Но это будет нашим секретом...

Гарри, а что такое влюбленность? Неправильно, чертовски неправильно влюбляться в девочку, которая младше тебя на целых двенадцать лет, которая еще буквально вчера бегала тут и там в своей красной юбчонке по изнанке картинной галереи, испуганно прячась за спину при любом шорохе с соседней картины. Неправильно, ведь он помнит, как учил ее читать, как они покупали вместе новые учебники для подготовки к экзаменам, как он кормил ее мороженым в парке аттракционов. До предела неправильно, насколько только возможно, хотя прошло уже целых восемь лет, хоть ей уже целых семнадцать, хотя она уже совсем не ребенок, а нечто другое... гораздо более сложное, неподдающееся описанию. От одного взгляда на Иб у него перехватывает дух, и легкое покалывание в пальцах не дает усидеть на месте. К щекам сама собой приливает кровь. Гарри горит, и ему кажется, с каждым днем отчетливее, что этот жар предрекает весьма печальный конец для его души. Он не может себя контролировать. Иб... она лучшая из всех. И в этом заключается самая главная проблема. Она спрашивает тихонько, но Гарри закладывает уши так сильно, что он не сразу разбирает слова, скорее догадывается о смысле произнесенного, прочитав по губам. По губам в чертовых миллиметрах от его собственных. Обычный день, ничего такого не должно было происходить, совсем ничего такого... На улице четвертый день весны, но почему-то отвратительно холодно, да и прогулку испортил разыгравшийся ливень. У них не было при себе зонта или на крайний случай какой-нибудь куртки, хотя бы самой легкой, и хотя бы у одного, потому пришлось срочно укрыться в ближайшем доме. В небольшой квартирке, которую снимал Гарри на те скудные средства, что может получать молодой художник, если можно назвать таковым почти тридцатилетнего мужчину. Иб сказала, что заварит чай и ушла на кухню, сам Гарри улегся на диван и выкурил ровно половину сигареты, потушив ту в пристроенной в вмятине на подлокотнике пепельнице. И, вероятно, задремал, расслабившись под беспорядочные удары ледяных капель, под шум возни своей юной подруги... Он очнулся от резко прибавившегося на нем веса. Дыхание перехватило, так как что-то острое уперлось точно в грудь, прямо в ребра. Гарри резко открыл глаза и увидел Иб. Девушка сидела на нем, несмотря на юбку, несмотря на всю непозволительность этого положения, и подперла лицо ладонью. Ее локоть и доставлял большую часть неудобств... Гарри сглотнул. Иб все еще была мокрая, начиная от чулков, на которые попадали брызги во время их беготни и прыжки через лужи, и заканчивая плотной белой блузкой. Плотной, если бы не столько впитавшейся в нее воды, добавил про себя художник, сильнее стискивая зубы. Гарри всегда чего-то боялся: куклы, манекены, понижение зарплаты или повышение тарифа на жилье. Но с недавних пор его главным кошмаром стали женщины. Одна единственная женщина, если уточнить... – Гарри, а что такое влюбленность? – почему она спрашивает таким беззаботным тоном? Гарри начало трясти. Ему хочется убежать и спрятаться под тот самый треклятый диван, прикрывшись мольбертом. – Почему ты молчишь?.. В глазах Иб так отчетливо читается надежда, так ярко. Это делает ему больнее во сто крат, и в воспоминаниях всплывает роза. Иб похожа на нее. Она бывает такая угрюмая, словно бы колючая, и одним словом скажет то, чего не выразит Гарри. Но в то же время она все еще ребенок, хрупкий и дьявольски нежный, до которого нельзя дотрагиваться... слишком легко сломать, осыпать только-только раскрывшиеся лепестки. Но вместо того, чтобы подчиниться здравому смыслу, Гарри понимает, через сколько они прошли, думает, что если этот ангел уйдет к кому-то еще, пусть более молодому и достойному, он не переживет. Просто не вынесет жизни, если в ней не будет ее недоуменного взгляда и чуть поджатых губ. Поэтому он ласково переплетает свои и чужие пальцы, перебирая инстинктивно цветные пластиковые колечки, которыми те унизаны, после поднимает кисть к себе, целуя в районе запястья, где немного виднеются вены. Слабо, лишь из-за того, что кожа чересчур бледная и тонка. Приятная на ощупь, как чистое полотно. – Знаю... – и еще немного времени затрачивается на то, чтобы сипло, рвано, едва слышно и вместе с тем оглушающе громко выдохнуть, – извини. Иб сама наклоняется к нему, целуя уже так по-взрослому, и Гарри искренне радуется тому, что ее поцелуй такой неумелый, действительно первый. Это плохо, колоссально плохо, и где-то на небесах уже загнивает отдельный отведенный ему уголок, но совершенно плевать, когда собственный привкус дешевеньких сигарет смешивается с ароматом лимонных леденцов. Непередаваемая симфония совместного звучания запахов, таких разных, как они сами. Гарри свободной рукой тянется к воротнику рубашки, расстегивая сразу три верхние пуговицы, потому что с ними невыносимо жарко, а задохнуться в такой момент никак нельзя. Иб думает, что это какая-то обязанность, о таком она только немного читала в интернете, боясь узнавать подробности, и следует его примеру. Зря. Эти верхние пуговицы многое решают за самого Гарри. Иб стала девушкой, а значит многое отличает ее от той мальчишеской угловатости, которую помнил по своей недальновидности этот мужчина. То, что он видит... налившиеся румянцем щеки ярко контрастируют с выкрашенными в фиолетовый волосами. То, что он видит вызывает не те ощущения, ненужные... или