Последняя встреча

Вечерело. В стенах Белого Города царило безмолвие, удивительное для такого времени суток. Не слышно было ни выкриков торговцев, ни звона колоколов. Только изредка перекликались часовые. Это ложное спокойствие нарушало лишь багрово-красное небо, подсвеченное последними лучами заходящего солнца. Из Цитадели вышел мужчина, закутанный в плащ, и направился в сторону Палат Исцеления. Остановившись у маленького уютного домика возле Госпиталя, он постучал. Дверь открыла служанка и без единого слова пропустила его внутрь. - Здравствуй, Ниарит, - произнес незнакомец, входя в полутемную комнату, где сидела девочка лет шести с двумя короткими черными косичками, сосредоточенно вышивающая что-то на пяльцах. При виде мужчины она тут же отложила вышивку и хотела было подняться, но отчего-то передумала. Выражение ее лица сделалось странным - было совсем не понятно, рада она мужчине или, наоборот, раздражена его появлением. - Здесь ли Эвелин? - Она в саду. - Девочка вновь взялась за оставленную работу, словно бы и не потревоженная внезапным вторжением. По-видимому, мужчина прекрасно знал план дома, потому что, пройдя по узкому коридору, сразу вышел в маленький заросший садик. Сады в Минас-Тирите были редкостью, ибо немногие могли позволить себе ухаживать за садом. В уголке, возле кустов с белыми, как стены Города, цветами, стояла прелестная черноволосая девушка. Услышав шаги, она подняла голову. - Боромир! - Прости, что так поздно, Эвелин, - сказал сын Наместника и откинул капюшон, показывая красивое мужественное лицо, - но другого времени уже не будет. Как ты догадалась, что это я? - Тебя легко узнать, - улыбнулась Эвелин. - Твой рог. На перевязи у Боромира висел красивый костяной рог, который очень нравился сестре Эвелин, Ниарит. Боромир утверждал, что стоит протрубить в этот рог и все враги Гондора затрепещут и разбегутся в страхе. - Мы давно не виделись. - Боромир обнял ее и поцеловал. Эвелин застыла в его объятиях. Так всегда случалось с ней в его присутствии. Сердце пускалось в галоп, кровь приливала к щекам. Эвелин вспомнила их первую встречу - она с сестрой принесла в Цитадель богато отделанное седло, произведение отца, кожных дел мастера. Там она увидела его - красивого статного сына Наместника. Он вошел тогда, румяный после бешеной скачки на лошадях с братом. Эвелин не могла оторвать от него глаз, хотя знала - Боромир не обратит на нее внимания, а если и обратит, то только как на красивую игрушку, с которой можно позабавиться и бросить. Но Боромир, никогда не чувствовавший к женщинам ничего, кроме мимолетной страсти, стал все чаще появляться на пути у Эвелин. Везде - на рынке, в Палатах Исцеления, даже в лавке башмачника она сталкивалась с Боромиром. Он не досаждал ей показными признаниями в любви, которые, как она знала, обычно произносились богатыми господами с одной лишь не слишком благородной целью. С Боромиром все было иначе - она чувствовала, что он желает ее так же, как она желает его и знала, что он никогда не унизит ее, вселив напрасную надежду. В Минас-Тирите слухи распространялись быстро, и Эвелин понимала, что рано или поздно об их любви узнает не только ее сестра, но и отец Боромира. Что будет потом, Эвелин не хотела представлять. - Что-то случилось? - с тревогой спросила Эвелин, отгоняя тревожные мысли, от которых ей никогда не удавалось избавиться в первые минуты их встреч. Они сели рядом на высокую ступеньку, и Эвелин положила голову на плечо Боромира. - Ты помнишь сон, о котором я говорил тебе? - Да, - с замиранием сердца ответила Эвелин. Этот сон, приснившийся одновременно и Боромиру и его брату Фарамиру, невероятно напугал ее. Он был началом чего-то страшного, предвестником надвигающейся тени и невыразимой боли, что несла с собой эта тень. - Отец приказал мне отправиться в Ривенделл. - Боромир тяжело вздохнул. - Владыка Элронд должен знать, что значит этот сон. - Когда ты едешь? - тихо спросила Эвелин. Она совсем не удивилась - только сейчас она поняла, что готовилась к прощанию с того момента, как Боромир поведал ей о своем сне. - Завтра на рассвете. Я пришел проститься. Вот оно. Почему камень на душе? Сколько раз он уезжал и возвращался невредимым? Но страх все не уходил. Эвелин поежилась. - Фарамир хотел поехать, но отец отказал ему. - Он не знал, зачем говорит это. Нужно, нужно сказать ей то, что он не находил в себе сил сказать в те три долгих мучительных дня после своего возвращения из Осгилиата, когда неясные сомнения овладели им. - Эвелин, - решительно начал он, - я должен спросить тебя. - Я слушаю. - В его голосе Эвелин послышалось волнение, совсем нехарактерное для сына Наместника. Боромир вынул из складок плаща резную деревянную коробочку. - Это, - он открыл крышку, - ожерелье моей матери. Я плохо помню ее, но знаю - ты очень похожа на нее. Возьми его, как символ нашей любви и... свадебный подарок, если ты согласишься. - А разве я могу сказать "нет"? - Эвелин уткнулась в грудь воина, чтобы скрыть предательские слезы счастья. Она сама не отдавала себе отчета в том, как долго она ждала этих слов и как страшилась их. - Прошу, возвращайся скорее, я не смогу без тебя! Совсем стемнело, а Боромир с Эвелин все сидели, обнявшись, не в силах расстаться. Эвелин подняла голову. - Темно. Ты должен идти. - Я не хочу уходить от тебя. - Ты должен, - она встала. - Прощай, - прошептал он, целуя ее. - Прощай! Тихо было вокруг. И только черноволосая девушка горько плакала в опустевшем саду.