Андрей Ковалев
На вокзал мы приехали минут за тридцать до отправления и зашли в ближайший киоск - надо было купить воды, да и Лена хотела затариться "сувенирными шоколадками". Помимо шоколадок в корзину полетела упаковка эклеров, пакет персиков, якобы крымских, бутылка "Байкала" для Елены, бутылка пива для меня и пара банок маслин. На немой вопрос, явно читавшийся в моих глазах, Емельянова просто пожала плечами и коротко ответила: - Хочется. Кассир, женщина лет шестидесяти, смерила нас недобрым взглядом и стала пробивать товар, когда я, вспомнив, что шли мы за обычной питьевой водой, попросил подождать и пошел обратно. Вернулся я вовремя, как раз под фразу бдительной работницы: - Нет, девушка, без паспорта я вам пиво не продам! - паспорта и билеты лежали у меня, в кармане кителя. - А мне? - улыбнулся я женщине, краем взгляда замечая едва сдерживавшую хохот Лену. Дама бросила на меня внимательный взгляд, но, поджав губы, пробила несчастное пиво. - Мне вообще давно и водку без паспорта продают, - отшутилась Елена, распахивая легкий длинный плащик, скрывавший от посторонних глаз парадную форму МЧС России. Блеснули награды. Я негромко охнул, но кассирше уже не до нас было. До поезда мы дошли без приключений. Приветливая проводница, проверив паспорта и билеты, пропустила нас в вагон. Каково же было мое удивление, когда я понял, что в нашем купе, нашем полностью выкупленном купе, нас уже ждали. Одетая в джинсы и футболку, без капли макияжа на лице, с простой косой вместо обычно вычурных причесок, с модным журналом в руках, на нижней полке сидела Рита. Сидела, задорно улыбаясь. - Но... как? - я смотрел на нее во все глаза: вчера вечером, бронируя билеты, все дружно сокрушались о том, что Рита с нами поехать не сможет: подписка о невыезде, да и вообще вся эта ситуация с Медолек, держали крепко. А вот теперь... - А почему бы и нет, - ехидно протянула она, - я теперь дама безработная, времени у меня много. На мой вопрос о юридических формальностях дамы только хитро переглянулись. А потом Лена выскользнула из купе, дав мне возможность обнять сумасшедшую Ритку.Андрей Романов
О возвращении жены я узнал от Бахметьевой. Звонок Наташи вообще больше походил на донос: - Андрюш, твоя совершенно сумасшедшая супруга сбежала, - под напускным возмущением доктора явно слышался смех, - встречай завтра в половине восьмого утра питерский поезд. - Мстишь за побег? - улыбнулся я ей, и она, не выдержав, рассмеялась: - Еще бы, до нее это никому не удавалось. - Игорь, - едва попрощавшись с Наташей, я набрал новый номер, - меня утром не будет, совещание на тебе. - Но.. - попытался возмутиться опешивший Антонов. - Отставить, - неожиданно для самого себя рявкнул я и хотел уже было извиниться, но Игорь, бросив в трубку: "так точно, товарищ генерал" и, судя по голосу, вытянувшись во фрунт, отключился.Андрей Лазарев
Мне очень хотелось убить Наташку, буднично, спокойно, не отрываясь от приготовления ужина сообщавшую: - А Ленка уехала в Москву. Я хотел позвонить Ковалеву и вправить тезке мозги - он клятвенно мне обещал, что Лена у него будет в безопасности, но Наташа продолжила: - С Ковалевым. К Гордееву. Кате я все отправила. И вообще, Андрей, из того... Да, мой золотой, - Наташа подхватила на руки Мишку, которого я с гневным "когда же ты о себе думать будешь" перехватил у нее, - из того, что я услышала - а услышала я мало, нам еще многое предстоит узнать. Так что дождемся Олега Викторовича, он многое нам расскажет, наверное. - Дождемся, - согласился я, - наверное, это даже к лучшему: и Ленке в Москве спокойнее будет, с Шойгу-то уже все хорошо, и дома стены помогут, да и мы с тобой... - И мы с тобой, - улыбнулась Наташа, - только не сейчас. Иначе мы останемся без ужина! Следи, а я уложу Мишу. - Сама следи. Переноска сыновей - отцовское дело!Олег Саморядов
