Сегодня я уже не вернусь

Всего на данный момент нас было тридцать человек. Совсем немного, но вполне достаточно для небольших операций, которые мы и выполняли. Я не помню всех, так как лично и не был знаком со многими из моих напарников, о чем жалел каждый раз. Многие из погибших оставались лишь товарищами, о которых я не знал ничего, кроме их имени или же даже прозвища. Да, бывало и такое. Помню одного паренька по прозвищу Баррл*. Милый, добродушный толстячок, на которого не действовала эта угнетающая обстановка. Он не был хорошим солдатом, но зато повар из него был отменный. А его шуточки во время костра не знали себе равных. Он всегда мог поднять другим настроение и утешить в трудную минуту. Тяжело было представить, что с таким человеком может что-то случиться. Но судьба — та еще скотина. Она часто забирает тех людей, без которых мир становится хуже. До сих пор дрожат коленки, когда я вспоминаю его лица. Я не знаю, что тогда произошло, так как был на задании. Вернулся, когда уже все было кончено. Я отчетливо помню его бледное перекошенное от ужаса лицо и руки, прижатые к животу, словно он хотел засунуть обратно вываливающиеся кишки. Говорят, что в лагерь упала бомба, аккурат возле полевой кухни. Но какое это сейчас имело значение? Похоронили мы его на небольшой опушке. Все пытались вспомнить его имя, спросить у командира, но и тот лишь печально пожимал плечами. Как оказалось, Баррл попал в отряд случайно, когда мы проходили через его разрушенную деревню. Вся его семья сгорела, но он каким-то чудом выжил. Не зная, что теперь делать, парень попросился к ним. А что же касается его имени... Тем, кто спрашивал, он всегда с улыбкой говорил, что однажды, когда закончится война, он откроет свою пекарню и позовет всех нас к себе. Тогда-то и расскажет, как его зовут, за чашечкой душистого чая и свежеиспеченого пирога. Но... У Войны свои взгляды на жизнь. Она решила все за нас. И таких людей, как Баррл, было достаточно. Сегодня, на счастье всем солдатам, день был мирный и тихий. Хотя стоит ли употреблять слово «мир» в подобных обстоятельствах? На войне оно было каким-то заоблачным, фантастическим. За все время, что мы провели в этом аду, главным и важным стали лишь товарищи, приказы и враги, которые должны были умереть, захлебываясь собственной кровью, дабы хоть как-то отплатить за погибших друзей. Да, может, это и выглядит на вид ужасно, но каждый из нас мстил за своего друга или же семью, желая павшим жуткой смерти. Мир стал для нас чем-то далеким, как для грешника — рай. Но и в своем мирке мы смогли найти то, что являлось бальзамом для раненых молодых душ. В такие минуты затишья каждый занимался чем-то своим, отдаваясь зову сердца. Вот только желания находились в прочных оковах правил, которые, как бы это не было прискорбно, приходилось исполнять. И только потом, когда день уже будет на исходе, а на небе трон власти займет Луна со своими подданными, лежа бок о бок с другом, в полной тишине мы думали о том, что это затишье может принести за собой бурю. Но война — это война. У нее нет хороших сторон, как бы не утверждали другие. Разве хорошо то, что добыто кровью других? В ней нет и победивших, лишь побежденные... Мы все потеряли то, что нам было очень дорого. Мы заранее проиграли. Пусть и не врагам, а самим себе. И какая разница, что мы лишь защищаем свою страну? Может, хоть кто-то объяснит мне? Конечно, если я хоть с кем-то поделюсь своими мыслями, то меня за них просто расстреляют. Ну а что такого-то? Я же человек, мне многое может быть неясно. Зачем эти войны? Эти смерти? Почему из-за чей-то там прихоти мы должны жертвовать своими близкими? Но страшно даже не все это... Как и на любой войне, здесь приходилось убивать. Многие становились хладнокровными убийцами, а кто-то терял рассудок. Вторые чаще погибали в боях или же совершали необдуманные поступки, которые так же вели за собой смерть. Все остальные в той или иной мере были убийцами. И какая разница, что убитый — враг? Он же тоже чей-то брат, сын, отец. Мир наш в одночасье изменился, стал совершенно другим. И привыкать к нему пришлось быстро, чтобы он не поглотил тебя. Именно поэтому очень многие просто закрывались в себе. Порой казалось, что тебя окружают