Осень золотая! — говорят поэты. Я скорее ржавой назову её. Пусть меня презреньем наградят эстеты, Но, увы, такое мнение моё.
Мелкая холодная капля воды падает на кончик моего носа, и я, прищурившись, направляю взгляд в небо. Обречённое недовольное мычание невольно слетает с губ. Дождь не прекращается уже несколько недель, и только-только я обрадовалась тихой погоде, как все тут же возвращается на круги своя. Этот сентябрь просто сводит меня с ума. Как и вся эта осень, которая в этом году ещё и началась раньше обычного. Я тянусь рукой к сумке и, немного порывшись в ней, достаю небольшой складной зонтик. Линзы очков понемногу покрываются крохотными дождинками, пока я, возмущенно ворча, пытаюсь раскрыть зонт. Неужели я так много прошу? Просто немножко солнца. Который день я промокаю до нитки по дороге домой, и это несмотря на то, что хожу исключительно с зонтом. Напрасно — ветер меняет направление каждые несколько секунд, из-за чего капли воды падают, можно сказать, хаотично. Я помещаю пестрый зонтик (хоть что-то яркое в этой обстановке) над головой и быстрым шагом направляюсь дальше. Надеюсь, я успею дойти до начала сильного дождя. Хм... я снова поднимаю голову и, увидев тяжелые темно-серые тучи, убеждаюсь в обратном: будет самый настоящий ливень. Как всегда... Ненавижу.Буйство ярких красок, листьев золотистость, И других метафор пошлая фигня - Для меня пустая слово-водянистость И не окрыляет зоркого меня.
Многие люди, считающие себя ценителями прекрасного (что-то больно много таких эстетов развелось), говорят, что осень золотая. Где ж она?.. Я оглянула улицу. Даже не жёлтая… На уже намокшем и покрывшемся грязью асфальте понемногу образуются лужи, а газоны, которые еще, казалось бы, недавно были ярко-зелеными, теперь стали какого-то совершенно неопределимого цвета, который в народе именуют серо-буро-козявчатым. Я ухмыляюсь: какое, однако, точное определение. Все вокруг покрыто опавшими листьями, но, вопреки утверждениям поэтов, ничуть не золотыми или там рубиновыми, как, к слову, любила говорить моя учительница по литературе. Быть может, осень и должна блистать различными оттенками оранжевого, желтого и красноватого, но, я уверена, не здесь и не сейчас. Цвет этой листвы я даже описать не могу, это какой-то непонятный светло-коричневый цвет с примесью… серого? Похоже. Наверное, это из-за того, что они тут давненько. Да и ранние заморозки берут свое: почти все листья резко опали еще в начале сентября, даже не успев толком налиться краской. Будто их кто-то взял и сорвал разом. Нет, осталось ещё, конечно, немного листочков. Может, они и будут тем самым золотом. А пока я только ржавчину вижу. С каждым годом природа устраивает всё новые и новые розыгрыши. А смешно только ей. И сразу грязь, и сразу дожди, противная слякоть и постоянно хмурое небо. Я резко выдыхаю, и вокруг лица тут же образовывается облачко теплого пара. В такую погоду хочется сидеть дома и не высовываться оттуда до первого снега. Хотя, нет, первый растает, и это приведет к еще большей грязи… Тогда до Нового года.Вижу я повсюду слякоть, дождь и лужи, Лица недовольных, сгорбленных людей. Треть из них чихает, голос их простужен (Семьдесят процентов - женщин и детей!)
