Двенадцатая ночь

"Всё не то чем кажется и не наоборот" (с) Я устало прислонился к стойке регистрации. Это была уже вторая пересадка за сутки, а расстояние до дома сократилось разве что наполовину. Снегопады и канун сочельника превратили аэропорты в пестрые неуправляемые муравейники. Хаос царил повсюду. Хорошо хоть у меня не было с собой много багажа. - К сожалению, мест нет, - сказала через силу улыбающаяся девушка, когда подошла моя очередь. - Забронировать вам другой рейс? Я уже хотел разыграть перед ней спектакль, подарить буклет с автографом, чтобы смягчить ее сердце и выторговать себе место для ночевки, но меня опередил мужчина, стоявший в очереди позади меня. - Неужели это вы? - изумленно спросил он. Девушка окинула меня удивленным взглядом. - Доктор Джейкоб! Это и правда вы! Я не решился подтвердить или опровергнуть его порыв, гадая, что будет дальше. И он меня не разочаровал: - Если вы не против... Не сочтите за наглость, но у меня есть бронь в отеле и я мог бы... Если вы позволите, конечно, пригласить вас к себе? Я так мечтал вытянуть где-то ноги и принять душ, что сил для радости или благодарности просто не осталось, я только кивнул и скорчил какую-то физиономию, которая на тот момент могла сойти за проявление моей признательности. Девушка с интересом следила за нашим коротким разговором, но проявила сдержанность и быстро подтвердила замену рейса. Теперь нам обещали вылет на завтрашнее утро, если погода не ухудшится, и оставалось молиться всем богам, чтобы этого не произошло. Тогда мы бы успели попасть домой к Рождеству. Мы отошли от стойки, и я внимательнее рассмотрел своего новоявленного знакомого и хозяина апартаментов на эту ночь. Ему было лет пятьдесят или чуть больше: стройный, подтянутый, хорошо одетый. Мой наметанный глаз углядел обувь ручной работы и сумку из дорогой кожи. Он явно смущался и до самого отеля молчал. В номере мы немного поспорили, и мне удалось убедить его, что диван - вполне подходящее для моего отдыха и сна место. В душе, несмотря на усталость и множество тревожащих меня мыслей, я не мог не думать о том, что получил это райское в данных обстоятельствах место не по заслугам. И не представлял, что я ему скажу. Поскольку я даже не претендовал на единственный халат, то натянул одежду прямо на влажное тело. Сосед как раз разливал виски по бокалам. Он протянул один мне и немного помялся. Я спохватился: - Вы меня просто выручили, не знаю, что бы я делал: на ногах третьи сутки. Мы так и не познакомились. Скажите, кого я могу благодарить за это щедрое предложение? Мужчина улыбнулся искренней широкой улыбкой. - Майкл. Майкл Хант. Я растерялся, не зная, что сказать. - Я... Знаете... Но мой собеседник облегчил мне задачу. - Я бы хотел извиниться. Не знаю, что на меня нашло и почему я назвал вас доктором Джейкобом. Вы, наверное, подумали, что я не дружу с головой. Представляю, как вы устали, если все-таки пошли со мной в отель. Я сделал вид, что беспечно пожимаю плечами. - Все нормально. Я привык. За это время ко мне за консультациями обратилась куча народу. На самом деле меня зовут Ричард. Можно Дик. Майкл кивнул. - Да, Дик. Я помнил, только из головы вылетело. Все так неожиданно... Последние слова он пробормотал под нос, но я все равно их услышал. Между его бровей залегла глубокая складка. Так и не выпитый стакан с виски свидетельствовал о происходящих глубоко внутри него мучительных мыслительных процессах. Ему действительно не помешала бы помощь. Только не моя. Я не был доктором Джейкобом. Я всего лишь несколько лет играл роль доктора Джейкоба - известного психотерапевта в одном сериале. Мне стало его жаль. Вот так обратиться к незнакомому человеку... Судя по всему он обладал решимостью при принятии решений, да и в целом, выглядел как вполне успешный человек. - Давайте все-таки сядем и выпьем наш виски, - предложил я, и он с облегчением буквально упал в кресло и вытянул ноги. Я проделал то же самое. Мы замечательно помолчали некоторое время, прихлебывая из бокалов и наслаждаясь уютной тишиной после всех , выпавших на нашу долю передряг. Вскоре виски и наступившее после водных процедур расслабление, развязали нам языки и мы стали перекидываться короткими фразами, обсуждая погоду, текущую ситуацию в стране и еще какую-то ерунду. - А знаете, - решился наконец предложить я, - конечно, мне не суждено быть великим психотерапевтом доктором Джейкобом, но пока я находился в этом амплуа,тоже