Сказка о семи богатырях, спящей царевне и королевиче Елисее

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с молодой женой. Жили, не тужили, и всё бы у них хорошо было, если бы не любил тот царь погулять. Не в том смысле, что налево (хотя грешки и водились), а в том, что по белу свету. Уедет, и нет его месяц, а то и два. Бывало и больше. Вестей о себе не шлёт, царица о нём переживает, жив ли супруг. А он всегда один ездил, жену на хозяйстве, то есть царстве, оставлял. Царь по чужедальним землям катается, диковинами всякими любуется, а царица с делами управляется. Не больно-то весела ей такая жизнь. Узнал царь, что супруга в его отсутствие печалится, и заделал ей ребёночка, чтоб веселее жить было. Заделал, а сам опять в заграницы смотался, и не было его целых девять месяцев. Приехал к родинам только, узнал, что не наследничек, и супруга совсем плоха, помирает, расстроился. Да только против Божьей воли не попрёшь. Пожил он вдовцом год и снова женился. Новая царица ещё в заграницах его приметила, живо охомутала. Взяла она его в крепкие женские руки, уму-разуму поучила, и перестал он мотаться туда-сюда, своим царством занялся. Живут они, поживают, царевна подрастает, семнадцать уж минуло, жениха пора искать. Сваты со всех сторон живо набежали, наперебой царевичей-королевичей предлагают, уж больно кусок лакомый, у другой-то царицы детей нет. Выбрал царь-отец Елисея-королевича, по всем статьям он ему глянулся. Высокий, красивый, сразу видно, что голубых кровей. Ему глянулся, да не ей. Проявился вдруг характер у царевны. Нахмурила она белый лобик, свела брови соболиные, сверкнула очами соколиными, подбоченилась, ножкой в сафьяновом сапожке топнула. - Что это вы, папаша, за меня всё решаете! Я сама выбирать хочу, с кем мне жить! Развернулась так, что аж ветром обдало, и ушла в свою горницу. Растерялся царь от такого заявления, челюсть отвесил. - Как же так, - говорит, - раньше доченька моя кроткая да послушная была, а теперь… И в кого такая уродилась? Царица думает: «Знамо дело, в кого. Сам-то не больно покладистый, тоже с норовом был, пока не обуздали». А вслух говорит: - Ты ей не только отец, но и повелитель. Она тебя слушаться обязана. Пойди и скажи, что это дело решённое, за кого ей замуж идти, и никто её спрашивать не станет. Раззадорился царь. - А ведь верно! Вот пойду и скажу! Ушёл, а царица зеркало волшебное достала, смотрит в него и видит, как отец с дочерью руками размахивают, рты раскрывают. И пускай слов не слышно, но и так ясно, что ругаются. Вот ушёл царь из горницы девичьей, злой, красный весь. Глядит царица, царевна сундуки раскрыла, одежду оттуда выкидывает, что-то в сумки складывает, видно, сбежать собирается. Потирает царица руки, этого ей и надо. А девица своенравная котомочки собрала, ночи дождалась, лошадку с конюшни вывела, да только её и видели. Правда, видела одна царица, что за ней в зеркало следила, остальные все спали давно. Затерялась царевна в лесах дремучих, незнамо где. По чащобам бродит, в буреломах плутает, страшно ей, а домой гордость (читай, дурость) не пускает. Царица втихаря радуется. «Может, её там волки-медведи съедят», - думает. – «Меньше проблем будет». Оставим пока девицу блуждать, царя печалиться, а царицу горе изображать, и поглядим на жениха царевниного. Новость эта для него, как дубинкой по башке. Стоит, на папашу вытаращился, дар речи потерял. Мало того, что ему кайф личный обломали, когда к королю звали, так ещё и огорошили. Елисей-то, он голубой ориентации был, перед тем только-только пажа королевского за попку аппетитную взял, только пристроился, и нате… Пожалуйте, вас папаша зовёт. - Что же меня-то никто не спросил, хочу ли я жениться. Я же до женщин равнодушный, - говорит Елисей отцу. - А чего спрашивать? Ты у нас третий сын, здесь тебе ничего не светит, а там царство, почитай, зазря пропадает. Женишься, и всё твоим будет. Царевна не уродина, сам погляди, - говорит король, и