Я ёжусь и поправляю шарф. Оделась я вроде тепло, но холод стоит жуткий, просто пробирающий до костей. И это, повторюсь, в сентябрь! Как так, не знаю. Или просто я такая мерзлячка? Нос неприятно колет, и я тут же громко чихаю. Отлично... мало мне было постоянного чувства безысходности, так теперь я еще и заболею. Безысходность в квадрате. — Будьте здоро... — добродушно смеется какой-то прохожий, но тут же втягивает в себя воздух и заливается кашлем. — И вы, — неуверенно отвечаю я. К чёрту всё, хочу скорее домой. Завалиться на диван и укутаться в одеяло. Как гусеница. Авось к весне и вылуплюсь. И сдохну через пару месяцев. Или сколько там бабочки живут? Тем временем я сама не заметила, как подошла к своему подъезду. Всё-таки ворчание помогает скоротать время. Я шарю рукой в сумке в тщетных попытках найти эту неуловимую связку гремящих ключей, но они будто телепортируются по всем отделениям и не хотят попадаться. Есть! Надо брать сумочки поменьше. Вытягиваю звенящую брелочками связку и быстро открываю дверь подъезда. По дороге наверх ещё придётся зонтик отряхивать. Там, наверное, центнер воды уже набрался. Ну да, так и есть. Ладно хоть не на своей лестничной клетке отряхивала. Да и хорошо, что уборщица не видит, а то посадили бы меня на этот самый зонтик задом, как во времена Ивана Грозного. А то больно наша уборщица на него похожа… Захлопнув дверь тёплой квартиры, я оповещаю семью о своём приходе громким "Я дома!", ставлю насквозь промокшие ботинки под батарею, бросаю сумку на диван и, шумно чихнув, иду на кухню, потому что страсть как хочется выпить чего-нибудь тёплого. Нет. Горячего, чтобы аж язык обожгло. А то как ледышка себя чувствую.Осень - это скука... И темнеет рано: В пять уж ночь настала, тело хочет спать, Тело покидает мягкости дивана, К чёрту телевизор - шагом марш в кровать!
И вот, спустя минут пять я направляюсь к себе в комнату, сжимая в руках большую, нет, огромную кружку с горячим шоколадом. По дороге заглядываю в гостиную и вижу привычную картину: старший брат развалился на кресле и играет в свою приставку. Гляжу на часы. Интересно, со скольки он сидит, если сегодня суббота, и у него выходной? Впрочем, не суть важно. Рано или поздно он закончит баловаться и под мамино возмущенное "Опять ты со своими плейстешонами!" плюхнется на свою кровать, а потом будет битый час рассказывать мне, как он пытался завалить очередного босса. Ну а я решаю ему не мешать, так что тихо сажусь на диван в своей комнате, кутаюсь для полного счастья в мамин шерстяной плед, достаю телефон и под завывания ветра читаю новости. Скоро мне это надоедает, и я отбрасываю девайс в сторону. Сейчас было бы идеально обнять батарею и уснуть, да только спинка дивана нагло мешает сему действию. Потому я залезаю на подоконник и кладу укутанные в плед ноги на эту самую батарею. А сама направляю взгляд в окно. Чего-то не хватает. Может, ещё сладкого? Только идти лень, да и пригрелась уже... — Ты чего, в ванильку играешь? — слышится с порога. — Будем считать, что пошутил, — бурчу я. А ведь действительно похожа. Сижу на подоконнике, укутавшись в плед (причём, зараза, клетчатый!), распиваю что-то горячее и смотрю за дождём. — Куда тебе столько кофе, ещё и в моей кружке? — спрашивает брат, опираясь боком о дверной косяк и скрестив руки. — Это не кофе, а шоколад. — А не слипнется? — Нет. — А сигарету ментоловую в кармане где-нибудь не спрятала? — Ты знаешь, что я не курю, — я закатываю глаза и поднимаю указательный палец кверху. — К тому же, это пожароопасно. — Какие мы сегодня хмурые, прямо не подберёшься никак, — хмыкнул он, подошёл ближе и сел на спинку дивана. — Ну и кто обидел? — Да настроение паршивое, — бурчу я. Он лишь пожимает плечами и смотрит в сторону. А я всё не отрываю глаз от капель на окне и продолжаю прислушиваться к завываниям ветра. Зачем, если я не люблю это? Самой бы знать. Есть в этом какая-то своя прелесть. Только вот не по мне она совершенно: куда приятнее смотреть, как бойкий ветер бросает высокую полевую траву из стороны в сторону и развевает