделился впечатлениями перворожденный, опустив веки и слегка нахмурив брови. Это была еще одна общая черта всех эльфов – в моменты страсти говорить на родном языке, даже если любовник его не понимает. Так Галадриэль в свое время научила его многим новым выражениям, таким, которые не пристало знать девице. Эльф так и не показал целиком свое сокровище, уделяя внимание яичкам – некрупным и симметричным. Бэрд дернул уголком губ, только теперь сообразив, что растительность в паху эльфа не светлая, как можно было ожидать, а почти черная. К счастью, Трандуил не обиделся, или просто не заметил этого, легонько оттягивая их, чтобы продвинуться дальше, неглубоко проникая пальцем в собственное тело, больше увлажняя, нежели растягивая. – Да ты нарочно издеваешься, – выпалил человек, подхватывая перворожденного под колено и наваливаясь так, что тот сложился чуть ли не пополам. – Pen-vara,3 – голос перворожденного прозвучал немного сдавленно, обожженная нога дернулась в воздухе, ища удобное положение, чтобы избежать неприятного тянущего ощущения. Несмотря на солидный по меркам перворожденных возраст, Трандуил оставался гибким, словно лоза. Велико было желание придать ему еще более неудобное положение, но втолкнуть член и услышать первый стон – неважно, боли или удовольствия – хотелось куда сильнее. – Рen-vain, – тонкие сильные пальцы скользнули по мощным плечам, потом очертили ключицы и спустились к напряженному рельефному животу, чтобы сомкнуться вокруг напряженного ствола и направить его внутрь. – Banwain. Человек ощущал напряжение своего партнера, сильное, почти непереносимое желание. Эльф боялся показаться слишком несдержанным или даже неопытным. Бэрд надавил, с некоторым усилием продвигая головку в нежную тесноту, так сладко охватывающую со всех сторон и разрешил: «Tolo».6 – Hannonlen, penen-vorn,7 –с облегчением выговорил Трандуил и слизнул жемчужную капельку, случайно попавшую ему на лицо. – Тебе это идет, – проговорил человек, продолжая неторопливо натягивать эльфа на свой далеко не маленький член, ведь у них впереди была еще вся ночь. – Мне бы хотелось, чтобы ты улыбался чаще. *** Утром перворожденного разбудили веселые голоса гномов, доносящиеся с первого этажа. Он уснул на рассвете, даже не пожелав любовнику приятных снов, а тот не ложился вовсе и был до отвращения бодр. – Погоди, – Двалин с подозрением глянул на людского владыку. – Ты вчера выпивал с Таркуном? – А что тут такого? – Бэрд ничего не понял. – И он к тебе не приставал после этого? – не меньше Двалина изумился Фили. Он помнил, как дядя, встретившись с пьяным колдуном, огрел того обухом топора и привязал отсыпаться под надзором морийцев. Бомбур с тех пор становился пунцовым при каждом упоминании Таркуна, такого тот ему наплел. – О том, что он вытворяет в подпитии, по всему Средиземью легенды ходят, неужели не слышал? – Кили резко умолк, первым увидев перворожденного, спускающегося со второго этажа. Принц даже не сразу его узнал. Куда делась четкая выверенная походка? Где холодная безучастная маска? Почему волосы вдруг уложены небрежными локонами, а не струятся, словно лунные лучи? Где легкий доспех, который эльф не снимал, кажется, ни днем, ни ночью, если покидал свои угодья? Владыка Лихолесья выглядел совершено счастливым и в той же степени заезженным… – Maer aur, rawen,8 – придержав рукой бордовый домашний халат Бэрда, перворожденный наклонился к остолбеневшему человеку и запечатлел на его щеке целомудренный поцелуй, прежде чем отправиться в ванную комнату, чтобы немного освежиться. – Господа, – жалобно обратился к окружающим Бэрд. – Что это такое сейчас было? – Этот остроухий уверен, что ты его славно поимел нынче ночью, – Двалин невозмутимо продолжал уплетать поздний завтрак, тогда как Бэрду теперь кусок в горло не лез. – И знаешь что, парень, я бы на твоем месте не стал его разубеждать. – Да как же это? – Бэрд взъерошил волосы на затылке. – Если Трандуил всегда будет довольным, иметь с ним дело будет одно удовольствие, – веско заметил Фили, поправляя яхонтовую бусину на кончике уса. – А если начнешь отпираться, ты не хуже нас знаешь, в какую фурию превратится этот эльф. – И будет мстить тебе по гроб жизни, – поддакнул Кили. – Буквально! У Бэрда холодок пробежал по спине. Если Трандуил вобьет себе в голову, что смертный воспользовался им и бросил – сживет со свету всех обитателей Эсгарота и Дейла, а потом примется за гномов. – Удружил мне колдун… – простонал он, вставая из-за стола и с некоторой опаской приближаясь к Трандуилу, который, беззаботно улыбаясь, заправлял за ухо мокрую прядку. – Ты уже вернулся, радость моя? – Разлука с тобой показалась мне вечностью, penen-vorn,9 – эльф обнял его, прижавшись щекой к щеке, и томно вздохнул, когда человек на пробу положил руки ему на плечи, раздумывая, что же ему теперь со всем этим делать.