Ctrl-Z

A part of you that'll never show You're the only one that'll ever know Take it back when it all began Take your time, would you understand What it's all about

Колючий сигаретный дым пробирается в лёгкие. В Канаде почему-то слишком холодно даже для меня, привыкшего к шведскому климату, и я ёжусь, чувствуя, как колючий жар от сигарет вытесняет из тела уличный мороз. Клиент должен скоро подойти, и я выкуриваю последнюю сигарету за день. После сеанса нет сил ни на что, даже на короткие вдохи-затяжки; единственное, что я смогу сделать, — проводить клиента и завалиться спать, не ужиная. Не особо полезно для организма, но что поделать, издержки профессии. Звонок в дверь заставляет меня быстро потушить сигарету и войти в дом. Шаркаю ногами по паркетному полу — опять забыл, дурак, надеть тапки. На пороге стоит молодой человек лет двадцати-двадцати трёх, с неуверенной, но приятной улыбкой, в старых джинсах и чёрной толстовке, которая, кажется, поглощает весь падающий на неё свет. — Людвиг? — спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы. — Да, — подтверждаю я, сторонюсь, пропуская парня внутрь. — Мне кажется, я вас видел когда-то раньше, — улыбается он, снимает кроссовки и отставляет их к моей обуви. — Я к вам записывался позавчера, кажется. Как узнал, так сразу и пришёл. Нечасто у нас бывают такие специалисты. — Не думал, что в Ванкувере нет специалистов моего уровня, — хмыкаю я, показывая парню, куда пройти. Парень аккуратно садится на кушетку, робко складывая руки на коленях. Я улыбаюсь — типичная ситуация, в которой я бывал почти с каждым из моих пациентов. — Устраивайтесь на кушетке, как вам будет удобно, — предлагаю, наблюдая за его движениями. — Вы же были у психолога? — ответный кивок. Я не удивляюсь — перед тем, как прийти ко мне, люди бывают и у психологов, и у психоаналитиков, хорошо, если до экстрасенсов не доходит. — Ведите себя, как у него. Я ничем не отличаюсь. Ладно? Он кивает ещё раз, ложится на кушетку, подкладывая руки под голову, чуть сгибает ноги в коленях. Я откидываюсь на спинку кресла, расслабляясь сам. Клиент меня не видит, полулёжа на кушетке, и я могу занять положение, наиболее удобное мне. — Начинайте, — короткий сигнал дан. — Меня зовут Арти... — парень запнулся, словно пытаясь разделить выдуманный образ и настоящую личности, спаянные вместе постоянным пребыванием на публике. — Артур, — и тут же повторяет, уверенней и громче, будто убеждая самого себя: — Меня зовут Артур. Фамилию он благоразумно умалчивает, считая, что так сможет остаться хоть чуточку анонимным. Бесполезно. Я хорошо знаю рынок цен на наши услуги и отлично представляю клиентуру. Люди с улицы к специалистам такого толка не ходят: это развлечение лишь для богатых, усталых от жизни людей. Стоит мне только заинтересоваться и правильно составить запрос в поисковой системе, и я найду Артура, узнаю, чем он занимается, живёт, дышит. Только вот мне не интересно. Каждый клиент для меня отличается от другого — они не сливаются в одну большую серую толпу, они все разные и совершенно отличающиеся, и к концу сеанса я знаю о них больше, чем кто-либо. Иногда даже больше, чем они сами. Я начинаю говорить с ним, расслабляя и успокаивая. Он должен раскрыть мне свою голову, обнажить свой разум, довериться мне — и лишь тогда всё получится. Стандартные вопросы. Ответы не менее стандартные. Да, есть девушка. Да, работой доволен, всё нравится, хорошая команда подобралась, все специалисты, некоторые уже 10 лет в индустрии. Денег на жизнь хватает. Разъезды выматывают, иногда не хватает личного пространства. Терпеливо выслушиваю всю эту хрень, чувствуя, как становится тошно. Слишком слащавая у него жизнь, приторно-радостная, словно внутри, совсем глубоко, там, где он сам себе не может признаться, он хотел совершенно другого. — Я хотел бы узнать, что бы было, если бы я выбрал... — Артур замолкает и пытается посмотреть на меня. — Если бы я стал врачом. — Хорошо, Артур. Просто расслабься и ни о чём не думай — как на ЭЭГ, — даю указания и сам готовлюсь к погружению. Погружение никогда не проходит бесследно. С каждым годом у меня усиливается головная боль, приходящая каждое утро — пусть работать мне официально разрешено только с восемнадцати, подрабатывать я начал намного раньше. С тех пор, как раскрылся мой дар. Несколько минут — и я начинаю работать с его памятью. Тихо, осторожно, стараясь не повредить ничего ненароком, я погружаю его в сон. Дальше его организм справится сам. Передо мной, с полностью открытым разумом, беззащитный, словно устрица без раковины, лежит Артур — очередной мой пациент со своими проблемами. Как и сотни моих пациентов, он несчастен, несчастен именно в этой развилке — иначе бы он никогда