волосы. Но всё же я продолжаю стеклянными глазами пялиться в окно, а боковым зрением вижу, как брат, что-то явно замышляя, лезет в карман за мобильником. Не-ет, только не... — Тематическая музыка, — тихо напевает он себе под нос. Твою мать. Я, позабыв про усталость и уныние, бросаюсь на брата в попытках отобрать телефон, лишь бы не включал свою "музычку". До сих пор помню, как мы ездили за город, на озеро, потому что папа страсть как любит рыбалку. Причём всё по классике — не на моторной лодке, а с вёслами. Чёрт меня тогда дёрнул полезть с ним, червячков помучить. Уже на середине озера мы обнаружили пробоину, и отец начал быстро грести назад, вот только... заигравшая с берега "My Heart Will Go On" из "Титаника" помешала ему это сделать. Так и было: Саня на берегу валялся от смеха, мама недоумевающе вопрошала, что происходит, папа не мог грести от приступа хохота, а я сидела и в сердцах материла брата на чём свет стоит. Потому нет уж, не надо мне сейчас тематической музыки. Но что я могу против парня, который ещё и старше меня на пару лет? Так что я оказалась прижата к стеклу одной его рукой, пока другой он держал телефон рыскал в аудиофайлах. Пробую кусаться. Тоже не вариант — мне затыкают рот пледом. — Совсем охренел?! — приглушённо восклицаю я с полным ртом пледа. Боже, как идиотски звучит... Он нагло ржёт (не смеётся, именно ржёт, зараза!) и включает... что-то знакомое. Секунду... "Wake Me Up When September Ends"?! Двойное твою мать. — Ты что, издеваешься?! — Ты что, только поняла? — копируя интонацию, передразнивает он и умным тоном продолжает, нудно растягивая слова, — во всём нужна атмосфера. Даже в депрессии. А я всё ещё прижата к холодному стеклу и пытаюсь вырваться. Или хотя бы выбить этот телефон из его рук на хрен! Идея... — Са-ань, — просяще мычу я. — А? — Принеси лучше тортик. Тот начинает лыбиться и напевает: — Тортик, пончик, отбивная, жопа вырастёт большая. — Да куда больше-то. Однако, уходит. Что удивительно, оставив телефон на подоконнике. Я сразу хватаю его в руки. — Да чтоб тебя леший драл! Саня!!! Заблокировал! Слышу дикий хохот со стороны кухни и, крикнув брату пару ласковых, снова остаюсь наблюдать за тем, как опавшие листья норовят приклеиться к окну и делаю ставки, какая капля скатится вниз по стеклу быстрее других. Прямо бюджетный вариант соревнований по конному спорту. Только вот под такую музыку и кони дохнут. Фигурально. Хоть музыка и хорошая, но настрой от неё…Был бы я медведем, я б не знал заботы - Дрыхнул бы в берлоге мирно до весны, И к восьми не мчался б рысью на работу, Спал бы лишь и видел розовые сны.
А в кружке уже закончился шоколад, и я тянусь к столику, чтобы поставить её туда. Сдвигаться с места слишком лень, а потому вскоре мои ноги и зад остаются на подоконнике, а вот плечи оказываются на спинке дивана. А хотя... удобно. И батарея спину пригревает. — Ты там сломалась что ли? Смотрю сверху вниз на дверной проём, в котором стоит Саня с тарелкой. Надо же, принёс братишка покушать... Я протягиваю руки к тарелке, но из-за этого съезжаю с подоконника и соскальзываю в дыру между ним и диваном. — Зараза, — уныло восклицаю я. — Хотя... так греет даже лучше. — Греет ей, блин, — ворчит брат и вытаскивает меня оттуда. После чего силой усаживает меня на диван, впихивает в руки тарелку, выключает музыку (наконец-то) и садится рядом. — Тебе ещё повезло, что ты не застала того, что тут днём было. — А что было? — спрашиваю я с набитым ртом. — Смотри не подавись, обжора, — бегло бросает Саня и уворачивается от моей руки, норовящей ударить где-нибудь в районе затылка, после чего продолжает, — Людмила Аркадьевна заходила. — А, это которая учителем русского языка и литературы работает? — Та самая. Они ж с мамой подруги хорошие. Ей богу, когда три года назад школу заканчивал, радовался, что её больше не увижу. Обломала страшно. Сегодня приходила, сидели они на кухне, выпили, наверное, ПОЛТОННЫ ЧАЯ, — здесь он повысил голос и демонстративно развёл руками, что не могло не вызвать смех, даже при таком настрое, — и