портрет сыну протягивает. - Верно, девица всем хороша, и лицом, и фигурой, да только что мне с того, ежели у меня на девиц не стоит. Вот пажа я бы жёнушкой взял. Посуровел король. - Ты мужик, и жену иметь должен, а не других мужиков. За пажом приданого царского не дадут. И вообще, решено уже всё, просватаны вы, жених и невеста теперь. Только вот накладка небольшая вышла, пропала девица, и ты её найти обязан, как жених законный. - Как, её ещё и искать надо!? Я царевны этой в глаза не видал, слыхом не слыхал, а должен ноги ломать, вёрсты мотать, по лесам, болотам, полям? Что-то мне совсем этого не хочется, папочка. Упирается Елисей для виду, а сам давно уж сообразил, что так можно от родительского надзору избавиться, погулять по белому свету на папашины денежки. - Мало ли, что не хочется, - настаивает отец. – Надо! Должен! Повздыхал королевич для приличия, а потом вещички собрал, пажа любимого поцеловал на прощанье (ну и не только это, конечно), и слинял из дома родительского, куда глаза глядели. А царевна по лесам-чащобам пошаталась, да и набрела на терем одинокий, забором высоким огороженный. Ворота нараспашку, во дворе нет никого, только пёс на цепи гавкнул пару раз, зевнул, и дальше спать. Зашла девица в дом, глядит – всё кругом чисто, аккуратно, на лавках ковры лежат яркие, на полках посуда резная-расписная стоит, в печи обед томится. Подкрепилась царевна (авось не обидятся хозяева на путницу), и тут же на лавке задремала с устатку. Время меж тем далеко уж за полдень перевалило. Подъезжают к терему хозяева, семь богатырей разновозрастных, все собой пригожие. Жили они тут от людей на отшибе по серьёзной причине, по ориентации своей. В компании женской не нуждались, сами со всем справлялись. Зашли богатыри во двор, смотрят – лошадь чужая. - Это кто же к нам в гости пожаловал? Может, восьмой богатырь? – говорит один. - Хорошо бы, - отозвался другой. – А то у нашего младшенького пары нет, групповухой грешить приходится. Посмотрели тут все на самого юного, а он так весь и зарумянился, глазки опустил. Поднялись ребята в горницу, огляделись. Смотрят, лежит кто-то на лавке. - Да ведь это женщина, - говорит один. - Быть того не может, - ахнул другой. - Как она могла в нашу глушь забрести? – удивляется третий. - Что мы с ней делать будем? – спрашивает четвёртый. Попритихли все. - Из дому не выгонишь, неловко как-то. Вроде как гостья, - сказал первый. - Как же мы с ней под одной крышей жить будем? – вопрошает второй. - Мы же её стесняться будем, - поддакивает третий. - Эх, прощай теперь, кроватка мягкая, здравствуй, экстрим в лесу, - вздыхает четвёртый. И опять замолчали все. А царевна тут заворочалась, глазки разлепила, видит, около неё семь мужиков стоят, на неё пялятся. Взвизгнула она, да так, что шарахнулись парни по углам, уши зажали, головами трясут. - Ты, это, не пугай нас так, - говорит первый. Оглохнем ведь. Никогда ещё нас так в собственном доме не встречали. Вскочила девица с лавки, затараторила: - Простите меня, судари хорошие, воины знатные. Это я от неожиданности. - Ты кто такая и как на наш дом набрела? – спрашивает второй. Рассказала им девица о себе, да не всю правду. Где приукрасила, где приврала, где умолчала. Почесали семеро парней в затылках, и сказал опять первый: - Делать нечего, живи пока у нас. Может, что-нибудь надумаем. Поклонилась им царевна. - Спасибо, хозяева ласковые. Так и стали они поневоле вместе жить. Каждый день девица приукрашивается, прихорашивается, то одному богатырю улыбнётся, то другому, и в толк взять не может, почему они глаза отводят, да со двора побыстрее уйти норовят, кто на войну, кто на охоту. А уж один на один с ней никто не остаётся. И ещё не понятно царевне, что за странные звуки иногда ей слышатся. То из чулана, то из сарая, то с сеновала так и раздаётся: ах, ах, ох, ох, шлёп, шлёп, чвак, чвак, шмяк, о-о-у-у-у. Попыталась она расспросить старшего, да только в краску его вогнала. - Не