Другой Супермен

Брюс понял, что попал, не тогда, когда на нём и остальных членах Лиги защёлкнулись кандалы, не тогда, когда осознал, что план их удержания разработал он сам из другой вселенной; понял же он, когда увидел взгляд Кларка из другого мира. Хотя нет, не Кларка – в этом Супермене не было ничего от того немного наивного, но честного и открытого парня с фермы (который до сих пор верил, что Бэтмен не раскрыл его личность). Под взглядом этого Супермена иррационально хотелось слиться со стеной, раствориться и спрятаться в самом тёмном уголке. Но, к сожалению, в камере ярко светил свет, не давая теней и таких любимых тёмных уголков, а кандалы держали слишком надёжно, чтобы даже надеяться на возможность вывернуться и сбежать. Брюс знал, что Супермен может видеть сквозь любого человека, но этот взгляд словно забирался не только сквозь тело, но и в саму душу, во все мысли и помыслы, что роились внутри черепа тысячью предположений и планов. Этот взгляд и лёгкая, такая непривычная для лица Кларка, кривая усмешка словно говорили: «Я всё знаю, я правда всё знаю. Я знаю больше, чем ты сам о себе знаешь». И да, это пугало, сильно пугало, хотя Брюс и держал себя в руках, держал под контролем своё выражение лица, реакцию организма, дыхание. Может быть, сердце сделало пару лишних пауз, но Супермен, казалось, видел этот страх всё равно. Пугал даже не сам взгляд, уж сколько пленов и взглядов Бэтмен перенёс в своей жизни, не то, что этот не-человек может испепелить одним взглядом, а незнание. Брюс не знал, что происходит, не понимал этот мир, не понимал этого Супермена, который уже давно не Кларк. Почему он это делает? Чего он хочет? Хочет в глобальном смысле и хочет сейчас, оставаясь в этой камере рядом с ним, когда все остальные из этой неправильной Лиги ушли по своим делам. – Всё пытаешься придумать план в своей гениальной голове, Бэтмен? – Супермен издевательски протянул его прозвище, словно считал это такой условностью, таким пшиком, словно видел в нём – Брюсе – самозванца. – Молчишь? А тебе и отвечать не надо, я и так знаю, что пытаешься. Но, знаешь, – Супермен чуть приблизился и понизил тон голоса, хотя и продолжал говорить достаточно громко, – мой Бэтмен не допускает ошибок, – и в этом «мой» тоже проскользнуло что-то, но не как в первом случае, а куда более... собственническое, что ли? Словно это «мой» означало, что Супермен и правда получил «своего» Бэтмена со всеми потрохами, мыслями и последним плащом. И это казалось ещё больше неправильным и жутким, чем всё остальное. С каких пор Бэтмен может стать чьим-то? Брюс не выдержал и скосил глаза к камере, зная, что линзы маски спрячут это движение хотя бы от того, кто должен быть по ту сторону экрана. Бэтмен должен быть там, должен был смотреть, если Брюс хоть что-то понимал в себе самом. Бэтмен не может выпустить из поля зрения настолько опасных противников, Бэтмену нужен был контроль. А Супермен... тот, кажется, заметил это движение, и уголок его губ на секунду поднялся ещё чуть выше в ещё более мерзкой и неестественной ухмылке. – Допустил, если помогает такому как ты, – сухо и безэмоционально уронил Брюс, но голос не понизил. Если кто-то за пределами этой камеры их слушал, то должен был услышать. И Брюс понимал, что нарывается, что разговаривает с психопатом, но к психопатам он привык. Даже если в данный момент нет пути к спасению, то «раскачанная лодка» однажды может качнуться и в нужную сторону. Возможно, Супермен выйдет из себя, возможно, он захочет отомстить болью, Брюс был готов. Зато в ярости Супермен может повредить те же крепления или повредить что-нибудь в теле самого Брюса, и ему придётся оказывать медицинскую помощь за пределами этого бокса... Брюс не думал, что даже в ярости Супермен его