Никто не заменит тебя

      Дурящий меня, одушающий пряный запах лаванды стоит повсюду. Им пропитались мои вещи, моя маленькая квартирка, мое тело, мои мысли. Всюду я чувствую его, он становится частью меня, проникает в тело, опускает свои приторные щупальца в мозг, заставляя думать лишь о нас. О тебе.       Каждый день новый букет. Новое напоминание. Новый курьер приносит мне цветы. Изо дня в день, в одно и то же время. Кажется, что это не кончится никогда. Новый листок бумаги желтеет, изящно привязанный к стеблям ненавистных мне цветов.       Вся комната дышит тобой. Я не в силах убрать ни одно напоминание о тебе из своей жизни. Силясь забыть, я не могу убить воспоминания. Вот огромное зеркало в литой оправе на полстены. Ты купил его, чтобы показывать мне, какой я красивый. А я всегда смотрел лишь на тебя. Сейчас от него осталась лишь рама. В порыве ярости, когда ты умолял меня о прощении, я не мог смотреть на нас ни секунды. С тех пор я не выношу своего отражения. Взгляд скользит по нашим с тобой фотографиям. Пусть я вижу их ежедневно, твое лицо исчезает из моей памяти. Морщинки в уголках губ, когда ты смеялся, цвет твоих глаз, да и сам звук смеха. Все стерлось из памяти, превращая твой образ в огромное пятно. Зато я помню твои касания, поцелуи, то, как ты шептал мне слова любви. Со вздохом ставлю новоприбывший букет в прекрасную вазу (тоже твой подарок, нечему тут удивляться). Вдыхаю глубоко, и запах с силой ударяет по мне, чуть не роняя на пол. Он него я пьянею. Как пьянел и от тебя.       Вся кровать усеяна старыми букетами. Падая на нее, я чувствую мягкие объятия растений, лишь они могут меня касаться теперь. Это смешно: я смог выбросить из жизни тебя, но не в силах избавиться даже от весточек, присылаемых тобой. Мой личный, пьянящий, дурманящий сорт сумашествия. Сгребая лаванду пальцами, закрываю глаза, растворяясь в оглушающей тишине. Уже давно ночь окутала город, глубокая и темная. Я слушаю эту пустоту снаружи, эхом отдающуюся у меня внутри. Оглушающий звон проникает в тело, заставляя раскрыть рот в беззвучном крике. Я не могу позволить себе издать ни звука, ведь он вернет мое потерянное в глубинах вселенной сознание обратно. Снова к этой боли, от которой разрывается сердце, вновь к запаху лаванды. Именно поэтому я слушаю этот звон, именно поэтому позволяю ему поглотить все клетки моего тела. Меня пожирает изнутри нечто черное и бесконечное. Страстно жажду, чтобы мое сознание растворилось в этой пустоте, чтобы исчезло совсем. Будто меня никогда и не существовало. Утопаю в своей личной «Венгерской воде»*, захлебываясь ею.       Часы бьют час ноль три. Единственный раз за все 24 часа. Это время, когда я видел тебя в последний раз, ровно год назад. Встав, я подхожу к букету, немного трясущимися руками отвязываю записку. Лишь короткого взгляда на летящий почерк, на неизменные слова в конце послания, хватает, чтобы ноги перестали служить мне, и я падаю на пол, в истерике разрывая бумагу, не в силах совладать с той болью, оглушающей меня. Но я знаю, что через пару мгновений я буду с не меньшим рвением судорожно собирать записку обратно, собирая по кусочкам твои слова. Как жаль, что разбитое сердце невозможно так же восстановить по кусочкам и сказать, будто ничего не было.       Ты пишешь о том, как жалеешь. О том, что никогда не перестанешь писать мне, пока твое сердце бьется. О том, как ты сходишь с ума без меня. Я знаю, ведь я так же люблю тебя. Но никогда не смогу простить.       Как сейчас помню, как я шел за конфетами в кондитерскую, я хотел порадовать своего маленького сладкоежку, мысли были заняты лишь тобой, и потом холод по всему телу, ты, в объятиях другого, мой крик, то, как ты протяжно зовешь меня, убегающего от тебя куда угодно, за угол, на другую улицу, на другой конец страны, планеты.       Отмахиваясь от воспоминаний, я глажу твое письмо тонкими пальцами, после склеивая его. Я тоже люблю тебя. Я буду всегда любить лишь тебя. Это так же верно, как и то, что лаванду приносят 365 раз в год, как то, что твое сердце бьется для меня. Как то, что ты будешь присылать мне букеты, пока ты жив.       Только что же мне делать тогда, когда цветы перестают приходить всего лишь через полгода после того дня? Стены, сплошь оклеенные твоими письмами, давят на меня, заставляя задыхаться. Я могу лишь лежать на полу, укрытом цветами, которые ты присылал мне, пока твое сердце билось, слушать оглушающий звон и повторять про себя слова, повторяющиеся в каждой записке: «Я живу тобой. Фрэнк».       Вселенная поглощает меня.