знаю, - бурчит. – Может, домовой с дворовым шалят. Только после того раза прекратились звуки подозрительные. Пришлось таки парням в лес перебраться любовью заниматься. Поначалу это вроде бы им и интересно показалось, но потом надоело о лесную подстилку плащи марать, спинами сосны подпирать, коленки о пеньки обдирать. Говорят они меж собой: - Всю нашу личную жизнь царевна порушила, в смущенье ввела. - Поцеловаться в доме опасаемся, как бы не увидала. А душа-то требует к любимым устам приложиться, да почаще, да подольше. - А уж про страстную страсть на перинке мягкой и думать забыли. Трава лесная перинкой стала. - Надо нам, други, с проблемой этой как-то справляться. Думайте все, авось что и надумаете. Так и продолжили они жить тем же макаром. Девица голубкам глазки строит, да понять не может, отчего не действует, а парни всё думают и думают. Царица меж тем за падчерицей своей в зеркало волшебное наблюдает. Сначала и она в непонятках была, почему это семеро мужиков царевну игнорят, а как выглядела, чем они в лесу занимаются, так всё и уразумела. Видела она и лица их, озадаченно-задумчивые. Высмотрела царица и Елисея-королевича. Он невесту свою искать не больно торопился, больше в кабаках да трактирах просиживал, чем по лесам рыскал. А как увидала царица, что он да с кем в постели вытворяет, так и созрел у неё коварный план. Сказала она своему муженьку, что на богомолье едет, за царевну молиться, а сама бабкой-ворожеей переоделась-замаскировалась, и в лес к богатырям отправилась. В терем не пошла, в лесу их дождалась, притворилась, что случайно встретились. Поприветствовали молодцы старушку, как подобает, а она и говорит им: - Что-то невеселы вы, парнишечки. Беда какая у вас, али думка печальная гложет? Скажите бабушке, авось и помогу. Посетовали-пожалились богатыри на царевну. - Приблудилась тут одна девица у нас, от злой мачехи убежала, второй месяц уж живёт. Не знаем мы, что с ней делать. Выгнать – не выгонишь, неловко, а сама не уходит. Около нас всё вертится и нам это страсть как несподручно. Смущает она жизнь нашу личную. Только за милую попку ухватишься, к губкам сладким приложишься, меньшого братика ручкой приласкаешь, как девица эта выскочит из ниоткуда и всё спрашивает, чем это мы таким занимаемся в этом тёмном углу. У нас всё сразу и падает. Если так и дальше будет, вообще стоять не станет, на нервной почве, а это же катастрофа. Подскажи нам, бабушка, как нам эту неловкость избыть, что с гостьей незваной делать. Захихикала царица и говорит голосом старушечьим: - Слыхала я про неё, только не от мачехи она сбежала, а от королевича, жениха своего просватанного. Не той ориентации молодец оказался. Его бы к вам в компанию, в самый раз бы было. Понасупились маленько парни. - Что это ты хихикаешь? Или к меньшинствам плохо относишься? - Что вы, что вы, голубки, - замахала бабулька руками. – Я завсегда «за», лишь бы всем хорошо было. А насчёт царевны могу поспособствовать. - Поспособствуй, бабушка, мы в долгу не останемся, - в один голос говорят богатыри. - Да уж не без этого, - отвечает им царица. – Слушайте. Дам я вам зелья сонного, особого, из десяти дурманных трав сваренного, мухоморной настойкой сдобренного. Если выпьет его человек, то будет спать и сны сладкие видеть до тех пор, пока не разбудят его нужным способом. Напоите им царевну, в прозрачный гроб с дырочками для воздуху уложите, в какой-нибудь пещере сухой поставьте. Распущу я слух об этом, королевич обязательно удостовериться приедет, правда ли, что это его наречённая в том гробу лежит, и он теперь свободен от обязательств. Тут вы и возьмёте его тёпленьким, встретите, как бы случайно, а уж он мимо не пройдёт. Молодец такой активный, а у вас вон какой красавчик есть, глаз не оторвать. Хихикает старушка, а самый младший богатырь всё розовее становится. - Мы, бабуленька, посоветуемся меж собой, - говорят ей молодцы. - Советуйтесь, голубчики, советуйтесь, дело серьёзное, с