не пришёл ко мне. Я начинаю погружаться в его память. Быстро пролетаю кратковременную, пятнадцатиминутную память и попадаю в долговременный раздел. Моя дверь, улица, на которой я сейчас живу, ванкуверское такси, завтрак Артура... всё это недавнее, сегодняшнее. То, что мне надо, лежит дальше. Всё глубже и глубже, дальше в память, в хитросплетение нейронов, по которым бегут воспоминания. За пределы времени и пространства, в холодную мглу нервной мозговой деятельности, туда, на что не влияют ни прошедшие года, ни пройденные километры. Туда, где лежит основа всей личности. Никто до сих пор не знает, куда именно мы попадаем. Я не знаю — да и никто не знает — касаются ли такие путешествия лишь психики или позволяют проникнуть на изнанку мира, где грубые и некрасивые швы сшивают вместе события, места, судьбы. Может, мы просто забираемся в самые глубины нейронной сети, где мозг, вечный аналитик, просчитывает каждую возможную развилку, строя удивительные миры. Никто не знает. Не знаю и я. Я уверен только в одном: то, куда мы попадаем, выше пространственно-временного континуума, вне Земли, всех Земель, всех вариаций голубой планетки. Жизнь Артура проходит для меня быстро, проносясь мимо, отталкивает, как взрывной, волной эмоций, и я, захлёбываясь в ощущениях, теряю нить. Команда снимает наушники и собирает девайсы. Куро на автомате сворачивает коврик в трубочку, а он, упрямясь, разлезается в его руках, не желая принимать нужную форму. Усталость лежит на плечах свинцовым грузом. Хочется лечь на пол и умереть. Церемония награждения, как ни странно, назначена через час, и я плетусь в номер, адски желая уметь сливаться со стенами. — Артур, пару слов о прошедшем матче? — украинцы подбегают ко мне с камерой, и я вздрагиваю, надеясь, что они обращаются к другому Артуру. Гоблаку, например. Передо мной ставят камеру, меня сажают на неудобное, разваливающееся кресло-мешок и пытают вопросами. Свет слепит меня, глаза слезятся, а желания отвечать нет никакого. — Ну что, ты счастлив, что выиграл этот турнир? — Да, — вру я. Единственное, чего я хочу, — чтобы это закончилось. Прямо. Сейчас! Раздражение поглощает меня с головой, выкидывая из этой временной линии, и я прихожу в себя. Занесло меня, конечно, не слишком далеко, но пробираться через раскинутую сеть развилок непросто. Я добираюсь до нужной нити и скольжу по ней вперёд — до того момента, когда пойдёт интересующая меня развилка. — Это же Артизи! — мне не скрыться даже в родном городе. А когда-то Ванкувер казался мне безопасным. Защищённым. Кто может найти одного-единственного человека в пятистах тысячах других, в хитросплетении небоскрёбов и проспектов? Ко мне подбегает молоденькая фанатка — может, даже младше меня. В глазах горит огонь страсти, и губы, на которых толстым слоем лежит слой блеска, открыты в притворном удивлении. Не удивлюсь, если она за мной следила — с нашим выигрышем на TI5 таких вокруг стало слишком, слишком много. — Как же я счастлива! — вопит девчонка, отбирая у меня маркер, которым я расписался на её майке. Ну хоть кто-то. Я устало улыбаюсь и стараюсь скрыться в подворотне. Выныриваю из воспоминаний Артура, тяжело дыша. Сердце, как и его, быстро колотится — но сейчас, в настоящем, в реальном пространстве Артур спит во сне, похожем на кому, мерно дышит, разнося по мышцам кислород. Я нахожу нужную развилку. И время для Артура стремительно меняет свой ход. — Мама, мне сегодня писали... владелец одной команды. Они хотят, чтобы я играл на профессиональном уровне. Мне страшно — реакция матери может быть любой. Она никогда не любила моё увлечение дотой, но смирилась с ним. Она верила в меня, но никогда не верила, что я могу выиграть. — Артурка, солнце, — она снимает очки, откладывает томик Саймака подальше и хлопает по дивану рядом, приглашая сесть. Я послушно сажусь рядом, скованно кладу руки на колени. — Ты уверен, что хочешь этого? Я буравлю взглядом стену, чувствуя, как к горлу подходит ком. — Ты же понимаешь, что вернуться в школу потом будет очень трудно. Ты умный, я в тебя верю, но будет попросту трудно настроиться на работу, на нужный ритм. Ты уверен, что хочешь заниматься именно Дотой? Молчу, не в силах ответить. С каких-то пор эта игра стала чем-то большим, чем просто хобби и развлечением, — она стала большой частью моей жизни, серьёзным занятием. А после MLG я первый раз в своей жизни задумался о том, чтобы сделать это своей профессией — пусть ненадолго, не на всю жизнь, но на несколько лет — точно. — Ты помнишь, как ты хотел стать врачом? — продолжает мама, её тихий голос кажется громким набатом, звучащим у меня в голове в ритм бьющейся в венах крови. — Как хотел спасать людей, быть хирургом и проводить операции? Если