Смертельный наркотик

— Успокойся, Мукуро! Приди в себя! — кричал запыхавшийся Тсунаеши, отбиваясь от беспорядочных атак иллюзиониста. — Верни, верни, верни, верни, верни! Верни! — кричал, словно обезумевший монстр, Мукуро, продолжая попытки атаковать Дечимо. — Так… будет лучше! — с тяжелой одышкой проговорил парень, ломая в руках небольшую пробирку с синеватой жидкостью и заново зажигая на перчатках небесный огонь. — Оно принадлежит мне! — взвил иллюзионист, по лицу которого расползались красные полосы. Рокудо Мукуро уже давно подсел на наркотики, сразу после окончания Битвы Колец. Никому не было ясно, почему он начал делать себе опасные инъекции героина, к которым вскоре добавились морфий и опиум. Поначалу иллюзионист пытался скрывать свое смертельное пристрастие, но совсем скоро каждый день уже в открытую делал по три-четыре инъекции наркотика во вздутую и посиневшую вену. Наивные Хранители думали, что странные уколы — последствие конфликта с Виндиче, которые все же оставили иллюзиониста на свободе, несмотря на его прошлые грехи (тут, конечно, не обошлось без вмешательства Реборна и Девятого). Это продолжалось бы бесконечно, если бы одного дня Тсуна не увидел ломку Мукуро: он выгибался дугой, пуская изо рта почти мыльную пену и закатывая свои разноцветные глаза в странном экстазе, смешанном с адской болью. Парень был настоящим подобием жертвы средневекового экзорцизма. Его ломка участилась. Во время почти ежедневных приступов, Мукуро едва мог контролировать свое Пламя Тумана и иллюзии, поэтому Вонголой, а в особенности Реборном, было принято очень трудное решение. Они решили облегчить страдания бедного парня. Другими словами, убить его. — Черт, Мукуро, почему ты… — с отчаяньем в голосе пробормотал Тсуна, с силой сжимая кулаки, горевшие пламенем. — Х-х-р-хх, — изо рта, оскалившегося в дикой улыбке, доносились неясные хрипы, пока тело иллюзиониста сотрясала крупная дрожь. Его красный глаз с огромной скоростью менял цифры в зрачке, ярко-красные полосы цвета крови причудливым узором расползлись по его коже, а руки дрожали и едва удерживали трезубец. — Прости меня, — прошептал Десятый, зажмурив глаза и складывая руки в форме квадрата, отчего те сразу начали покрываться тонкой кромкой льда. — Нулевой прорыв! — выкрикнул парень и с разбегу насквозь проткнул оледеневшей рукой иллюзиониста. Рокудо сдавленно кашлянул, выплевывая темно-красную кровь. На пол старого здания Кокуё-ленда с пронзительным звоном упал трезубец, а за ним и его владелец. Савада склонился над слабо дышащим парнем и что-то тихо прошептал ему на ухо, после чего лицо иллюзиониста еще больше побледнело, а глаза шокировано уставились на Десятого. — Мне жаль, — прошептал Тсуна, наблюдая, как Рокудо умирает почти без мучений. Погладив по волосам бездыханное тело, Тсунаеши встал и тихо ушел из старого парка навстречу Хранителям, ждущим его неподалеку. Тело бывшего иллюзиониста продолжало лежать в луже собственной крови посреди развалин, только легкий ветер тормошил его фиолетовые пряди, приглаживая его любимый хохолок. ***Послесловие*** Савада склонился над слабо дышащим парнем и что-то тихо прошептал ему на ухо, после чего лицо иллюзиониста еще больше побледнело, а глаза шокировано уставились на Десятого. — Ку-фу-фу, это было опасно, Тсунаеши-кун. Проболтайся ты Вонголе… Не знаю, чтобы я делал без моих чудо-укольчиков, — неслышно хихикнул он. — Что ж, вот и настал твой конец. Сладких снов, Тсунаеши-кун, — ухмыльнулся Десятый, глаз которого немного поалел. — Мне жаль, — прошептал парень и тихо ушел из Кокуё-ленда навстречу Хранителям. Хранителям другого, уже мертвого Неба.