смог кое-чему научиться. Например, тому, что легче открыться незнакомому человеку. С которым вы никогда больше не встретитесь. Вы оказали мне услугу, и меньшее, чем я смогу отплатить, будет то, что я вполне способен вас выслушать. Ну же, вы ничего не теряете! Я, конечно, не могу гарантировать вам врачебную тайну, но и язык за зубами держать умею. Никакого риска, поверьте. Если только вы не убили свою жену. В этом случае, лучше, наверное, воздержаться. Я попытался свести все к шутке, чтобы он не чувствовал себя обязанным ответить мне, если бы счел, что не готов к такому разговору. Майкл подлил себе еще виски, но делать глоток не стал, только вдохнул алкогольные пары. Я не зря подметил его решительность: ему хватило несколько мгновений, чтобы начать трудный для него разговор. - Я не убивал свою жену. Она умерла пятнадцать лет назад. Сын тогда еще учился в школе. Трудные были времена. Он замолчал и прикрыл глаза, словно погрузившись в воспоминания. В полумраке комнаты мне сложно было разглядеть выражение его лица. И вновь он быстро вернул себе самообладание, самым неожиданным образом застав меня врасплох. - Скажите, Ричард... Дик, как вы относитесь к гомосексуалистам? Вряд ли бы ему понравилось выражение моего лица с вытаращенными глазами. У меня не было никакого внутреннего чувства, называемого "гей-радаром". Мысль о том, что это - банальный подкат, я отмел немедленно. Без ложной скромности я мог сказать, что будучи хорошим актером, я также неплохо распознавал актерскую игру в других. Скорее всего мне посчастливилось попасть на запоздалый каминг-аут. - Нормально, - ответил я. Это все, что я успел придумать, не вдаваясь в излишние объяснения, которые могли сбить его с толку. - Да, нормально. - Ну, конечно, вы же актер. Голливуд и все такое... - Голливуд такой же неоднозначный, как и все мы. А там это еще и гипертрофировано: все не то, чем кажется. Так что давайте оставим Голливуд Голливуду. Продолжайте. Все же я неплохо вжился в роль, потому что властные нотки в моем голосе окончательно смели барьеры его осторожности или смущения. С этого момента он говорил много, эмоционально, жестикулируя и успевая прихлебывать виски. - Я очень сильно любил свою жену. Мы были знакомы с детства и почти сразу знали, что будем вместе. Как только стало можно пожениться - мы это сделали. Наши семьи не пришли от этого в восторг. Но нам было все равно. Мы смотрели только друг на друга. Это не изменилось и с рождением сына - Майкла Ханта - младшего. Это сейчас я понимаю, что ему не хватало нашей любви, которую мы отдавали всю без остатка друг другу. Нет, справедливости ради надо сказать, что мы не были такими уж плохими родителями. У него было все, что душе угодно. Но жена любила путешествовать, а с маленьким ребенком это довольно сложно. Вы знаете, я ведь не так давно ходил к психотерапевтам. Да я на них кучу денег потратил! И все, на что они были способны - это объяснять мне то, что я и сам знал, но исправить уже не мог. Что я упустил своего сына, что он не получал от нас тех эмоций, родительской любви, на которую мог рассчитывать. Что когда умерла его мать, ему, как никогда, нужен был отец - а меня не было рядом. Я замкнулся в своем горе... Только и спасало, что приходилось заниматься бизнесом. А это опять поездки, переговоры... Майкл не бунтовал, нет. Может, лучше бы он устраивал всякие безобразия, привлекая к себе внимание и, наконец, смог бы до меня достучаться? Я не знаю. Правда, не знаю. В один из дней он просто уехал в университет и больше не вернулся домой. Майкл перевел дух и продолжал не так экспрессивно, как раньше, а как-то даже обреченно. - Я старался. Я правда старался. Я готовил себя к тому, что мне может представиться второй шанс. Я ходил к психотерапевтам. Я сумел наладить свою жизнь. Я стал более открытым... Но мне никто не сказал, что это будет так... Он встал и подошел к сумке, висящей на спинке стула рядом с его кроватью. - Вот..., - Майкл протянул мне конверт, одновременно включая большой светильник, стоящий неподалеку. К тому времени виски и усталость сделали меня чувствительным настолько, что мне стало боязно открывать поданный конверт. Что я там ожидал увидеть? Вырезку из газетного некролога? Последнее "Прости", написанное дрожащей рукой отчаявшегося человека? Я открыл незапечатанный конверт и ... невольно расхохотался. В последствии, вспоминая совершенно не красящий меня поступок, я был благодарен