убьёт, если бы здешняя Лига избавлялась от всех врагов так радикально, то они бы не посадили их в эти клетки, не стали бы так заморачиваться столь совершенными кандалами. И даже если Супермен в ярости зайдёт слишком далеко, Бэтмен его должен будет остановить, должен будет вмешаться. Если насчёт остальных Брюс не был уверен, то насчёт себя самого вполне. Как бы и после чего не изменился этот мир, самая важная внутренняя установка против убийств не могла сломаться, а значит, можно было получить союзника из числа врагов, пусть и обрекая себя на боль и пожертвовав парочкой костей. Ответом стала уже не ухмылка, а улыбка, но всё такая же гадкая, пусть и чуть менее кривая. – Огрызаешься? А я ведь даже скучал по твоей дерзости, по твоей непокорности, – Супермен приблизился совсем вплотную и двумя пальцами приподнял подбородок Брюса. – Руки убери, – холодно бросил Брюс, дёргая головой. Только голова у него, по сути, и была способна двигаться. – Точно: как в старые добрые. Прямо как в первый раз, – глаза Супермена будто затуманились, а Брюс понял, что ему это очень и очень не нравится. Он ожидал вспышек гнева, ударов, оскорблений, но не вот этого не понятно чего. А ещё тот вновь ухватил Брюса за подбородок, и теперь куда крепче. – Убери. Свои. Руки. – вновь отчеканил Брюс, стараясь уложить в эти несколько слов как можно больше льда. – Недотрога, – в голосе Супермена проскочило что-то издевательски-заботливое, извращённо-нежное, даже можно было сказать, но руку он не убрал, только точно так же издевательски-заботливо погладил большим пальцем по щеке. – Он... ты тоже таким был. Навевает воспоминания, знаешь ли. Скажи мне, ты когда-нибудь хотел вновь пережить какой-нибудь волнительный момент, что был впервые? Которым ты не успел насладиться, не зная о его волнительности? А теперь есть шанс повторить то самое, а? – Ты совсем из ума выжил? – прохрипел Брюс. Это уже совсем выбивалось из колеи. Супермен вёл себя странно, слишком странно для пленителя, слишком странно даже для одержимого властью и контролем Супермена. Да он вёл себя как какой-то маньяк-насильник! И вот последняя мысль прошила голову словно раскалённой иглой. Нет, нет и нет, это не может быть правдой. Это же Кларк. Ладно, это же Супермен, он же не может, он же не будет, это ведь слишком! Брюс сильнее, пусть и так же безрезультатно, дёрнулся из кандалов и руки Супермена, усиленно давя в себе панику. Это и правда слишком, Брюс никогда к такому не готовился, не думал о таком, не представлял, что попадёт в такую ситуацию. Да ладно, даже Джокер при всём своём безумии и желании насолить до такого никогда не опускался, а большего психа было найти практически невозможно. – Ты должен знать, что сопротивление бесполезно, Брюс, – последнее слово – имя – Супермен прохрипел ему совсем тихо, на ухо, словно ещё пытался сохранить некую интимность между ними, показывая, что этот секрет только для них двоих. И одновременно он словно раздевал этим именем, не тело, а душу, показывал, что знает его до последнего уголка души и тела, что знает все болевые точки. И конечно, Брюс знал, что сопротивление бесполезно. Он был почти полностью обездвижен, все устройства убраны, даже самые запрятанные (конечно, ведь Бэтмен старался), а Супермен был всесильным и сейчас психованным инопланетянином. Но это не означало, что Брюс не собирался оказывать то самое сопротивление. Даже если и бесполезно, но не мог же он просто принять всё это, отдать себя во власть этого психа так покорно? Никогда, ни за что. Брюс дёрнулся в меру своих возможностей, попытался лбом врезать по переносице Супермена, но предсказуемо вызвал лишь смех. Тихий и такой противный смех маньяка. И унизительный удар раскрытой ладонью. Не сильный для Супермена, но достаточно