Возвращение Елены Емельяновой домой - это то еще явление. С вечера дом стоял на ушах. Лера оккупировала кухню, Андрей и Саша спешно наводили лоск, дети, под присмотром Лиз и Джеймса что-то "творили" в детской, а я чах над методичками и прочими нормативными актами, про себя проклиная юристов родного Минздрава. Выбраться из вороха замечаний-возражений по проектам почти не получалось. Я писал, перечеркивал, снова писал, очень жалея, что никого из этих самых юристов нет на расстоянии вытянутой руки: желание прихлопнуть кого-нибудь из этой когорты переполняло. И кто бы мог подумать, что заехавший "на огонек" Егор окажется юристом? Он ждал в кабинете Андрея, с которым хотел о чем-то переговорить, а я сквозь зубы почти неслышно - по крайней мере мне так казалось - шептал о своем желании поставить этих интеллигентских сволочей в осадное положение, дабы не паскудничали*, когда легко хохотнув, Егор утвердил-спросил: - И чем же мои коллеги вам так надоели, что вы мечтаете о ежовых рукавицах? Я стал эмоционально рассказывать, но Егор поднял руки: - Сдаюсь! Избавьте меня от медицины. Это точно не для меня. Это к Елене. А вздумаете судиться - милости прошу. - Да когда она будет-то, Елена? - Утром, сами знаете, - парировал Егор, - и что-то мне подсказывает... Егор не договорил. Зашедший Андрей позвал на кухню: каким-то чудом был готов ужин.Рита Шаграй
До вчерашнего дня Елену Емельянову я видела только по телевизору. Молодая женщина всегда казалась деловой, строгой и почему-то сурово-недружелюбной. Настоящая же Лена, особенно когда она была без формы и оружия, оказалась очень милой барышней, улыбчивой, готовой помочь и тоскующей по мужу и детям. Вот только на дне серых глаз таилась какая-то нехорошая едва заметная тень, то ли боль, то ли страх... Пара часов после отправления пролетела в веселой беседе о детях, лыжах, Гордеевых, Шойгу и Сороке. Традиционный чай в традиционных подстаканниках, эклеры и доеденная Еленой вторая баночка оливок сближали с неимоверной скоростью. За окнами темнело, беседа медленно, но верно сходила на нет, а Андрей и Лена все больше уходили в себя. Уходили с какими-то совершенно одинаковыми лицами. Уходили набегами, то погружаясь в свои мысли, то возвращаясь к реальности. Меня весь этот ужас с лекарствами коснулся одним днем, а они жили в нем месяцы. Андрей едва не стал наркоманом, потерял двоих друзей, одного только вчера, в той самой перестрелке на складе. Лена... Ей тоже досталось. Каким-то шестым чувством я понимала - им нужно выговориться, пережить, переболеть. А еще я чувствовала себя немного лишней. Мерный стук колес, полумрак купе и все пережитое в последние дни дало свой эффект: я сама не заметила, как задремала. Проснулась я от тихого голоса Андрея: - Лен, ложись, я хоть осмотрю тебя. Елена попыталась возразить, что чувствует себя хорошо, но потом покорно легла. - Похоже, что, и правда, все хорошо, - вынес вердикт Андрей, - точно ничего не беспокоит? - Беспокоит, - неожиданно призналась Емельянова, - но это уже не по части хирургии. Долгая пауза, у меня даже мелькнула мысль, что разговора не будет, и вновь едва слышный голос Андрея: - Расскажешь? - А ведь еще позавчера я настаивала на разговоре, помнишь, подполковник? - мягкая улыбка Лены была слышна в голосе. - Ну... позавчера ты мне показалась молоденькой, хорошенькой девочкой-дурехой, которая сама не знает, во что вляпывается. - А сегодня я уже не хорошенькая? - шутливо обиделась девушка, и, будь на месте Елены кто-то другой, я бы приняла эту фразу чуть ли не за флирт, но приписать такие мотивы Емельяновой почему-то казалось неправильным. - Сегодня ты уже не дуреха, - ответил Андрей, и Елена, тихо, облегченно выдохнула: - Спасибо.Андрей Ковалев