Майклу, что он мне тогда не врезал. И не сказал жестоких, но справедливых слов. И даже не обиделся. Он был... разочарован. Вот - правильное слово: разочарован. Я же поспешил заверить его, что это всего лишь , приправленная виски, реакция на радостное событие в его семье. - Вы так считаете? - переспросил он. - Я должен радоваться? - Конечно. Почему нет? Все хорошо. - Я не знаю... Я еще раз повертел в руках кусок плотного картона, на котором, обычным в таких случаях витиеватым шрифтом, сообщалось: "Грэг Уоллис и Майкл Хант имеют честь ... " И так далее. Торжество должно было состояться в моем родном городе послезавтра. Майкл обхватил руками голову. - Я не готов... Я не знаю, что ему скажу. Поймите, я никогда не был гомофобом, я путешествовал по миру, я видел множество людей, я изучал их традиции, религию, но это... это... - Это ваш сын. И он сделал свой шаг. Уважайте это. Покажите ему, как это важно для вас. - Знаете, мой психотерапевт убеждал меня, что здесь нет моей вины. Но мне не становилось легче. Я должен быть честным со своим сыном. И вот моя правда - я не готов это принять. Мне нужно больше времени. Но я не могу ему такое сказать. Что, если у меня не будет другого шанса? Я не знал, что ему ответить. На секунду у меня даже промелькнуло сожаление, что я поддался эмоциям и позволил ему думать, что я смогу помочь. Но я хотел быть честным с человеком, который мне открылся в непростой для него момент жизни. - Послушайте, Майкл. Вы и раньше знали, что я никакой не доктор. Поэтому я не смогу дать вам профессиональные советы. Да вы их и так кучу получили. Но я смогу вернуть вам кое-что равноценное. Свою историю. Она тоже в некотором роде про второй шанс. Возможно, вы сможете посмотреть на ситуацию под другим углом зрения. Вы знаете, что я актер. А у актеров бывают периоды нестабильности, спады и тому подобное. Как-то раз, в период такого спада я проводил однообразные дни у океана, в бунгало, доставшемся мне после развода со второй женой. Моя агент Дженнифер не могла со мной связаться, потому что я отключил телефон и налегал на бар. И вот в один из дней, не скажу, что прекрасный, я увидел, что по линии прибоя топает в мою сторону не кто иная, как Дженнифер, собственной персоной. - Поднимай свою пропитую задницу, старый нытик, - сказала она. Не помню точно ли я запомнил, но смысл был такой. Хотя мне тогда было всего тридцать восемь, и я держался в отличной форме. - Если ты притащилась, чтобы своим русалочьим голосом заманить меня в пучину разврата, именуемого киноиндустрией, то топай обратно или вызови такси. За свой счет. - Вот что я ей ответил. И еще показал направление бутылкой, оказавшейся у меня под рукой. Джен была бы не Джен, если бы за пару часов не привела меня в абсолютно трезвое состояние, выбросила все пустые бутылки и принялась за то, что она умеет лучше всего: гипноз и внушение. Но в этот раз ей не пришлось меня долго уговаривать. Это была чистой воды авантюра. Шекспировский фестиваль с участием студентов и приглашенных звезд, которые должны были играть вместе. Вот только атмосферы кампуса мне и не хватало! Голоса в голове, едва заглушаемые выпивкой, прекрасно затихли бы в студенческой разноголосице! И я поехал. * * * Собрание в главном зале университета напомнило мне ночь после выборов в избирательном штабе кандидата. Один мой приятель, работавший в штабе, как-то затащил меня на такую, если можно так сказать, вечеринку. Там было все, не считая крэка, хотя и в этом я до конца не уверен. Я выхватил взглядом несколько знакомых лиц. С одним парнем мы как-то играли на Бродвее. Еще там был динозавр, который по виду закончил карьеру во времена моих родителей. Я прикинул в каком спектакле он мог быть задействован: король Лир, и тот казался помоложе. Нам объявили, что будет поставлено четыре спектакля. Я не вслушивался в объявление списков и даже не задумался, в каком спектакле предстоит играть мне. Джен мне все организует, за это я ей и плачу. Между прочим, немалые деньги. После периода депрессии постепенно накатывал период подъема. И я с удовольствием останавливал взгляд на стройных ножках и пышных формах, которых здесь было в избытке. Что может быть прекрасней для известного, а теперь еще и холостого, актера, чем попасть в этот заповедник жаждущих прославиться старлеток и восторженных поклонниц. Оставаясь более-менее инкогнито: на мне была одежда спортивного покроя, тенниски, бейсболка и темные очки, я