налёту нерешаемое. Посовещались молодцы, и выступил вперёд самый старший. - Согласны мы, бабушка, только что возьмёшь за помощь свою? - Что старухе надобно. Ничего. Как заманите к себе королевича, вход в пещерку камушком побольше завалите и приглядывайте, чтоб не отвалил никто, царевны не нашел. Вот и будет это вашей платой. - А зачем это, чтоб никто не нашёл? - А где мы гроб прозрачный возьмём? Это же хрусталь или кварц надобен. - А как её разбудить можно? - А королевичу сколько лет? А он красивый? А как зовут? Посыпались вопросы на царицу со всех сторон. - У царевны этой в другой сказке судьба. Будет спать она, не старея, пока настоящий её жених не объявится и не разбудит тем, что поцелует. Ни хрусталя, ни кварца не надобно. Карлы подземные из соляной глыбы вырежут любого размера, только плати. Королевич Елисей вполне себе симпатичный, сколько годов – не знаю точно, но мнится, что тридцати ещё нет. - Ну, так тому и быть тогда, - говорит старший богатырь. Взяли они у бабки зелье сонное, вечерком царевне выпоили. Заснула она беспробудным сном. Молодцы по старухиному указу всё быстренько обстряпали и сели у пещеры в засаде караулить. А королевич до того по кабакам нагулялся, травы накурился, что чудится ему, будто он со светилами небесными да с ветром привольным разговаривает. Про царевну выспрашивает. Кто уж там ему отвечал, неведомо, поди собутыльники, только донесли они до него слух о девице, что в пещере, в гробу прозрачном полёживает. -Н-надо п-проверить, ик, - решил для себя Елисей. – Ес-сли это он-на, т-то м-мож-жно и д-домой. Или н-не д-домой. Ч-чего я там з-забыл. И уснул крепко. На другой день глаза продрал, воды напился, в бочке умылся, на коня взгромоздился, к пещере покатился. Богатыри его ещё издали углядели, молодого приманкой выставили. Сидит молодец, вроде бы отдыхает близ дороги. Кольчужку скинул, ворот на рубахе развязал, травинку жуёт. Увидал королевич красавца юного, про царевну враз забыл. Глаза у него загорелись, в штанах зашаяло. Спрыгнул он с коня, подошёл к юноше. - Здравствуй, краса молодецкая, - говорит, а сам уж в мыслях раздел его. - И тебе поздорову, путничек, - отвечает богатырь и травинкой помахивает. - Позволь узнать, кого дожидаешься? – спрашивает Елисей, а сам уж разложил паренька мысленно, по глазам видать. - А поверишь, если скажу, что тебя? - По какой же надобности? – интересуется королевич, а внутри у него так и горит всё. - По самой что ни на есть приятственной. Чтоб соединиться с тобой душевно-телесно, - ответил молодец и облизнулся призывно. - Ну-у, на это я всегда готовый! Не стал Елисей больше ничего спрашивать, тут же в кустах придорожных и завалил богатыря юного. От их утех плотских кусты эти самые так трещали, что всё зверьё на версту вокруг распугали. Остальные шестеро поначалу за собрата потихоньку радовались, а потом и сами завелись, и пошла у них сплошная любовь в лесу. И стоя, и лёжа, и верхом. Только ближе к вечеру угомонились. Собрались потом все на поляночке, рассказали Елисею, всё как есть, и решил он с ними остаться жить. Как-никак родственные души. Всё равно дома его не понимает никто. На царевну королевич и глядеть не стал, рукой махнул. Привалили они камушек к входу пещерному и воротились в свой терем. Свобода им теперь, воля вольная, никто из-за угла не подглядывает, все свои. В ту же ночь кроватки давно желанные напрочь порасшатывали. Стоны, скрипы, охи, вздохи по всему дому разносились чуть не до утра. Ну и потом, в другие дни, всяки разны места тоже опробованы были, для разнообразия личной жизни. Чуланы-сеновалы, столы-стулья, лавки-сундуки. Ничего не обошли, и всё с полным удовольствием. Папаше своему Елисей отписался, что нашёл своё счастье и другого ему не надобно. Царица с царём наследничка изладили каким-то хитрым способом. Не будем уточнять, каким, это их личное дело. А царевна спит себе в соляном ящике, сны сладкие про принцев на белых конях видит. И всем хорошо.