Обычный

      Остап был обычным пахарем, почти идентичным всем остальным пахарям.       Волосы цвета спелого пшеничного колоса, искренние терново-чёрные глаза, стройный стан - он был настоящим красавцем, каких, впрочем, немало было на селе. Мы могли бы предсказать его судьбу, описав в точности все главные события: встреча с очаровательной соседской девушкой, в которую он, бесспорно, взаимно влюбится с первого взгляда; ухаживания; долгие и сладкие ночи, проведённые с любимой у плетня и луна, как единственный свидетель их первой и последней любви. А вскоре и смотрины, сватанье, свадьба, затем первый ребёнок, второй, третий, счастливая старость...       Так должно было быть, так как это обычное развитие событий, а Остап был обычным. По крайней мере, он так думал, да и все остальные разделяли его мнение, не желая замечать очевидного. Это "очевидное" заключалось в абсолютной его несхожести с остальными, о которой он даже не догадывался. До этого дня.       Тот самый день "икс" не предвещал ничего особенного. Остап, как всегда, проснулся с восходом солнца, как всегда, позавтракал и пошёл на поле, как всегда, пахал весь день, лишь иногда прячась от солнца в тени, любезно подаренной ему матушкой-природой. Знал бы он, как придётся расплачиваться за эти будничные минуты покоя... Но не об этом сейчас. Остап был таким, как все, делал то же, что делали все, абсолютно так же, как делал это уже много лет. Он считал, что так будет всегда.       Когда пахарь вернулся домой, поужинал и приготовился ко сну, всё небо уже было усеяно звёздами, как поле отарой овец, а луна, небесный пастух, пассивно наблюдала за своей отарой.       "Этой ночью луна будет не единственным пассивом*", - так думал уже другой парень, идя по протоптанной тропинке к остаповому дому. Он так же был привлекательной наружности, со светло-русыми волосами, глазами цвета богатого чернозёма, с загорелой грубой кожей. Если сопоставить его с Остапом, последний был бы немного ниже, нежнее и утончённее. Дойдя до дома, парень умерил ходу, а потом и вовсе остановился, прислушался. Вокруг было тихо и светло-светло - хоть иголки собирай. Он посмотрел в окно: в доме тоже было тихо, и свет давно погасили. Юноша и сам не понял, как он узнал, где искать Остапа. Какое-то внутреннее чутье подсказало ему правильный путь, и он, не долго думая, доверился своим чувствам.       Остап почивал в садике за домом. Лунный свет падал ему на лицо, которое, сияющее, казалось еще прекраснее. Юноша увидел его и понял, что не зря выбрал именно этого пахаря.       Будто чувствуя на себе чужой взгляд, Остап открыл глаза. Он увидел незнакомого человека, и это удивило его, однако незнакомец первым тихо заговорил:       - Ну что же, ты... помнишь меня?       - А... а я должен тебя помнить? - Остап сразу почувствовал что-то неладное, однако не обратил внимания на свои чувства. А зря.       - Ну же, вспоминай, - юноша подошел ближе, совсем близко, - Ты должен помнить меня.       - Я не могу вспомнить, - Остап отвел взгляд, но незнакомец схватил его за волосы и развернул к себе. - Где я мог тебя видеть?       - Ты видишь меня каждый день, - горячо зашептал юноша, судорожно выдыхая воздух прямо в лицо Остапу. - Ты каждый день пользуешься моими дарами, не заботясь о том, хочу ли я этого, не спрашивая у меня. Пришло время отдать долг. Теперь уже я возьму у тебя кое-что без твоего разрешения.       Остап ничего не понял, однако не успел произнести и слова, как незнакомец накрыл его губы своими. Жесткий, требовательный поцелуй застал пахаря врасплох, и он только потом начал сопротивляться. Остап никогда не считал себя слабым, однако парень крепко держал его руки, не давая возможности вырваться. И лишь тогда, когда стало нестерпимо не хватать воздуха, незнакомец смог оторваться от сладких уст Остапа. Пахарь хотел выбраться из этого неудобного положения, но насильник не терял бдительности ни на миг. Он уже давно планировал эту ночь. Поняв, что шансов на спасение нет, Остап наконец обратился к незнакомцу:       - Что ты делаешь?! Прекрати это!       - Почему я должен прекращать? - после этих слов юноша начал целовать шею Остапа, который с ужасом понимал, что ему нравятся эти новые ощущения.       - Это неестественно, - пахарь сказал это уже совсем неуверенно.       Незнакомец остановился. Остап удивлённо посмотрел на него из-под пряди светлых волос.       - Неестественно? - зашипел юноша, яростно глядя на пахаря. - А то, что вы делаете со мной - это естественно? Муки, что я переживаю, когда вы втыкаете свои острые лопаты в моё тело - они естественные?       - О чём ты? - Остап начинал понимать о чем идет речь, но до сих пор не мог в это поверить. - Ты кто вообще такой?       - Я? - незнакомец отпустил Остапа, однако тот и не думал убегать сейчас. - Я - поле.       - Что?! - глаза пахаря расширились от удивления. - Мне не до шуток сейчас.       - А я и не шучу. Сегодня ты будешь орать не меня, а подо мной*, - сказал поле, расстегивая пуговицы на рубашке.       Остап подумал, что должен сейчас бежать, однако что-то не давало ему сделать этого. Он сидел и смотрел на то, как поле - настоящее живое поле - медленно раздевалось, как лунные блики оставляли след на его смуглой коже. Остапу это нравилось, однако он не признавался себе в этом. Он никогда бы не признался.       Наконец юноша, уже полностью обнажённый, подошёл ближе к пахарю и посмотрел ему в глаза. Поле хотел, чтобы Остапу нравилось, чтобы он сам пожалел о всех тех страданиях, которые он причинил. Ведь поле на самом деле уже давно полюбил Остапа, особенно когда тот, мучимый жарким летним солнцем, снимал с себя рубашку и снова становился к работе, а солёный пот стекал по его стройному загорелому телу.       "Ну и пусть", - подумал он, облизнув уста Остапа, проникая внутрь. Вдруг он резко отстранился. - Что ты... - начал было пахарь, однако поле жестом приказал ему замолчать.       Юноша начал медленно раздевать Остапа. Он казался очень сосредоточенным, что вызвало у его любовника легкую улыбку. И когда поле резко развернул пахаря и поставил его на колени, тому стало не до шуток.       - Ты собираешься...       - Да. Собираюсь, - оборвал его на полуслове юноша.       Остап закрыл глаза и стиснул зубы, однако уже через мгновение почувствовал лёгкую волну щекотки. Он искоса взглянул на вышестоящего и увидел в его руках колос пшеницы.       - Что ты делаешь? - подавляя смешок, произнёс пахарь.       - Тихо, - проговорил поле, - тебе понравится.       Он не соврал. Остап и не думал о том, что людям вообще бывает так приятно. Когда поле прикасался к нему, когда щекотал, когда целовал его, когда он чувствовал на себе его горячее дыхание, всё тело будто пронизывало током.       Однако спокойствие длилось недолго. Вдруг все поцелуи и ласки прекратились, и пахарь почувствовал резкую боль. Он сразу понял, что случилось.       - Как тебя зовут, - лишь смог произнести он.       - Что? - поле, казалось, не услышал его.       - Имя, - закрыв глаза зашипел Остап, - имя у тебя есть?       - Есть, - ответил поле.       - И как...       Остап не договорил, лишь истошно закричал, когда поле стал двигаться в нем. Юноша закрыл ему рот рукой и продолжил. Далее пахарь просто стонал в руку своему любовнику, каждый раз вздрагивая в ритм его движений.       А вокруг было тихо-тихо, и светло, словно днем. Где-то далеко пели неугомонные сверчки, а лягушки квакали им в ответ. А неподалеку от них вещали сычи и совы, возвращаясь с ночной охоты. Знали бы они, какое безобразие творится в садике, где они так любят ловить мышей!       Остап уже перестал понимать, что творится вокруг: адская боль разрывала его изнутри. Но его любовник уже не мог остановиться - так сладко, так хорошо сейчас ему было. Еще несколько последних рывков - и поле обмяк и отяжелел. Он упал наземь и прижал к себе Остапа, который, обессиленный, не мог сказать и слова.       - Земислав, - тихо проговорил поле к своему любовнику.       - В каком смы... - начал было Остап, но запнулся. - Забавное имя.       - Тоже мне, знаток имён нашёлся проворчал поле и поднял глаза к небу.       Вокруг уже светло. Сычи давно умолкли, и лишь сверчки продолжали трещать под одобрительное кваканье лягушек.       - Ну и что теперь будет? - спросил Остап, повернувшись к Земиславу.       - А что будет? Всё как всегда. Ты - пахарь, а я - поле. Если мы и поменялись ролями, то это только на ночь. А днём всё вернётся на свои места.       - И всё будет как раньше?       - Думаю, что да, - проговорил Земислав и подложил руки под голову.       Но они оба знали, что уже никогда и ничего не будет так, как раньше. Днём Остап будет оставаться обычным пахарем: почти идентичным всем другим. Однако ночью... Ночью он вновь и вновь переживать своей душой и своим телом ту разительную разницу между ним и другими людьми, которые никогда не испытывали того, что испытывает поле, даря людям свою благодать. Он будет притворяться обычным сельским жителем, но теперь-то он видит очевидную разницу между ним и между ними. Он знает то, чего не знает больше никто. На самом деле он совсем не обычный пахарь.