будешь играть, ты не сможешь уделять много времени учёбе, а ведь для врача это важно. К горлу подходит ком слёз. — Давай ты подумаешь, хорошо? Потом решишь и скажешь о моём решении мне. Я встаю и подхожу к двери, слыша, как меня догоняет последняя мамина фраза: — Артур, ты просто знай... — и неприятная, тянущая пауза. — Мы всегда тебя поддержим. Что бы ты ни выбрал. Я не знаю, что ответил Артур тогда, долго ли он думал и к какому решению пришёл. Я могу только догадываться об этом, индуктивно, как Шерлок, складывая детали, бросающиеся в глаза. Но одно я могу сказать точно: как он ответит сейчас. Alex.GG [23:05:12 26.11.13]: Артур, ну что? Ты согласен? Arteezy [11:34:09 27.11.13]: Прости, Алекс, но я остаюсь в школе. Профессиональная дота — не моё. Alex.GG [11:35:46 27.11.13]: Ну что ж. Alex.GG [11:35:01 27.11.13]: Удачи тебе на пути, который ты выбрал. Уверен, у тебя всё получится. Arteezy [11:37:24 27.11.13]: Спасибо. Я откидываюсь на спинку компьютерного стула, переводя дыхание. Кажется, это был один из самых важных выборов в моей жизни. Меня захлёстывает волна эмоций, такая сильная, что я тону в сознании Артура, наплевав на профпригодность и прочие условности, я тону, не в силах противостоять этой силе, пожирающей всё вокруг, заставляющей привычный мир рассыпаться в осколках. Пациента привозят к нам в ужасном состоянии: когда я вбегаю в операционную, на бегу натягивая перчатки, он едва дышит. Грудная клетка его почти не вздымается, и пульс прочерчивает на приборах прерывистую кривую. — Давление падает, — истерично вздыхает медсестра, и я начинаю медленно ненавидеть мир такие моменты. Дальше мне приходится действовать словно на автомате: все движения выверены, точны — не зря я учился больше пяти лет именно на хирургии. Когда к нам подвозят аппарат искусственного кровообращения, когда готовятся его подключать, линия пульса внезапно становится ровной. Пугающе ровной. Что-то изнутри меня пытается выбраться, прогрызая, процарапывая путь наверх по пищеводу. Писк закладывает уши. Я теряю контроль, и поток, подхватывая меня, несёт моё безвольное сознание по вероятностной прямой. — Элис, мне пора ехать! Конференция начнётся и без меня, а вот знать про новые аппараты мне было бы полезно, — но девушка, крепко держа меня в объятьях, валится на диван. Я следую за ней. — Ну что ты туда так торопишься, Артур, — она надувает губки и наигранно-обиженно бурчит. — Будто тебя там ждёт толпа фанатов. Аккуратно приподнимаю девчонку, сажу её на диван и опять направляюсь к двери. — Ты же знаешь, Элис, — улыбаюсь ей от дверей. — Фанаты могут и подождать, а вот пациенты ждать не будут. — Я знаю, Артур, — шепчет она едва слышно. — Я знаю, что они для тебя важнее всего. Вдох. Я выныриваю из сознания Артура, оставляя его переживать самые интимные, самые личные моменты в одиночку. Быть честным — я не знаю ничего более интимного, чем вероятностная развилка, к которой ты был невероятно близок... но так и не выбрал. Артур приходит в себя, дышит тяжело и натужно, словно воздух приходится запихивать в лёгкие. Он потрясён, ошарашен и совершенно сбит с толку, не может разобраться в своих эмоциях — и я его отлично понимаю, прочувствовав всю эту ветку с ним. Верно, самое время объяснить ему то, что произошло. — Мы даём людям право ошибаться, — тихий мой голос сейчас кажется безумно сильным и громким, словно я стою на сцене перед бушующей в революционных настроениях толпой. — Мы даём возможность увидеть и понять ту реальность, которая существовала, если... — я подбираю слова аккуратно, стараясь точно выразить то, что хочу сказать, но слов таких, кажется, просто нет в мире, — если бы они оступились. Я умалчиваю лишь одно: сейчас уже совершенно нет разницы, что он выбрал и куда пошёл. После того, как ты сделал выбор, назад дороги нет. — Скажите мне одно, — Артур замялся, замолчал, перебирая слова, силясь найти нужные. — Как вы думаете, я был бы... я был бы счастлив там? Я смотрю на него, вспоминая одно из самых главных правил моей профессии. Говорю, что вопрос очень сложный и предлагаю сигарету. Он отказывается, пытливо смотрит на меня, пытаясь унять нервную дрожь в руках. Открыв людям возможность попробовать все развилки, мы дали им шанс построить себе новую Вселенную, абсолютно идеальную, стерильную, чистенькую, как новый автомобиль, пахнущий кожей с сидений, — без боли, страданий и неожиданных скользких поворотов за ближайшим углом. Мы показали им, как хорошо иметь ctrl+z в реальной жизни. Вопрос про счастье задавал мне каждый из сотен клиентов. Артур лишь один из них — пусть и с совершенно невероятной судьбой, которая ждала его на самой главной развилке. — Нет, — и я вынужден врать. Как каждому из сотни пациентов до него.