сильный для обычного человека, от которого на миг в оглушительном звоне потерялся верх и низ. – Совсем как тогда. Даже лучше. Видел бы ты себя со стороны, – прошипел Супермен и впился колючим жёстким поцелуем, с лёгкостью своим языком раздвигая упрямо сжатые со всех сил зубы. Противно. Ужасно. Не сам поцелуй даже, а это ощущение полной беспомощности, использованности. Вещь, он для него просто какая-то вещь, игрушка для удовлетворения похоти и своих извращённых садистких и властных наклонностей. – Пошёл... к... чёрту... – через силу выдавил из себя Брюс, как только рот хоть немного был освобождён. И получил очередную зуботычину. И удар в бок, который, кажется, сломал одно из рёбер даже через усиленный кевлар. Боль, вспыхнувшая алым цветком, затмившая своим сиянием всё сознание, выкинула уже в тот момент, когда Супермен рванул нижнюю часть брони, разрывая броню как какую-то тряпочку. Вдохнуть удалось лишь со второй попытки. Брюс понимал, что есть шанс избежать боли, выбрать лёгкий путь, успокоить этого маньяка. Улыбнуться, ответить на следующий поцелуй, может, даже позвать по имени. Это будет тем символом поражения, что так нужен Супермену. Тактика отступления, когда невозможно победить. Просто назвать его Кларком. Его же тело, его лицо, его голос... Только улыбка не его, и взгляд не его... Назвать этого монстра Кларком и тогда поверить, что это и есть Кларк, видеть в своём, можно сказать друге, потом лишь этого монстра, сравнять их в своей голове. Брюс ещё раз попытался вырваться из кандалов и уйти от прикосновений, выгнувшись в сторону. В сломанном ребре вновь вспыхнул пожар от этих движений. Брюс до железистого вкуса во рту укусил собственный язык. Он не будет кричать, не издаст ни звука, не порадует этого монстра своей слабостью. Даже если от этого будет ещё больнее. А ещё он не сдастся перед лицом своей команды, что бы с ним не творили. – Не надо меня игнорировать, Бэтс, – упрекающе протянул Супермен. Его руки прошлись по телу в каком-то подобии грубоватой ласки, в очередной раз рассыпая искры боли от повреждённого ребра. Брюс вновь закусил язык, стараясь абстрагироваться от этой ситуации. Это просто его тело, просто тело, которое и без того подвергалось всем видам насилия. Это даже не самое болезненное. А это только ещё один способ причинить боль и унизить. Ничего особого. Можно справиться. Даже если Брюс никогда к такому не готовился, не думал, что надо готовиться. Надо же, нашлась ситуация, на которую у величайшего в мире детектива нет никакого плана. Брюс даже хмыкнул своим мыслям. И получил ещё удар. С другой стороны. Вновь боль. На этот раз ребро, может, и не сломано, но трещина скорее всего будет. – Что смешного, Бэтси? Ещё сопротивляешься? – из насмешливого голос Супермена стал злым, даже бешеным. – Так всё плохо с самооценкой? – Брюс выдавил из себя смешок. Маленькая победа, микроскопическая, но в данной ситуации такая приятная. Он смог задеть такого всего из себя сильного и маньячного Супермена. Пусть и поплатился за это ударом под дых, даже слабым по отношению к предыдущим. Супермен с яростью окончательно рванул штаны костюма, оставляя кожу полностью обнажённой и уязвимой. Ноги и так были уже раздвинуты благодаря конструкции удерживающей крестовины. Брюс был как никогда рад, что камеры не расположены друг на против друга. Если бы товарищи видели то, что сейчас происходит, если бы они увидели его таким... Хотя он и так уже не знал, как им смотреть в глаза будет. – Ну же, ты же хочешь этого, Бэтси. Знаю, что хочешь, я знаю тебя, знаю, какая ты шлюха, – почти промурлыкал Супермен. Настроение у него менялось просто с необозримой скоростью. Псих как он есть. – Хэй! Ты там, отвали от него, сволочь! – как через марлю прорвался голос Флэша. Тот был