Timeless

Гарри не мог даже вообразить, что ночь в честь возвращения солдат будет именно такой. То, что раньше было скучным и бесцветным городом, который словно взял в плен черно-белый фильм, внезапно превратилось в место, переполненное энергией… жизнью. - Они действительно обустроили все довольно роскошно для этого события, - проходя мимо толпы, услышал он грубый голос с неясным акцентом мужчины с волосами цвета вороньего крыла. Маленькие сложенные бумажные фонарики очень аккуратно висели друг за другом на небольших веревках, тем самым освещая выложенную из камня дорогу на городской площади. Сейчас город превратился в шумное место, переполненное оживленной пустой болтовней, ревом музыки и, безусловно, танцами. Пары, сполна пропитанные любовью, воссоединяются и медленно заполняют танцпол. Это была совершенная путаница из рук, ног и раскачивающихся тел в такт гордо звучащего саксофона. С другой же стороны более пожилые женщины вели частные беседы, которые, на самом деле, таковыми не являлись. - Через три года наши внучки буду выглядеть, как они, будут танцевать, как они, - фыркнула одна из дам, рассматривая море храбрых распутниц с волнистыми до плеч волосами и юбками до колен. - И эта абсурдная музыка, что вы думаете насчет этих движений… Это ведь позор! – еще одна женщина принялась изливать свои чувства, показывая своим голосом очевидное отвращение к новой танцевальной мании. Гарри был совершенно не согласен с их замечаниями. Они совершенно не влияли на его мнение, и он в любом случае не собирался позволять им этого. Он был совершенно не против новой моды, эта музыка была настолько оживленной, что хотелось лишь танцевать. «Может, это лишь мое поколение, - подумал он. – Может, мы нуждаемся в переменах». Пока он тщательно обдумывал все это, в его правую руку был опущен стаканчик газированной воды, а левую уже успела подхватить его сестра, начиная танцевать под музыку, тем самым останавливая поток мыслей Гарри. Сперва было тихое бормотание, но и оно вскоре прекратилось, как только громкие фанфары пронзили этот вечер, а это означало, что пришло время смотреть финальный марш солдат по главной улице. Каждый гордился ими, как никогда, гордился этими сильными, прошедшими через боль и усталость мужчинами. От них веяло виски, ромом и еще каким-то ароматом, которому Гарри не мог подобрать описание. Улыбка тронула его губы, когда он увидел Уоррена, гордо подмигивающего ему в то время, пока он шел с совершенно ровной спиной, словно доска, прямимы ногами и практически безэмоциональным выражением лица. Делая долгий глоток газированной воды, Гарри начал пробираться глубже в толпу, худое тело медленно проскальзывало между толкающимися и суетливыми людьми, пока все звуки снова не затихли, когда громкий голос практически рассек, казалось бы, морозный воздух. - Спасибо всем за то, что собрались здесь этим вечером, - раздался громкий голос, принадлежащий никому иному, как Клинтону Хамфрису, человеку, на вид широкому и рослому, но при этом одетого всегда очень аккуратно и сдержанно. Вам бы сразу же бросились в глаза клетчатое пальто и ботинки, а также глянцевая деревянная трость, которую он тщательно сжимал своими широкими пальцами. Он был представителем города, отвечающим за любые события, которые имеют отношение к сбору горожан, и это на данный момент было единственным, на чем Гарри мог сосредоточиться. – Нет, нет, на этот раз я не буду толкать длинных речей, - сказал он своим грубым и слегка хриплым голосом, который был уже так привычен для горожан. – Все, что я должен сказать сегодня, - он запнулся, но лишь на мгновение, чтобы принять более удобную позу на деревянной платформе, которая показывала всю ту гордость и благодарность, которую он испытывал. Он несколько раз прокашлялся, прежде чем снова начать говорить. – Добро пожаловать домой, парни! - взмахивая запястьем, он поднимает в небо высокий бокал, наполненный шампанским, и вся толпа моментально взрывается бурными аплодисментами, криками, эхом, разносившимися по территории всей площади. Аплодисменты, вызванные облегчением, аплодисменты, вызванные достижением, но в основном это крики искренней радости, что двенадцать человек из Хантингтона отправились воевать за свою Родину, и столько же из них вернулось домой. Безусловно, синяки, ушибы и раны – это лишь та часть их кожи, с которой они вернулись домой, но при этом они были живы, и это, прежде всего, было самым важным. Двенадцать мужчин стояли с совершенной уверенностью во взгляде, которая требовала немалого уважения, и Гарри знал, что они действительно получают его. В разгар аплодисментов, ликования и праздничного звона бокалов, переполненных виски, казалось, будто время замедлилось. Гарри внезапно охватило какое-то странное чувство, которое появлялось, когда он был еще ребенком и болел, а его уши при этом закладывало, и все, что ему удавалось слышать, - это лишь голоса, отдающиеся, будто из толщи воды. Крики сменились на чуть слышные возгласы и слух Гарри начал медленно приходить в норму. Пока он с интересом рассматривал двенадцать гордо стоящих парней в поисках своего двоюродного брата, он увидел другое лицо, которое мгновенно узнал. В нем как будто проснулся какой-то неизвестный инстинкт, его рука стремительно направилась в сторону кармана его пальто, пальцы прошлись вдоль контура булавки, которая теперь принадлежала ему, ласточка танцевала и порхала крыльями, обжигая пальцы и желая выбраться из глубины ткани. Булавка, как и его пальцы, была охвачена холодом ранней декабрьской ночи. Он решил оставить свои руки в карманах, а затем, развернувшись на каблуках своих сапог, снова мельком увидел глаза этого незнакомца. Но не какого-то там случайного прохожего. Гарри удалось встретиться взглядом с тем юношей, которого он повстречал этим утромЮ и того, кто отдал ему эту булавку. Его глаза? Голубые. Не просто голубые, а… лазурные. И нет, это не имеет большого значения, нет, совершенно. Или имеет. Глаза этого незнакомца были голубыми, и это имело огромное значение, так как ничто на свете не имело такого чарующего оттенка. Лишь мерцающий зеленый, казалось, удерживал его совершенный круглый зрачок на месте при том, что Гарри был в окружении чистых изумрудно-голубых, теплых и одновременно холодных тонов голубого глазах, если это вообще сейчас имело какое-то значение. Конечно, он был очень похож на Уоррена, эти голубые глаза были туманными, тусклыми, в них читалась боль и вещи, которые никто не должен видеть, и чувства, которые никому не стоит проживать. Но все это не имело совершенно никакого значения в те короткие секунды, когда их взгляды встретились. На расстоянии тридцати пяти футов и лишь за мгновение всего лишь сошедшие взгляды двух людей могут и будут кардинально менять жизнь. Даже после этой доли секунды, прежде чем незнакомец продолжил дальше рассматривать толпу, Гарри продолжал стоять в совершенном ступоре, затаив дыхание, не ожидая почувствовать того торнадо, что, казалось, прошло сквозь него. И воздух больше не казался таким холодным, так как сердце, которое начало биться в два раза быстрее, начало согревать его.