лишь машины для убийства, для которых спокойное время было невыносимой пыткой. Слишком они привыкли к взрывам и к крикам, к оружию и крови на руках. Такие люди были опасны и для своих, ведь мало ли что взбредет им в голову, дабы утолить голод крови. Хотя я, наверное, все слишком приукрасил. Не все же такие плохие и черствые, так? Что-то со мной не то. Может, я тоже потихоньку схожу с ума? - Костик! - неожиданный крик в ухо напрочь сбивает с мысли. Стряхнув с себя пыль раздумий и полного негодования, отрываюсь от несчастной травинки, которая чуть ли не на все ее составные части была изгрызена, и с полным спокойствием смотрю на раздраженное лицо товарища. - Ты чего в ухо орешь? Я и так прекрасно тебя слышу. - Ага, слышит он. Опять небось в размышления погрузился. Я пять раз тебя звал, даже перед лицом махал, как умирающая птица, а ему хоть бы что. Так и войну прозевать можешь. - ответил друг, присаживаясь рядом и хлопая меня по плечу. - Эм... - ну что тут сказать? - Разве что немного. Да, совсем чуть-чуть. - Да уж, можешь и не рассказывать про свое немного. Хватит рассиживаться, пошли на речку. - Ты что, с дуба рухнул, Стас? Вафля нас тогда точно убьет. Вспомни прошлый раз. - Да ладно тебе, - протянул брюнет, радостно вздохнув и рухнув головой мне на колени. - Все не так уж и плохо вышло. Речка-то всего в ста метрах от лагеря. К тому же, что с нами случится-то? Мы уже завтра возвращаемся к своим, а там, глядишь, и к дому поближе отправят. - Да вот именно, что завтра уже домой. Не нужны мне проблемы. Ты же знаешь Вафлю. - Так вот, значит, как вы меня называете, - раздался бас позади. - Что ж, рад, что наконец услышал! - Товарищ капитан?! - наш со Стасом голос смешался в один, что, видимо, позабавило Вафилионова (а именно такая фамилия у капитана). Да кто же знал, что он подкрадется так неожиданно? Конечно, мы втроем были друзьями еще с детства, несмотря на различие в возрасте, но сейчас было совсем другое время, а значит, мы могли и огрести нехило. Никогда еще так резво мы не вскакивали на свои две. - Да ладно, успокойтесь. Если честно, давно уже знаю об этом. Я вот что хотел... Стас, ты же потом домой поедешь? Можешь матери моей письмо передать? А то что-то неспокойно на душе. - А... Да, конечно, нет проблем. А ты разве не... - Дядя Костя! Товарищ капитан! - внезапно услышали мы звонкий голосок. В нашу сторону бежал тринадцатилетний Ванька из небольшой деревушки, недалеко от которой мы и разбили лагерь. Мальчик был весь в грязи, из волос и одежды торчала солома и трава. Он был не просто чем-то встревожен, а напуган. Причем очень напуган. - Немцы! - кричал он, продолжая бежать к нам. - Они идут к нашей деревне! - Не может быть... - прошептал Вафля, сорвавшись с места и уже через пару секунд крепко держа плачущего Ваню за плечи. - Костя, Стас, уведите всех, кто может идти, подальше отсюда. Бегите к нашим! Мы постараемся задержать! - крикнул он после быстрого расспроса мальчика и побежал к отряду. Я хотел было оспорить его решение, но под хмурым и серьезным взглядом Стаса не смог произнести и слова. Оставив Ивана на месте, мы вдвоем побежали в деревню, расстояние до которой было около двухсот метров. Как сказал паренек, фашисты и правда неспешным шагом двигались на поселение. Кто-то из них громко пел и смеялся. Наш же отряд из восемнадцати человек рассредотачивался возле построек; командир отдавал последние распоряжения. Людей здесь было не особо много. В основном дети, подростки, женщины и пожилые. Брать с собой всех было опасно. Это понимали и старожилы, которые, вооружившись вилами и ружьями, пристраивались к солдатам, решив погибнуть на своей земле, дав возможность уйти остальным. Поступок был храбрый, но думать сейчас над несправедливостью этого мира у меня не было времени. Подталкивая детей, мы бежали в сторону леса, где можно было укрыться за стволами деревьев. Женщины и ребята постарше брали совсем маленьких на руки, так как те не поспевали за всеми и часто падали. Позади уже начали раздаваться крики, взрывы и автоматные очереди. В одночасье это спокойное местечко превратилось в поле боя, где не оставалось пленных и раненых. Фашистов было куда больше, поэтому полагаться на своих было нельзя. Несколько