чувствовал себя охотником, притаившимся в засаде. Я был готов в любой момент совершить прыжок и ухватить трепетную лань. Пытаясь усложнить себе задачу, мне хотелось сделать это, пользуясь лишь внешними данными и обаянием, оставаясь не узнанным. Но на финишной прямой, если жертва заупрямится, я собирался пустить в дело весь арсенал. На все про все нам отвели неделю. Даже меньше, если учитывать, что на субботу и воскресенье приходились спектакли. Так что график репетиций составлялся плотный. Университетской части труппы было полегче - они заранее знали, какие пьесы будут выбраны, и смогли подготовиться. Профессионалы - на то они и профессионалы, чтобы включиться в процесс немедленно и показать класс. Я намеренно отказался от размещения в гостинице и поселился в кампусе. Единственной поблажкой стала одноместная комната, из которой даже не стали вытаскивать вторую кровать. Я рассчитывал, что не проведу ни одной одинокой ночи в своем временном пристанище. Ощущение летнего лагеря не проходило ни на минуту. Режиссером нашего спектакля оказался японец - господин Накомура. Когда я пришел, собрание труппы уже началось. Японец вещал быстро, а переводчик - совсем юный парень в очках, по виду тоже японец - переводил медленно. Только сейчас я узнал, что мы ставим "Двенадцатую ночь", с элементами театра кабуки, и вообще все будет весьма авангардно. Японец попросил вставать и представляться коллегам по сцене. Первым в списке шло мое имя как приглашенной звезды. Я решил не выделываться и проявить максимум дружелюбия. - Дик, - Я выдал одну из самых открытых улыбок, которая была в моем арсенале. - О, - воскликнул японец. - Дик! Дюк! Он что-то начал быстро-быстро говорить переводчику. Тот закивал и перевел: - Мистер Накомура предлагает всем называть друг друга по именам персонажей. Так вы быстрее вживетесь в роль и привыкните. Да и ему будет полегче. Итак, с легкой руки японского авангардиста, отныне я не Ричард или Дик, а Дюк, Дюк* Орсино. Мальволио оказался высоким пухлым студентом. Марией - симпатичная девчонка, которая с первых минут строила мне глазки. Оливией - преподаватель сценического мастерства. А вот исполнительница роли Виолы и Себастьяна, точнее - исполнители - это стало для меня сюрпризом. Настоящие близнецы - ну надо же! Мики и Ники - так они представились. Мики играл Себастьяна, Ники - Виолу. У них были чудесные каштановые волосы, крупными локонами спадавшие до плеч. Мики собрал их в хвостик, Ники - под обруч. Я с любопытством стал разглядывать близнецов, тем более Ники - Виоле предстояло стать моей партнершей - у нас намечалось много общих сцен и главная любовная линия. Они были очень похожи и соответственно одеты. Спортивные рубашки и брюки со множеством накладных карманов похожих расцветок, полосатые шарфы, намотанные вокруг шеи, сережки в ушах. У Мики на руках красовались широкие кожаные браслеты, у Ники - браслеты из переплетенных серебряных цепочек. Но что меня поразило больше всего - очень нежная гладкая кожа близнецов, сквозь которую просвечивал совершенно очаровательный румянец. Я представил, как в любовных сценах проведу рукой по этой нежной щеке и почувствовал некие признаки возбуждения. Мне не терпелось уже приступить к репетициям. Первая репетиция не заставила себя ждать. Предполагалось, что мы - опытные артисты должны были учить молодежь. Но, во-первых, плевать я хотел на свою "великую миссию", а во-вторых, они и так неплохо справлялись. Особенно Виола. Может, у меня сложилось такое впечатление, потому что я сразу обратил на нее внимание. Но она была хороша. Даже на фоне своего брата Себастьяна. Именно в игре проявилась их непохожесть. Виола схватывала все на лету, скрытая чувственность проявлялась в каждом ее слове. У нее оказался приятный голос, который она удачно понижала, слегка хриплый, с бархатистыми обертонами. Но это и понятно, ведь большую часть спектакля она изображала Цезарио - юного слугу герцога. Себастьян же играл более открыто, а на мой взгляд - просто. Но, справедливости ради, и роль у него была поменьше и попроще. Я никак не мог понять, почему на сцене толкалось столько народу. И порой не понимал, чего от нас хочет Накомура. Раньше мне не приходилось сталкиваться с японцами, разве что на одном фестивале - с Такеши Китано. О театре кабуки я также имел самое общее представление. Когда я врубился, что массовка будет ходить по сцене , вся в черном, и передвигать вещи прямо в процессе