***
Стайлз отдается настолько искренне и с такой жаждой подарить удовольствие, что у Айзека захватывает дух. Хотя Айзек всегда забывает, как дышать, когда Стайлз лежит перед ним, распластавшись по темно-серому покрывалу. У Айзека есть маленькая фетишистская мыслишка - увидеть Стайлза, распростертого на черном шелке. Но шёлк - скользкий и холодный, а простое покрывало из серой мягкой шерсти - то, что нужно для комфорта. У Стайлза родинки по всему телу и трогательно выступающие тазовые косточки, которых Айзек благоговейно касается губами. Кончиками пальцев можно пересчитать все ребра и не нужно быть оборотнем, чтобы услышать бьющееся в клетке хрупких костей сердце. Стайлз - жадный экспериментатор, а Айзек - консерватор, хотя дело всегда в том, что Айзек боится не удержать контроль. Стайлз - чертов маленький фетишист, и Айзек такой же, но Айзеку страшно. Поэтому Стайлз контролирует Айзека, а Айзек удерживает Стайлза за горло, трахая его короткими, рваными толчками. И, когда оргазм близок, когда Стайлз с трудом фокусируется на лице Лейхи, он видит то, чего Айзек боится - там, в глубине голубых глаз цветет холодное приятие убийства, отсутствие боязни сломать чью угодно шею кроме той, которая сейчас в его руках. Айзеку тяжело и дурно от собственного ужаса и собственных мыслей, и Стайлз больше никогда не просит его о чем-то таком. Стайлзу не нужны эти игры, ему нужен только Айзек.***
В Айзеке тонна нерастраченной присущей ему нежности, и он аккуратно и ласково топит в ней Стайлза. Стайлз восхищенно захлебывается и окунается с головой, пропитывается и отдает взамен не меньше. Стайлз учится готовить паннакотту, потому что Айзек её обожает почти так же, как Стайлза. Айзек целует его пальцы, пропахшие сливками, ванилью и любимой Стайлзом малиной. Айзек целует его шею, спускаясь губами на грудь, поочередно прикусывает твердые соски, лаская языком. Айзеку нестерпимо хочется кусаться, даже десны чешутся. Хочется оставлять свои метки на нежной сливочной коже, но Айзек никогда не позволяет себе этого. Разве только засос на выпирающей бедренной косточке. Стайлз невероятно громко ругается, когда обнаруживает темное пятно на коже, но волчонок чувствует, чует, что Стайлз тащится от такого признания. Стайлз подтверждает эту догадку, постоянно касаясь этого места кончиками пальцев, а Айзек мечтательно улыбается, не глядя на него. Стайлз любит, когда Айзек улыбается. Раньше Стайлз пытался его смешить, но Айзек не смеется в ответ на шутки, а если и улыбается, то совсем по-другому - не так, как любит Стайлз. Поэтому Стайлз целует его утром за ухом, ловя у зеркала, лукаво глядя в отражение глаз; поэтому кончиками пальцев гладит по лицу, когда Айзек наклоняется над ним, чтобы поцеловать; поэтому порывисто обнимает, когда Айзек возвращается после полнолуния в его постель. Айзек после полнолуния пах лесом и сырой землей. Айзек устал и чувствовал себя тряпичной куклой, но Стайлз так невыносимо хотел его, что трахал его почти спящего, сладко постанывая в основание шеи, стараясь быть как можно тише - шериф спал через комнату.***
Бархатистые касания обуревающего безумия. Вожделение на грани с поклонением - это Айзек. Это Стайлз. Это дыхание и сердцебиение, сливающиеся в одно.***
Однажды Дерек говорит, что на неделю забирает стаю в поход. Дядюшка Питер хмыкает что-то и сваливает под бок к своему охотнику. Питеру удобно - Дерек не явится на порог Арджента ни под каким предлогом. Питеру единственному удается откосить от этой затеи альфы, а остальная стая предсказуемо делится на два лагеря. Стайлз же хочет встать с дивана, на котором он сидит вместе с Эрикой, пройти на кухню, взять там тяжелую чугунную сковородку, вернуться и отходить альфу куском металла. Потому что у Стайлза день рождения, - но Дерек об этом не знает - не помнит? - и он чертовски хочет в этот день своего парня - и пускай никто и не знает, что Айзек его парень. Айзек смотрит на своего альфу задумчиво и