наоборот? Он запутывается окончательно, однако взгляд тепло-карих глаз этой красавицы заставляет выкинуть мысли из головы прочь. Он любит ее, он давно сказал ей об этом, пусть в иной форме: «Ты дорога мне», «Оденься потеплее, а то заболеешь», «Останешься сегодня у меня подольше? Можем поужинать вместе сладостями...» Когда он увидел в ней не только объект абсолютной влюбленности, но и женщину? Окончательно – только сейчас. Гарри переворачивает ее на спину, целует глубже, сильней, уверенней. Но не так, чтобы навредить или напугать сильнее. Ее тонкие руки приобнимают его за шею, тянут плотнее, и между двумя телами не остается никакого просвета, они настолько плотно прижаты друг к другу, словно стали целым. Действительно целым. Иб слегка елозит под ним, Гарри трясет все сильнее, но он не хочет терять разум, нужно не так... он хочет сделать все правильно, ведь это не просто занятие чем-то физическим. Он хочет навсегда остаться с ней и отныне не говорить «до встречи». Пусть вся дальнейшая жизнь будет одной неразрывной встречей, пусть будет так, и за это Гарри готов расстаться даже с какими-то привилегиями перед лицом Всевышнего. – Тебе страшно? – его настораживает сбившееся дыхание и отведенный взгляд. Ему видится в этом дурной знак, ведь вполне вероятно, что где-то был допущен промах. – Я люблю тебя, Гарри. Сильно-сильно люблю. – Я тоже, Иб, – он наклоняется к ней, покрывает поцелуями шею, открывшуюся часть ключиц, чуть ниже. Он останавливается и смотрит прямо ей в глаза, и его взгляд – это взгляд родного, простодушного бравого рыцаря, взгляд ее Гарри, и ничьего больше. – Я тоже тебя люблю так, как никого и никогда больше. Он никогда не оставит ее, особенно после того, как Иб сама пожелала этого. Гарри расстегивает ее блузку полностью, и на секунду окидывает взглядом эту картину. Нет, рисовать такое он не станет, но запечатлеть в голове образ никто помешать не в силах. На ней похожая на ту самую алая юбка, правда, эта чуть короче, и при ходьбе ее приходится намного чаще поправлять, черные чулки, белоснежное белье. Гарри дико смущается, словно он вообще впервые с девушкой, но руки уже сами, как заведенные, расстегивают на удивление слабенький замочек, и поднимают лиф вверх. Глаза прикрываются настолько, что для обозрения остается небольшая полоса, через которую все кажется каким-то размытым, но так лучше. Будь по-другому – Гарри окончательно чокнулся бы. Уже основательно и до победного конца. Иб ждет, кусает губы и все-таки не выдерживает, тянет его на себя снова, одновременно перекладывая одну из ладоней, до этого сжимавшую ее руку, на грудь. От неловкого движения соскальзывает пара колец, с неясным то ли звоном, то ли шорохом слетающие на пол, закатываясь под диван в царство пыли. Пружины натужно скрипят. Ливень усиливается, на кухне остывает заваренный зачем-то чайник... Гарри остается в одежде, так как по его мнению, для большего — чересчур рано и поспешно. Но доставить удовольствие Иб этот факт не мешает. Губы переходят на грудь, и девушка при этом так резко вздыхает, что от ужаса мужчина отстраняется настолько резко, что едва не падает вниз. «Что-то не так?.. Ох, я не знаю, Иб...» «Глупенький» Она звонко чмокает его в нос. И он продолжает. Вскоре юбка становится задранной чуть выше, Иб льнет к нему, шепча что-то на ухо, оставляя ожоги на шее своим порывистым дыханием. Иб так похожа на розу, и, скорее всего, поэтому Гарри так аккуратен. Ему все равно, если он сам изрежется в кровь, но если надломится хотя бы один шип... Нет. Он бережно укладывает девушку, стараясь втиснуться рядом, когда по ее телу проходит сильная дрожь и тело слегка выгибается, сильней обычного... В комнате тихо. Ливень закончился, а значит скоро позвонят родители и попросят отвести их ненаглядную дочурку домой, ведь уже начинает темнеть. Они крайне беспокоятся за нее, но при том позволяют гулять с Гарри, с взрослым, чужим мужчиной, невесть откуда взявшимся несколько лет назад. Попросту они чувствуют в нем тоже самое, что и большинство – рыцаря. Человека, который в силу своего характера не способен причинить кому-либо вреда, особенно ей. Иб. Только отец в последнее время заставал свою дочь в слезах слишком часто, и шестым чувством он догадывался, кто является причиной ее бед... но ничего не говорил вслух. Так надо. В комнате было тихо. Иб перебирала неровно окрашенные пряди самого лучшего в мире человека, Гарри обнимал за талию точно такую же, опасно балансируя на краешке скромного предмета, предназначенного, вроде как, для сна одного человека. Надо начинать собираться, но тут Иб словно отходит ото сна. – Почему ты... – Ты еще слишком маленькая, – и предсказывая возможные упреки, – не ребенок. Но пока не время, Иб. – Гарри... – тонкий голосок привлекает все внимание, концентрирует его на себе до последней крупицы, – ты когда-нибудь будешь моим? – Мужем? – со счастливой улыбкой осведомляется тот в ответ. – Нет. Просто моим. Полностью, – в глазах этой маленькой плутовки скачут искры, но и радости в них отнюдь не меньше. – Прошу. – Уже, милая моя, уже и давным-давно, – но, спохватившись вовремя, Гарри в который раз наслаждается нежным лимонным вкусом. – Но только давай пока что это будет наш секрет от родителей? В комнате было очень тихо, даже если учитывать шепот. Но теперь она в одно мгновение наполняется искренним смехом двоих, звучащим по-настоящему в унисон...