спектакля, наступило время ланча. Мы все пошли в студенческую кофейню неподалеку. Неформальное общение должно сблизить коллектив. Так заявил Накомура. Не знаю, как мог сблизить коллектив плохой кофе, единственным достоинством которого было то, что он оказался горячим, и ужасно калорийные пончики в сахарной посыпке. Все остальное тоже продавали в расчете на невзыскательные студенческие желудки. Я взял себе сэндвич и кофе, надеясь, что позже найду приличное место для ужина. На самом деле, я мог уйти прямо сейчас, но мне не хотелось терять время, которое я мог потратить на сближение с Виолой. А вот она, видимо, не горела желанием с нами сближаться, потому что отсела за соседний столик и вытащила невесть откуда взявшийся ноутбук. Мне не хотелось думать, что она общается со своим парнем. Не то, чтобы тогда у меня не было шансов, но это усложняло задачу, с учетом ограничения по времени на ее завоевание. Но за время ланча мне пришлось убедиться, что задача действительно не простая. В кафе заходило много студентов, и почти все знали Себастьяна и Виолу. Некоторые просто махали рукой, а многие подходили поздороваться. Особенно к Виоле. Мне пришлось убедиться, что моя партнерша - весьма популярная личность. И что самое неприятное - среди тех, кто подходил, было много парней. Они бесцеремонно присаживались рядом, или вставали за спиной, беззастенчиво близко наклоняясь к Виоле и глядя из-за ее плеча в экран ноутбука. Меня так и подмывало одернуть их и попросить держаться подальше. Если и есть любовь с первого взгляда, то у меня первой пришла ревность. При этом я прекрасно понимал, что не имею никаких прав на нее. И, что вполне возможно, мои ухаживания ни к чему не приведут. В ожидании, когда у меня появится возможность подкатить к Виоле, я решил сблизиться с ее братом. В конце концов, все знают, что близнецы близки друг с другом, и судя по всему, здесь именно так и было. Так что не помешало бы, если Себастьян замолвил за меня словечко. Мне даже не пришлось прикладывать особых усилий. Себастьян оказался веселым, общительным парнем, как и я увлекающимся спортом. Мы успели обсудить с ним футбол, и перешли к баскетболу. Оказалось, что у них есть двое старших братьев и что они четверо провели немало времени, бросая по кольцу в собственном дворе. - Почти баскетбольная команда, потому что к нам часто присоединялся отец. - Себастьян махнул рукой. - Эй, Ники, подгребай к нам, расскажи Дюку, у кого лучший бросок из под кольца! Я готов был расцеловать Себастьяна за подаренную мне возможность. К тому времени, все разошлись по своим делам до вечерней репетиции, и мы остались втроем за столиком. Я плохо помню, о чем мы говорили. Помню только, что было весело. Близнецы обменивались одним им понятными шуточками и приколами, но у меня не было ощущения, что я лишний. Они совершенно искренне вовлекали меня в беседу, и с удовольствием слушали мои байки о встрече с известными спортсменами. Потом мы перешли к тачкам, и это было классно. Виола, что не удивительно с тремя братьями, прекрасно разбиралась в автомобилях. Я старался не смотреть на Виолу, чтобы не потерять нить разговора. Мне достаточно было ощущать ее присутствие рядом, ее ногу, которая почти касалась моей под столом, впитывать тембр ее голоса. Все, на что я осмелился, время от времени любоваться на обращенное в профиль лицо, сосредоточившись на пряди волос, прикрывающем ухо и нежной коже. Зато я смотрел на Себастьяна, сидевшего напротив, который был так на нее похож. Не знаю, что на меня нашло. Но я был по-настоящему счастлив в тот день. Эти двое дарили мне утерянное восприятие юности, надежд, искренности, которой мне так не хватало в моем мире. У Виолы оказалось прекрасное чувство юмора, у Себастьяна - талант рассказчика. Они ни разу не дали мне почувствовать нашу разницу почти в двадцать лет. На вечерней репетиции мое помешательство только усилилось. Стоило Виоле подойти чуть ближе, как у меня учащалось дыхание и поднималась температура, как у мальчишки в пубертатный период. Я не чувствовал подобного ни с первой женой, ни тем более со второй, не говоря уж о мимолетных интрижках. Больше всего на свете я боялся, что Виола или кто-то другой это заметит. Мне не хотелось спугнуть ее, или чтоб кто-то стал ее отговаривать. Я даже не вспоминал о том, что собирался менять девушек в своей постели. Засыпать с мыслями о Виоле было сладко, а просыпаться возбужденным и снимать напряжение в