всё это время она гнала своё "Осень золотая!" да "Волшебная пора!". Боже, хоть стишок рассказывать не заставила. Тут я не выдержала и прыснула, чуть не подавившись сладостью. — Но ленивым разгильдяем всё равно назвала? — спрашиваю с улыбкой. — И как ты догадалась. И ведь сидела, говорила, как пятиклассникам нравятся её уроки. — Глупые наивные дети. — И добавляла, как увлекательно бывает смотреть в окно осенью, как там, "наблюдать буйство красок". У меня, может, видеокарта в мозгу сломалась, но я тут буйства красок не вижу. — Все русички такие, — бормочу я, ставя на стол уже пустую тарелку (готова поклясться, что слышала, как Саня назвал меня троглодитом!), и добавляю: — И смотреть-то на что? Как ученики младших классов грязно-жёлтые листья для поделок собирают? Или как у какой-нибудь дуры, — недвусмысленно указываю на себя, — вывернется наизнанку зонт? Или как эту же дуру проехавшая мимо машина с ног до головы из лужи окатила? Я продолжаю этот не очень позитивный список, а брат тем временем иронично ухмыляется и ждёт, пока я закончу. — Что-то в этот раз твоя метеозависимость проявила себя во всей красе. — Настолько заметно? — Настолько, что если связать в одном предложении осень и золото, ты превратишься в Халка. — Тогда, чтобы предотвратить моё превращение, принеси ещё тортик. Нет, пироженку. Или тортик... не знаю. Тот нагло хмылится: — Тортик, пончик, отбивная... — Да пошёл ты!***
Настал новый серый день, и, кажется, я опять проспала дольше всех. Странно, что проснулась ещё сама, а не от очередного "Рота, подъём!" от брата. Всегда ведь по воскресеньям устраивал мне такое пробуждение. Смотрю на его кровать: тот, лёжа на животе, мирно сопит в подушку. Дождь, тарабанивший всю ночь, вроде бы утих, и стало как-то непривычно слышать не грохот за окном, а лишь тиканье часов и приглушённый шум с кухни — мама опять что-то затеяла. Возвращаюсь к своей кровати и приглядываюсь к циферблату на будильнике. Как?! Десять часов, а этот увалень ещё спит? Он просто не оставляет моей мстительной натуре выбора. Вспоминая стелс-игры, в которые Саня давал мне играть, наклоняюсь вперёд и немного сгибаю ноги. Надо быть тише. Без разницы, что он меня не услышит, даже если я тут рояли буду перетаскивать, но проснулся во мне какой-то азарт. Крадусь на кухню, беру из шкафа самую большую кастрюлю и поварёшку, прикладываю палец к губам в ответ на вопросы матери, слышу, как папа объясняет ей про Санино "доброе утро", и возвращаюсь в комнату. Три месяца меня будили в семь утра этой хренью, и наконец-таки настал час истины. Встаю напротив его кровати, беру кастрюлю в одну руку, поварёшку — в другую, с наслаждением втягиваю в себя воздух. Начинаю что есть силы бить поварёшкой по кастрюле и тут же ору во всю глотку: — Рота, подъём! Надо ли говорить, что спустя пять минут, после беготни по всей квартире под смех родителей и под очередную "атмосферную музычку", на этот раз "Benny Hill Theme" (и как он успел её включить?), эта кастрюля оказалась на моей голове, а сама я задыхалась от хохота, тщетно пытаясь отбиться от щекотки. Зато поварёшка у меня осталась. Правда, толку от неё... — Хва-атит! — кричу я сквозь слёзы смеха в очередной безуспешной попытке сбросить с себя тушу брата. И — о чудо! — он успокаивается. Легонько бьёт напоследок по кастрюле и убегает. Я снимаю с себя эту импровизацию шлема и подхожу к окну. Раздвигаю шторы и не верю своим же глазам. Солнце? Я стою и, как маленькая девочка, пялюсь в окно с раскрытым ртом. Казалось, я этого вечность не видела. Никакого дождя и в помине нет. А солнце весело играет своими лучами на оставшейся листве. Жёлтой. Нет, оранжевой. А вон там она ярко-ярко красная! Охренеть. Где всё это было вчера? Слышу шаги за спиной и оборачиваюсь. Саня, кто ж ещё. — Что, золотая всё-таки? Во мне борются вредина и маленький ребёнок. Хотя раньше они сливались в одну натуру… Какой-то Mortal Kombat. Сама с собой. Поворачиваюсь к окну и невольно улыбаюсь, но незаметно. Как же, портить образ вечно недовольной я не буду. — Золотая… сука.