в соседней камере и точно слышал всё, что тут происходило. Как и все остальные, наверное. И Суперм... Кларк тоже слышал со своим-то суперслухом. Дерьмо. Супермен же на это лишь фыркнул, а потом одним движением вломился своим членом на всю длину от горячей широкой головки до основания, вновь вызывая вспышку ослепляющей боли. Эта была хуже, пусть и меньше. Там так больно не было никогда. И так унизительно. На этот раз с губ всё-таки сорвался тихий сдавленный болезненный хрип. От торжествующего взгляда Супермена стало только ещё хуже. Нет, нет, нет... это не может быть правдой, просто не может. Не может Супермен, пусть и из другого мира, поступить так с ним. Поступить так с другом. Поступить так просто с человеком! И сам он не мог попасть в такую ситуацию, просто не мог! А Супермен же лишь с мерзкой похотливой ухмылкой задвигался, делая ещё больнее, ещё хуже. И лапал, продолжал собственнически лапать всё тело, то по уже открытым частям тела, то через костюм, а то и забираясь под сьют, вызывая очередные мурашки омерзения. Словно сквозь мокрую вату прорывались крики остальной команды. Флэш, Кларк, кажется, Диана... Они уже поняли, что тут происходит, не могли не понять. И пытались докричаться, даже вызвать огонь на себя. Наивно полагали, что крики остановят этого маньяка. Брюс прикрыл глаза, стараясь абстрагироваться от реальности, уйти в какую-нибудь медитацию, лишь бы не быть здесь. Это всего лишь тело, чьё-то тело, даже не его, просто тело, в котором часть другого тела, ничего страшного, ничего в этом нет... И это не Кларк, и даже не Супермен, его тоже тут нет... – Смотри на меня, потаскуха, – очередная хлёсткая и обидная пощёчина вырвала из подобия транса. – Не смей закрывать глаза, когда я здесь! Ты будешь видеть меня, только меня! Ну же, покажи, как тебя это заводит, шлюшка! – Супермен уже начал нести этот возбуждённый бред. И Брюс бы даже рассмеялся, сравнивая это с прыщавым мамочкиным сынком, который шепчет грязные словечки надувной кукле в подвале, но боль не давала на любой подобной мысли сконцентрироваться. Сконцентрироваться на чём-либо кроме искажённом похотью и одержимостью лицом Супермена, которое врезалось в сознании, отпечатываясь даже на обратной стороне век, чтобы каждый раз, когда закрывались глаза, приходил именно этот образ, вытесняя любые другие. Это должно было кончится. Когда-нибудь. Скоро. Брюс старался сконцентрироваться именно на этих мыслях. Ещё чуть-чуть, скоро всё закончится. А ещё ему приходилось давить паническую мысль, что испуганной птицей металась в черепной коробке, громко стучась о костяные стенки: Супермен обладает почти бесконечной выносливостью, что, если это продлится куда дольше? Часы? Да хоть целый день? И когда паника достигла своего апогея, когда предательская мысль уже готова была заставить сдаться, закричать, начать молить о пощаде, лишь бы всё это кончилось, Супермен наконец мелко задрожал, его движения ускорились, стали хаотичными и рваными. Он глухо и блаженно простонал, ещё одним агонизирующим движением втолкнувшись как можно глубже, замер, обжигая внутренности Брюса своей спермой. И Брюс не имел подобного опыта, но было явно, что выплескивающаяся сперма не должна ощущаться как горячий удар по и так растерзанным мышцам. Суперчеловек со всеми вытекающими. – Ты был хорош, очень, – почти нежно и весьма покровительственно произнёс Супермен, собственнически скользнув пальцами по щеке Брюса. А потом прижался ещё в одном поцелуе. Всё таком же настойчивом с языком из стали, но не таким агрессивным, как раньше, скорее, удовлетворённым. И от этого ещё более мерзким. Брюс искренне не понимал, почему ещё не выблевал все свои внутренности. – Я бы остался, я бы побыл с тобой ещё, но дела не терпят отлагательств. Но я