- Знаешь, когда-то, много лет назад, я едва не бросила право ради медицины, причины были. Я еще совсем юная была, когда пришло осознание ценности человеческой жизни, понимание того, что ее не купишь... - Лена начала свой рассказ немного неожиданно, а я молчал, понимая, как важно ей выговориться, - но все закрутилось, юриспруденцию я так и не бросила, а в медицину так и не пришла, не сложилось. Зато попала к спасателям... Понимаешь, для меня всегда было важным помочь сохранить жизнь, а не... - Емельянова замолчала, а я вспоминал свою первую военную операцию и первого убитого парня. Его карие глаза снились мне потом еще очень долго. - Понимаю, - честно признался я, - еще как понимаю, - повисла пауза, нарушаемая только бесконечным стуком колес, а потом я как-то неожиданно для себя продолжил, - Лен, я, конечно, не Господь Бог, но Емельянов сделал достаточно, чтобы умереть. Мне только жаль, что это была твоя пуля. - Не моя - мои трое раненых: два средних и один тяжелый, - практически прошептала Лена, - я не знаю, выживет ли он. - Лен, это была самооборона, да и на счету у этих, - я так и не подобрал эпитета, - десятки чужих жизней, и еще десятки были бы на этом же счету, а может и сотни - сколько горя один только гентофлаксацин принес, - я старался говорить медленно и уверенно, мне было важно, чтобы Емельянова меня сейчас услышала, - не казни себя, пожалуйста. В ответ Лена только кивнула, вновь уходя в свои мысли, и только спустя несколько минут ответила: - Емельянов... Я не знаю, кто его убил. Я целилась в него, но... там же ящики везде были, я не заметила одного из охранников, и если бы меня не оттолкнули... - голос Лены сошел на нет, а я никак не мог собрать все детали в одну картинку: я был совершенно точно уверен, что рядом с ней не было никого из наших, никого, кто мог бы помочь и прикрыть. - Лен, я совершенно точно помню, ты в той стороне одна была, я пытался прорваться к тебе, но не успел... Кто это был? - А я не знаю его. Впервые видела. Мужчина твоего возраста, не из охранников, в деловом костюме, карие глаза, тонкие черты лица, худощавый. Большего не скажу, не помню. Он оттолкнул меня. Его ранило. Пуля прошла навылет в районе сердца. Моя пуля. Понимаешь? Я кивнул, не в силах сказать ни слова, боясь поверить собственным догадкам, а Лена продолжила: - Он, когда падал, вывернулся как-то совершенно невероятно и выстрелил. Но я не уверена, что это именно он убил Емельянова. Меня трясло, я достав телефон, листал старые фотографии, пока не нашел нужную. - Это он? - протянул я телефон Елене. - Он... Ты его знаешь? - Знаю. Его зовут... его звали, - я запнулся и тут же сам себя поправил, - звали Кирилл Лагодин. Он был моим давним другом. Близким другом. А потом... потом наши пути разошлись. Он тоже был замешан во всей этой истории, только играл не на нашей стороне. Я это понял слишком поздно. А теперь оказывается, он был не таким уж и подлецом...Рита Шаграй
Они уснули за пару часов до рассвета, выговорившиеся, уставшие, но способные дышать. А я все так же лежала без сна, не шевелясь, давя слезы, боясь спугнуть ту, совершенно нереальную атмосферу открытости и полного доверия, которая осталась после ночного разговора в нашем купе. А еще я немного ревновала...