немцев, приметив нашу компанию, бежали следом, стреляя по ногам. Помню, как женщина без крика упала прямо передо мной. На синем платьице расплывалось бурое пятно. - За что?! Весь зареванный Ванька ждал нас на пригорке. Та женщина была его матерью. Но жалеть и утешать не было времени. Вот он - мир! Крики и визги вперемежку с выстрелами противно резали по ушам, не прекращаясь. Нескончаемый бег продолжался. - Костя! Константин, стой!!! - закричал Стас, который все это время замыкал толпу, подгоняя отстающих. Обернувшись, я посмотрел на его побледневшее лицо и остановился, скомандовав остальным продолжать путь. Станислав был другим. В глазах не было страха, как каких-то пять минут назад, руки его не дрожали. Пересохшие губы, помутневший взгляд и рука на груди привели меня в ужас. - Я больше не могу... - прошептал он, тяжело дыша и садясь на землю. - Ты должен бежать! - Я тебя не оставлю! - Костик, ты должен... - Нет! - Ты должен довести их! Посмотри, они же дети! Я уже не смогу бежать, я буду лишь мешать вам. Послушай меня, дурак. Прошу, ради тех, кто остался там, ради Вафли, ради товарищей... Ты должен спасти их, слышишь? Беги! - Стас... - я не мог ничего сказать. - Ради меня, друг... Беги. Я не мог сказать ни слова. Глаза застилала пелена слез, а в горле застрял огромный ком, из-за чего казалось, что меня просто разорвет на части. Шаг за шагом я начал отходить назад. Все это было неправильно. Почему все должно быть именно так? Почему я должен оставлять друзей здесь и бежать с совершенно чужими людьми куда-то? Станислав, не говоря ни слова, прислонился спиной к дереву, что стояло позади, перезарядил оружие и начал стрелять по приближающимся врагам. Я бежал. Не помню, как я догнал деревенских, не помню, как объяснил им произошедшее, и объяснил ли его вообще, но... Я бежал. Мы бежали. К этому моменту нас стало куда меньше. - Дядя Костя, мы не убежим далеко, - вновь подал голос уже успокоившийся Иван, который все это время, оказывается, бежал рядом. - Мы сможем. Мы должны. Да я вообще не знаю, что мне делать! Я просто бегу, как и все. Мне страшно. Мне больно. Они все там, а я бегу с какими-то детьми. Я не хочу. Ненавижу эту войну! - Здесь недалеко бо... Болото есть. И я знаю путь, - вновь голос Вани, который пробивается в сознание, словно нож в сливочное масло. Болото? Ну и зачем мне это знать? Чем болото может нам помочь? Мы же все утонем. Нет, стоп. Ваня знает путь. А это значит... Точно! - Ваня, милый, - начал я, обернувшись на миг назад, дабы проверить обстановку. - С этой минуты ты становишься главным, ясно? Я отвлеку их, а ты поведешь всех через болото. Только осторожно. Пойдете на восток. Если не собьетесь, то будете уже к вечеру у наших. Расскажешь, что произошло. Это приказ. Я в тебя верю, Иван. Не дожидаясь ответа, как это со мной сделал и Стас, я свернул с дорожки в другую сторону и, пробежав метров двести, сделал первый выстрел, привлекая внимание немцев, которые, словно псы, продолжали охоту. Время начало замедляться. Каждое дерево теперь казалось одним и тем же, словно я бродил по кругу. Хотелось просто остановиться, приставить дуло к виску и нажать на курок. Я ничего уже не соображал. Может, за всеми мыслями, которые никак не хотели покидать меня, и правда свихнулся? Нет! Что я говорю?! Я дал слово, я должен их спасти. Нужно просто отвести этих отморозков подальше. Я устал. Ноги заплетаются и не хотят идти. Еще немного... Ну пожалуйста... Мне нужно увести от них преследователей. Я дол... Жуткая боль в груди. Не понимаю, что происходит. Тело делает еще пару шагов и падает вниз. Тяжело дышать. Вот так я и умру? Я правда ранен, или мне все просто кажется? Может, я просто сплю? Как тогда. Нет... Мне больно. Во сне нет боли, а тут все иначе. Кто-то стоит возле меня, заслоняя от таких теплых и нежных лучей солнца. Ругаются, но я не понимаю, что говорят. Может, потому все ушли? Может, у меня получилось?! Да, так и есть... Я в это верю. Хах... Все так забавно. Совсем недавно мы все думал о доме представляли, как вернемся а сейчас... Лежим в сырой земле. И кто знает, закопают ли нас так же безымянными, как того Баррла? Узнает ли семья о нас? Прости, мама... Сегодня я уже не вернусь. * Barrel — бочка (анг)