душе, вызывая мысленно ее образ - так горячо, что мне приходилось делать это дважды. По крайней мере, это позволяло сдерживать себя, когда Виола находилась поблизости. Тем временем репетиции шли своим чередом, и наше общение продолжалось. Мы очень сблизились с близнецами и часто в перерывах проводили время втроем. Я старался больше болтать с Себастьяном, опасаясь проявить внезапно возникшую робость. Однажды, во время ланча, Себастьяну нужно было куда-то уйти, и мы с Виолой расположились прямо на газоне. Она лежала на животе, листая что-то в своем ноутбуке, а я пристроился рядом, закинул руки за голову и прикрыл глаза. Молчание совсем не напрягало. Напротив, мне было хорошо, как никогда. Я подумал, что мог бы так провести всю оставшуюся жизнь. Потом пришел Себастьян и позвал меня на их студенческую вечеринку. Это был отличный повод перейти на следующий уровень и в конце концов перестать изображать из себя влюбленного придурка. За время общения я так и не заметил у Виолы признаков наличия парня, и полагал, что у меня не плохие шансы. Надо ли говорить, что Себастьян и Виола нагло воспользовались моей добротой и выставили меня главной звездой молодежной тусовки. О том, чтобы остаться наедине с объектом моих желаний , не могло идти и речи. Толпа девушек не скоро потеряла интерес к моей персоне. Парни не забывали подливать. Что-что, а наличие самой разной выпивки в огромных количествах на таких вечеринках не изменилось со времен моей молодости. Не удивительно, что в полутьме я сначала притиснул к себе Себастьяна. Он едва держался на ногах и даже не сразу понял, что произошло. Я сам сообразил в чем дело по отсутствию реакции с моей стороны, когда я приблизился вплотную. Он даже пах по-другому. Я приобнял его за плечи и дотащил до дивана. Виола нашлась на заднем крыльце, закутанная в плед. Она тоже была в изрядном подпитии, немного раскачивалась из стороны в сторону, обозначая свои движения в темноте кончиком зажженной сигареты. И тут я повел себя как дурак. Вместо обычного набора фраз и комплиментов, мне захотелось почитать ей Китса. Я обнял ее за плечи и, раскачиваясь в такт, стал читать любовную лирику. С подобным блаженством что может сравниться! (Счастлив, кто изведал восторженный миг), - Мгновенье, которое длится и длится, И души беседу ведут напрямик.** Я дождался момента, когда Виола докурит сигарету, повернул ее голову к себе, и , не давая ей опомниться, накрыл ее губы своими. Никакие сигареты или алкоголь, не могли заглушить вкус Виолы. У нее были нежные губы, не слишком полные, скорее наоборот, но такие сладкие, что у меня закружилась голова. В первое мгновение Виола не отвечала, замерев, а потом я почувствовал отклик своей настойчивости. Ее губы приоткрылись, как бы приглашая. Приободренный, я попытался углубить поцелуй, вовсю хозяйничая во рту языком. Одновременно я попытался пробраться под плед. Внезапно Виола резко оттолкнула меня и вскочила. От неожиданности я потерял равновесие и пребольно ударился об ограждение крыльца. Виола только закричала: - Какого черта! Я хотел спросить то же самое, но она развернулась и исчезла в темноте, оставив меня в растерянности и с не хилым стояком. Так меня давно не отшивали. Да я и не вспомню, отшивали ли вообще. Я ломал голову и так и эдак, и не нашел в своих действиях ничего предосудительного. Я хорошо почувствовал отклик. Жар, пробежавший по нашим телам, никуда не делся. Я до сих пор горел. Единственным объяснением мне показалось то, что Виола могла быть не свободна. Если у нее кто-то есть, возможно, она пожалела, что поддалась страсти. Я решил выяснить это немедленно, и к кому мне следовало обратиться, как не к ее родному брату - Себастьяну. Я нашел его там же, где оставил - на диване. Он спал сидя, а на нем спала еще какая-то блондинка. Я попытался растолкать его: - Просыпайся, давай! Скажи мне - у Виолы есть парень? Проснувшийся Себастьян ничего не соображал, и все время пытался снова заснуть. Я сгрузил блондинку в сторону и снова его встряхнул. - Ответь мне: у Виолы есть парень? Ну, парень? Он едва посмотрел на меня и забормотал: - Виола... парень, парень... да, парень... Я попытался вытянуть из него еще хоть что-то. Не знаю зачем, но мне надо было знать все о парне Виолы. Имя, чем занимается... - Имя, имя...Виола ...