Бездушная Плоть.

Он не спеша переходил дорогу, но уже слышал стук закрывающейся стальной двери и скрежет проржавевших цепей. Наша нерешительность решает все — улыбаемся не тем, делаем не то, оказываемся не там и не с теми. Его грязные промокшие ботинки шагали по асфальту, приближая к зданию с осыпавшимися стенами, большими, но темными. Кажется, брошенный дом стонал в одиночестве. Ветер поднимал листву, дул в лицо, будто убеждал повернуть обратно. Но он смело шел вперед, без колебаний, без сомнений. Хотел ли он этого? Он не знал, что хотел, но знал, что должен. Бетонная лестница, ведущая к проржавевшей двери, уже давно развалились, но никто этого не замечал, будто так и должно быть. Привыкли перескакивать через одну, торопиться. Освещения в подъезде не было, поэтому он включил фонарик на телефоне. Ему казалось, что его кто-то ждет. Кто-то очень важный. Ждет где-то там за дверью опустевшего дома, ждет с нетерпением, и, когда он зайдет, его ослепит ярким светом и перехватит дыхание от аромата чего-то родного. Но он не знал, кто его ждет и ждет ли? Он считал ступеньки. Десять, первый пролет, десять, второй пролет, десять, третий пролет. Но в какую дверь постучать? Четвертый пролет. Первая ступень. Вторая. Он увидел две спасительные двери. Третья ступенька. Четвертая. Сердцебиение учащается то ли от неопределенности, то ли от усталости. Пятая. Шестая. Он понимает, что предстоит выбор. Седьмая. Восьмая... Безмолвный пятый пролет. Он останавливается напротив двух ничем не отличных дверей — сталь, ржавчина, сырость. Из-за одной доносится смех женщины, уносящий в несуществующее прошлое. Дрожащие пальцы касаются холодной стальной ручки, хотят повернуть ее, увидеть, кто стоит за дверью, кто заставляет вспоминать то, чего не было. Он вцепился в дверную ручку, точно она стала вестибулярным аппаратом, и без нее он потеряет равновесие от давящего на виски напряжения. Стало невыносимо дышать. От смеха по коже пробежался холодок. Он озяб и был сбит с толку — открывать? В голове сквозняк, пустота, кажется, что череп размозжен огромным булыжником, мозг вынут и положен в банку с формалином. Он робот, он игрушка, он копия. Пальцы. Теперь они поодиночке. Они медленно сползают с проржавевшей дверной ручки, которая оставила отвратительный запах и оранжевые пятна на ладошке. Ноги отступают назад — шаг, второй. На него давят темные углы, пыльный воздух просачивается в ноздри, уши и, кажется, высасывает кислород из легких, отуманивает мозг. Дыхание учащается. Колени дрожат, ему хочется упасть и сжаться в комком — кто он?! Где его место?! Почему этот добрый голос заставляет его отступать? Разве не этого он хотел? - быть любимым, чтобы его ждали, чтобы он был значимым в чьей-то жизни. Глаза болят, все вокруг расплывается, будто они глядят через армированную пленку. Он с надеждой смотрит на вторую дверь. Она молчит. Тишина. Он любит тишину, спокойствие, но эта мертвенно-усыпляющая безмятежность его пугала, глушила. Он хотел закрыть глаза и не чувствовать. Но он хотел жить. Набравшись сил, он сделал шаг. И еще пару. Подошел вплотную к двери и прижался ухом. Тишина. Он ухватился за ручку, но не открыл. Вдруг за дверью притаились его кошмары? Вдруг они поглотят его? Вдруг он умрет от разрыва сердца, вдруг.. вдруг.. вдруг.. Вдруг он сорвался, отступил, и в следующую секунду эхо разносило топот его ботинок. Он выбежал на улицу. Жадно, полной грудью вдохнул воздух. Разум постепенно очищался, туман в голове рассеивался, но он по-прежнему не понимал, кто он, что он здесь делает. Потерянный человек. Забывший свое прошлое, не знающий, кто он в будущем, не знающий себя настоящего. * * * Он идет. Его промокшие грязные ботинки шагали по асфальту, удаляя от здания со стальными дверями, большими, темными окнами и затихшими стенами, которые стонут в одиночестве. Ветер поднимал листву, дул в лицо, будто говоря «Ты трус, который не отступил, но ничего не добился». Он машинально шагал вперед, без колебаний, не думая. Он не знал, куда он идет и какие цели преследует, но знал, что он должен идти. Он вдыхал ядовитый воздух, который выдыхают трубы. Он шел. И его сердце билось. Он не открыл двери, не узнал, что там скрывается. Он побоялся полюбить. Он побоялся напугаться собственных страхов. Он побоялся что-то изменить. * * * Он идет. Его сердце бьется. Мозг? Нет, он не в банке с формалином, он в его голове, которая питается лишь иллюзиями, опьяняет его реальность. А в банке с формалином разлагается его душа, которую он боялся чувствовать, в которую боялся кого-нибудь впустить. Она очерствела, постарела в его молодом теле. Он опасался, что ее кто-то ранит, но ранил сам. Убил. Обрек себя на одиночество. * * * Он идет. Не думая зачем, к кому, куда. Двигается вперед. Но там лишь пустота. Он идет. Разгоняя кровь. Его голос — немота. Он — бездушная плоть.