вернусь к тебе ещё, – пообещал Супермен, приводя себя в порядок. Он вновь улыбнулся, Брюса передёрнуло, а потом Супермен вышел, а за ним с шипением закрылась дверь. Никогда в жизни так сильно не хотелось сдохнуть. По ту сторону экрана Бэтмен кулаком врезал по экрану, заставив тот зарябить и покрыться узором уродливых несимметричных трещин. Врезал лишь под самый конец, когда всё кончилось, раньше он смотрел, не мог не смотреть. И он понятия не имел какая главная причина у его злости. То, что это навеяло воспоминания? Конечно же, он помнил, не мог не помнить то, что случилось пять лет назад. Супермен поступил с ним примерно так же, разве что он сам сопротивлялся чуть меньше. Всё же для него это был Кларк, его Кларк, а не какой-то двойник из другой реальности. Это был его Кларк, который совершил ужасный поступок – убийство. Совершил из-за всего, что навалилось, из-за смерти Флэша, которая подкосила всех, расшатала нервы и привычный уклад. Поэтому он сдался. Сдался Супермену, его силе, его власти и его безумию. И в итоге позволил ему таким грязным способом установить над собой контроль. В какой-то мере Брюс тем самым нашёл способ переложить всю ответственность за дальнейшее происходящее на плечи Супермена, где-то внутри себя сказав «сопротивление бесполезно, ничего не изменить, я принадлежу ему». Это было мерзко по отношению к себе, слабодушно, но это помогало выживать в этом новом мире, найти своё место: быть личной любимой игрушкой Супермена. Ведь когда не сопротивляешься ему, когда не пытаешься навязать свои правила, то это даже не так ужасно, может, и приятно. Ну и глупое тлеющее внутри оправдание самому себе, что так он хоть немного контролирует Супермена, так он может влиять на него. Ведь, возможно, это именно его заслуга, что преступникам делают лоботомию, а не убивают, как Лютора. По крайней мере, Брюс хотел верить, что это именно его заслуга, а не то, что он тут просто трясётся за свою шкуру, не смея перечить насильнику. А то, что было на экране, растревожило запрятанные как можно глубже воспоминания. Боль. Кровь. Унижение. Беспомощность. Супермен решил сломать ещё одного Бэтмена, ещё один Бэтмен станет просто куклой безумного тирана. А ещё причиной могла быть банальная ревность. И это уже злило особенно, злила сама возможность такой эмоции. Ведь это должно быть хорошо, что Супермен нашёл себе новую жертву, новую игрушку. Он теперь отстанет, нет больше необходимости, давя в себе остатки гордости, продолжать ложиться в постель к тому, кто когда-то был другом и ближайшим товарищем. Но мерзкая удушливая ревность всё равно поднимала голову. И да, Брюс понимал, как это называется, он на психологии собаку съел. Типичный «Стокгольмский синдром». Все признаки на лицо. Сильный доминантный насильник, жертва в безвыходном положении, насильник, который иногда относится по-доброму, даёт иллюзию какой-то извращённой любви (а Брюс был уверен, что Супермен любит его по-своему, просто исказил это чувство вместе со всеми другими моральными ориентирами). И много времени, очень много времени, чтобы привыкнуть к насилию, научиться принимать его, иногда даже позволять себе получить удовольствие... Супермену нравилось, когда Брюс ему отвечал, когда был не только покорным, но и желающим. Когда что-то было нужно, Брюс научился этим пользоваться. Полчасика унижения и окончательно затоптанной гордости, и Супермен готов сделать поблажку в очередном своём тираническом решении. По сути, простая арифметика. А теперь вот новый Бэтмен, новая жертва, которую так интересно заново сломать, посмаковать. Супермену это будет даже интереснее, чем возиться с уже покорной игрушкой. И это бесило. Бесило, что это вызывало именно ревность, а не радость освобождения, бесило то, что была ревность