парень... имя... Доменик... После этого он вырубился окончательно. Я выбрался из дома, переступая через спящие тела, пустые бутылки и какой-то хлам, который навалили у входной двери. Мне нужно было подумать. И подготовиться к репетиции. Вернее, к встрече с Виолой. Как назло, в этот день Накамуре вздумалось примерять на нас грим. И все утро мы провели в импровизированной гримерной, намазываясь сверх всякой меры. Несколько раз я пытался подойти к Виоле, но она изобретательно избегала нашего общения. Я решил подождать нашу с ней сцену, чтобы переброситься парой фраз. Но она лишь процедила: - Ничего не было. Ясно? Мне стоило больших трудов сосредоточиться на роли. Это была сцена, где Цезарио говорит о своих чувствах, а герцог Орсино не понимает, что речь идет о нем. Как бы мне хотелось, чтобы слова Виолы шли от сердца, а не были заученной ролью! Себастьян не мог понять, какая кошка между нами пробежала. Виола при первой возможности уединялась с ноутбуком, уходя при моем приближении. При этом я постоянно ловил на себе ее взгляды. И в них была отнюдь не неприязнь, скорее - хорошо сдерживаемое чувство. Или мне хотелось так думать. А еще я не мог перестать думать о Доменике. И о том, насколько у них все серьезно. Мне надо было во всем разобраться. Речь уже не шла об интрижке, и даже о влюбленности. Я осознал, что это самая настоящая зависимость. Виола была умная, живая, невероятно сексуальная, даже в своих дурацких молодежных прикидах. И талантливая. Я был чертовски необъективен и безумно влюблен. Периоды надежды и отчаяния сменялись у меня с завидной регулярностью. От идеи напиться, спасал только предстоящий спектакль. К тому времени как пришло время премьеры, я не спал всю ночь и благодарил удачу, что темные круги под глазами скрыл белый грим, превративший меня в настоящего самурая из театра кабуки. Каждую минуту за кулисами я понимал, что так дальше продолжаться не может. Я должен объясниться, должен доказать Виоле, что у нас есть будущее. Публика нам рукоплескала. Накамуру вытащили на сцену, не забыв и переводчика. Они оба умильно кланялись, чем вызвали новую волну оваций. Я воспользовался первой же возможностью, чтоб в неразберихе схватить Виолу за руку и потащить за собой. Она проявила недюжинную силу, сопротивляясь, но у меня было столько злости и не растраченной страсти, что нас буквально смело за кулисы и швырнуло в темный угол за задником. Мне сильно мешала пышная юбка Виолы, я смял ткань, стараясь прижаться как можно ближе. Виола пыталась врезать мне, так что пришлось перехватить ее за запястья, прекращая сопротивление. Мы оба тяжело дышали, а в следующее мгновение уже отчаянно целовались. Наконец, и она с не меньшей страстью пыталась поиметь языком мой рот. Я перестал удерживать ее руки, тем самым освободив и свои. Положил их на спину Виоле, впитывая тепло и близость. Мне так много хотелось ей сказать. Я едва смог разорвать поцелуй. - Я люблю тебя, люблю... Слова признания лились сами собой, словно я произносил их уже много раз. Так оно и было: я часто повторял их про себя. Я торопился донести до нее свои чувства, как будто боялся не успеть, и от этого речь, хорошо поставленная годами актерства, превратилась в сумбур. Молчание Виолы подстегивало меня еще больше. - Я люблю тебя... хочу быть с тобой... хочу тебя... нет, не хочу... то есть, не только хочу... ты нужна мне... я не могу жить без тебя... я много думал... ты не можешь любить Доменика... я вижу, чувствую... ты хочешь меня... позволь мне быть с тобой... Ну, и еще кучу подобной ерунды, которую произносят идиоты, страдающие любовной горячкой. Когда мои признания дошли до стадии " поженимся" и " я хочу от тебя ребенка", ну, или что-то в этом роде, я получил отклик на свои чувства. Мне не слабо прилетело кулаком в челюсть. Я сумел удержаться на ногах, но звездочек в глазах избежать не удалось. Я никогда не думал, что серьезные намерения могут встретить такой отпор. Виола сжимала кулаки и готова была снова броситься в бой. Я вытянул перед собой руки, показывая, что хочу мира. Поцелуи размазали грим на ее лице и на моем, наверное, тоже, так что выглядели мы, по меньшей мере, нелепо. А еще мне грозил здоровенный синяк. Но меня это мало волновало. Я не оставлял надежду убедить ее, не смотря ни на что. Виола перевела дух и перебила меня, когда я только собирался пойти на новый заход. - Послушай, Дюк... Дик... Ричард или как тебя там... Я не знаю на каких колесах ты сидишь и что вы курите на своей фабрике грез, но разуй, блять, глаза! Я не выйду за тебя замуж и не рожу тебе кучу детишек! Видимо, мое