спокойно, выслушивая его короткие указания. Стайлз кипит как забытый на плите чайник, даже Дерек смотрит на него с недоумением. Стайлз бросает еще один короткий взгляд на Айзека, отмечая про себя всякие мелочи: длинные пальцы, отбивающие неизвестный ритм по подлокотнику кресла; ступня, уложенная на колено - разгильдяйская, но обворожительная поза; чуть поджатые губы и чуть прищуренные глаза - Айзек не в восторге, но возражать своему альфе не станет. Стайлз чувствует острую потребность подрочить - прямо сейчас, - и выскальзывает из лофта при первой возможности, запрыгивая в ДжиПи и отгоняя малышку на пару кварталов в самую глухую глушь, где не ходит никто и никогда. Только тогда рывком стягивает с себя джинсы, спускает трусы, откидываясь на спинку сиденья и медленно проводя ладонью по стоящему, сочащемуся смазкой члену, думая об Айзеке и его ошеломительно узкой глотке. Дверь машины закрывается с резким хлопком, и Стайлз по-девчоночьи вскрикивает, выныривая из омута предоргазменной неги. Айзек, запыхавшийся, разгоряченный, целует Стайлза в шею, в висок, в уголок губ, шепчет что-то и наклоняется к его паху, одним слитным движением вбирая член до самого основания, сжимая тугими мышцами глотки. Стайлз кончает, кусая свой кулак, чтобы заглушить восторженный крик. Айзек глотает сперму, начисто вылизывает обмякающий член, натягивая на одуревшего Стайлза трусы и джинсы, прижимается влажными горькими губами к приоткрытому рту Стайлза, получая жаркий похотливый поцелуй. Айзек говорит, что что-нибудь придумает. Стайлз не верит ему, но прощает заведомую ложь.***
Скотти пользуется своими правами истинного альфы - Скотти в авантюру с походом не ввязывается, а вот отца в день рождения Стайлза вызывают на ночное, поэтому шериф целует сына в растрепанную макушку, протягивая конверт с подарочными деньгами и редкий комикс с Бэтменом, и уходит, пообещав не задерживаться утром. Скотти уходит заполночь, по привычке выпрыгивая в окно, и Стайлз только закатывает глаза, шипя что-то про оборотней и двери. В целом все не так уж плохо. Стайлз уже проваливается в сон, когда кровать прогибается под еще одним опустившимся на нее телом. Стайлз улыбается, еще не проснувшись, тянет к Айзеку руки, счастливо вздыхая, когда волчонок подается под них, подхватывая Стайлза под поясницу и плечи, прижимая к себе, шепча всякие милые, влюбленные глупости. Стайлз раскрывается для него, зовуще стонет, смотрит безумно и притягательно-сладко. Стайлз выгибается, откидываясь на сильную руку, насаживаясь на крепкий член, отдаваясь так, как умеет только он. Айзек ни на секунду не прекращает целовать его, и, даже когда Стайлза трясет и выкручивает оргазмом, продолжает целовать дрожащие, раскрытые в возбужденном возгласе губы. Айзек дает Стайлзу передохнуть, ласкает его почти невесомо, давая успокоиться, и берет снова, укладывая набок, размашисто вдалбливаясь под другим углом, доводя Стайлза до безумия и громких страстных стонов. В третий раз Стайлз сам забирается сверху, опускаясь на возбужденную плоть, задавая свой ритм, надрачивая себе медленно и чувственно до тех пор, пока Айзек, тихо зарычав, не начинает двигаться так, как Стайлзу действительно необходимо. Вымотанный оргазмами, Стайлз тих и нежен, он обвивает шею лежащего рядом Айзека, шепчет "мой волк", и в его голосе слышится желание повторять эту же фразу для Айзека и через пять, и через десять лет. Айзек целует спящего Стайлза в переносицу, аккуратно выскальзывая из постели за полтора часа до рассвета.***
Когда стая возвращается в город, Айзек на первом же собрании в лофте тянет Стайлза к себе, собственнически обнимая за талию, и нежно целует человека в висок, на миг прикрывая глаза, наслаждаясь его запахом. Стайлз заливается жарким румянцем, отводя взгляд, а потом разворачивается к Айзеку, влажно и жарко целуя его в губы. Эрика удивленно присвистывает, Скотти закрывает лицо рукой, Дерек возмущенно выругивается. Стайлз счастлив. Айзек счастлив.