вместо опасения, что на Супермена больше не будет влияния. Брюс сдержался от ещё одного удара по экрану. Нельзя давать волю эмоциям, надо наблюдать за пленниками. И давить в себе предательскую надежду, что этот Бэтмен ещё не сломан, он найдёт выход и сбежит обратно в свой уютный правильный мир, а здесь всё вернётся на круги своя. Это потом Флэш придумал свой план, обманул того Бэтмена, сумел вырваться. Брюс с трудом подавил в себе предательское слабое желание крикнуть, чтобы Флэш убирался от его двери, чтобы не смел видеть его таким. Но почти твёрдым продиктовал код и сумел послать прочь. Хотя бы освобождать других членов Лиги. Со скоростью Флэша этого не больше минуты, но хотя бы немного времени прийти в себя, чуть-чуть прикрыться остатками костюма. Он не имеет права раскисать, окунаться в жалость к себе. У них ещё целый мир для спасения, возможно, и два. А ещё смотреть в лицо Супермену. И Кларку. Им обоим. Придётся. Только бы встать. Ничего же серьёзного, всего лишь пара рёбер, порванные не самые важные мышцы, просто встать, найти костюм этого Бэтмена, а потом будет потом. – Не трогай меня! – Бэтмен чуть ли не рванулся от него в сторону, не позволяя себе даже помочь. Кларк через костюм видел его побледневшее лицо, его бешеный взгляд, его сорвано бьющееся сердце. А ещё видел рваный как простые тряпки кевлар, видел раны, наливающиеся кровью, гематомы, видел... ох, чёрт, лучше бы не видел. Одно дело слышать и подозревать о происходящем в нескольких камерах рядом, но совсем другое видеть последствия собственными глазами, понимать, что именно случилось с его другом. Это до сих пор в голове не укладывалось, просто не может быть реальностью. Кларк сделал шаг назад, больше не пытаясь поднять друга на ноги и помочь. Кто угодно, только не он. Теперь кто угодно, лишь бы не он. Пройдут ведь годы, прежде чем Бэтмен перестанет каждый раз при виде Супермена вспоминать своего насильника, свои позор и унижение. И в какой-то мере Кларку было глупо и эгоистично обидно за себя, ведь теперь, если он и сможет каким-то чудом сохранить друга, то вот надежду на что-то большее он окончательно потерял. И это было и правда эгоистично, а ещё мелочно и неправильно, но в груди свербило от осознания потерянного шанса. Кларк мог бы сто раз себе сказать, что он бы никогда, что он бы так не поступил, но ведь мечтал, мечтал о жарком крепком теле под собой, он ведь фантазировал о всяком. Слушал командный голос Бэтмена и представлял, как затыкает его, как «наказывает» за это высокомерие, представлял, как этот весь из себя гордый Бэтмен извивается на его члене, растеряв всю невозмутимость и лишь просит, нет, умоляет о большем. Представлял и то, как Бэтмен продолжит командовать, только теперь будет хрипеть «сильнее», «глубже», «быстрее». И сколько бы раз не было подумано это «он бы никогда», но ведь здешний Супермен - это тоже он, просто в какой-то момент потерявший контроль, уставший жить одними фантазиями и берущий то, что хочет. Кларку было страшно, что однажды он может стать таким, что он может тоже сорваться. А теперь, когда мечты о том, чтобы аккуратно пробраться сквозь всю эту броню, разбиты, страшно было, что в какой-то момент он так сильно захочет Бэтмена, что возьмёт его силой сквозь боль и очередное унижение. И Кларк, наблюдая за тем, как Бэтмен пытается спрятать свои эмоции как можно глубже, как пытается встать, несмотря на, наверное, жуткую боль, видя упрямо сжатую челюсть, сжатую так сильно, что скрипели зубы, Кларк клялся себе, что никогда не станет таким, как этот Супермен, что будет держаться от Бэтмена как можно дальше, подавляя любые признаки зверя в себе. Ну и клялся, что изобьёт этого мудака так сильно, что тот больше никогда не сможет помыслить о чём-то подобном.