недоумение проступило даже через грим, потому что я ни черта не понимал. Виола, видя мое странное выражение лица, пробормотала ругательства и стала расшнуровывать корсет, чем вообще ввела меня в ступор. Повозившись немного, она спустила с плеч пышные рукава, а потом и платье до пояса. Мой мозг не мог свести воедино то, что я видел и то, что представлял. Тут мне пришла спасительная мысль, что я опять перепутал Виолу и Себастьяна, что они в последний момент по неизвестной мне причине поменялись местами. Поэтому я неуверенно протянул: - Себастьян? Мики? А как же Виола? ОН устало вздохнул. - Боже, Дик, соберись, не так уж и сильно я тебе врезал. Нет и не было никакой Виолы. С чего ты вообще это взял? Я отступил на шаг и уперся в стену. И так и сполз по стене вниз, плюхнувшись на пол. Действительно, с чего я взял? Я смотрел на Ники, и видел то, что должен был заметить сразу. Полную схожесть с Себастьяном - Мики, наличие кадыка и совсем не девичьи формы. Все: голос, манеры, круг интересов, которые я объяснял мальчишечьим окружением, на самом деле принадлежали парню. Ники. Доменику. Ники уловил в моих глазах приходящее понимание и кивнул. Потом развернулся и ушел. А я не стал его останавливать. Так и сидел на полу за пыльным задником и чувствовал себя так дерьмово, как только можно. * * * Виски давно закончились. Мне точно удалось отвлечь Майкла от его проблем. - Я не понимаю. - сказал он. - Не понимаю. Это нисколько не похоже на мою ситуацию. Вы заблуждались. Пусть сама по себе ситуация странная и даже немного фантастическая, но вы искренне заблуждались. - А знаете, все-таки иногда хорошо иметь в своем арсенале роль психотерапевта. Вы слышали о пяти стадиях принятия неизбежного? Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие. Я прошел их всех. И не по одному разу. Особенно затормозил на отрицании. Депрессия плохо сказалась на моей печени. Но когда дошел до стадии принятия - стало неимоверно легче. Вы сейчас застряли где-то на стадии между гневом и депрессией. Поторопитесь, не так уж и много времени у вас осталось. - Постойте, о чем вы говорите? - О том, что язык тела не лжет. О том, что если любишь человека, ни пол, ни разница в возрасте не станут препятствием для любви. О втором шансе, который я себе... нам дал. Я вернулся и добился Доменика снова. И поверьте, это было не просто. Особенно для двух бывших натуралов. И на этот раз у меня было время подумать над аргументами. И он все таки вышел замуж и родил мне ребенка. В некотором смысле, конечно. Я потянулся за пиджаком и достал оттуда бумажник. В его потайном отделении находилось моментальное фото моих мальчиков. Будучи на гастролях или съемках, я постоянно общался с ними по телефону или скайпу, но это маленькое фото, с которым я не расставался, грело мне душу. Майкл полез в сумку и достал небольшой альбом. - А это мой мальчик. Правда у меня нет его последних фото. Вот, везу ему, хочу оставить на память, ведь в семье должны быть фото на память? Со стороны мы наверное смотрелись сумасшедшими родителями, и скорее всего, в некоторой степени так оно и было. По крайней мере я безумно любил Доменика и Дэвида. - А ведь вы тезка моего... как правильно сказать... в общем брата мужа. Майкла. Мики. Между прочим, это чистая случайность, что Виолу играл Ники. На самом деле они бросили жребий. - Но ведь вы сами сказали, что Ники талантливее Мики. - Так оно и есть. Хотя они не оставляют попыток убедить меня в обратном. Только вот Мики актер, а Доменик - программист и зарывает свой актерский талант в землю. Я кстати, потом спросил, чем он так увлеченно занимался, когда мы с ним познакомились. Говорит, что писал одну хитрую и не совсем законную прогу, которая пошла на пользу всему студенческому братству. - А ведь вы тоже зарываете свой талант в землю! Из вас бы получился замечательный психотерапевт. Мне на самом деле полегчало. Мы пожали друг другу руки. И почти одновременно нас посетила мысль о своих близких. Майкл начал набирать номер в телефоне, а я извинился и ушел в ванную комнату. Звонить я не стал. Ники имел привычку писать программы и спать в самое неподходящее для этого время. Не хотелось его разбудить, поэтому я просто набрал sms с парой слов. Точнее, с одним. "Люблю". _________________________________ * Дюк (лат.) — герцог в романских языках. Герцог Орсино - герой комедии У.Шекспира "Двенадцатая ночь". ** Джон Китс, стихотворение "К неким молодым леди".