You got me faded, faded, faded (Baby, I want you)

Луи слегка подрагивает, стоя за кулисами, как это обычно бывает перед выступлениями, испытывая приятный мандраж вместе со страхом перед тем, что на него будут смотреть тысячи глаз, впитывать каждое его отточенное движение бёдрами. Он медленно разминает кисти рук и голые стопы, которые пока ещё спрятаны в идеально белые тапочки, чтобы не замёрзнуть. Тоненькая прозрачная мантия чёрного цвета с поблёскивающими синими нитями гладит кожу приятной тканью, рассыпается накидкой, собирается в гармошку, когда Луи сгибает руку в локте. Штаны из такой же лёгкой и тёмной ткани облегают пышные бёдра, которые скрывают чёрные шорты под ней. Его обнажённая грудь прерывисто вздымается, когда Луи нервно вздыхает, слыша слова: «До выступления одна минута!» Кажется, что влажные, разбросанные по лбу неаккуратные пряди, прилипают ещё больше из-за страха и появившейся испарины. — Через две минуты я буду вместе с тобой петь о том, как я пьян от любви, Луи, детка, успокойся, — мягко и тихо, чтобы никто не услышал, успокаивает Гарри, поглаживая плечи, скрытые тканью, стоя сзади. — Каждый раз для меня, как первый, ты же знаешь, — в той же манере отвечает Луи, всё же успокаиваясь и расслабляя натянутые мышцы. Одного прикосновения Гарри достаточно — и шатен уже ничего не боится и даже рвётся показать всем лишний раз свой талант к пению и завораживающим танцам. — Я знаю. А ещё я знаю, что каждый раз ты выступаешь безупречно. — Гарри чмокает Луи во влажные волосы на затылке, пахнущие кондиционером и чем-то ещё, чтобы волосы оставались влажными как можно дольше, потому что, выступая с песней «Drunk in love», всегда используется искусственный ветер для придания лучшего эффекта, когда Луи танцует в своём прославившемся смелом наряде. Луи глубоко вдыхает и выдыхает, читая про себя молитву на удачу. Это уже привычный обряд перед каждым важным мероприятием, где нужно выступать. Это придаёт Луи сил, успокаивает, и после этого он точно знает, что у него всё получится «безупречно», как всегда говорит Гарри. — Луи, твой выход! — громко зовёт менеджер, подзывая певца к подъёмнику со стулом посередине, который поднимет его сразу на сцену. К Томлинсону подбегает стилистка, поверяя напоследок, хорошо ли лежат волосы, хотя Луи не понимает, зачем это нужно, если во время танца они растреплются и будут раскиданы хаотично. Шатен скидывает тапки куда-то в сторону, чувствуя кожей холодный бетонный пол, и движется к лифту. Он изящно перекидывает ногу через сиденье стула и кидает любящий взгляд на Гарри, который крутит в этот момент свой микрофон, слабо улыбаясь, и Луи знает, что этой улыбкой Гарри говорит сразу так много, сколько нельзя сказать за одну минуту. Луи медленно поднимается на сцену, следя, как под ним пропадает закулисный холл. Он сел в позу спиной к зрителям. Стопы натянуты, касаясь пола лишь пальцами, позвоночник идеально ровный, руки лежат на спинке стула, ноги широко расставлены. В полной темноте мелькают иллюминации, но лишь на секунду, чтобы показать зрителям, что артист уже готов, и выступление начинается. Всем присутствующим в зале показывается фигура Луи в искусственной синеватой дымке, сопровождаемая первыми секундами песни. В следующий момент свет снова мелькает в такт музыке, освещая силуэт по очереди со всех сторон, дразня зрителей пару-тройку секунд, а затем всё снова затухает. Луи подносит микрофон к губам и начинает лениво, но при этом не слишком медленно петь первые слова, вылетающие непозволительно идеально, чётко и мягко. Свет снова мелькает, очерчивая фигуру Луи. — I've been drinkin', I've been drinkin', — слегка низко пропевает Луи, а затем выгибается спиной к зрителям, держась за спинку стула. — I get filthy when that liquor get into me. Он поднимается обратно и поёт чётче, выговаривая каждую букву, готовясь к тому, чтобы рывком повернуть лицо к сидящим в зале. — I've been thinkin', I've been thinkin', why can't I keep my fingers off it, baby? I want you. — Луи резко разворачивает голову, слегка щурясь от малиново-красного цвета софитов на своём лице, и выглядит это так, будто он хочет показать всем свою сексуальность. — Na-na-a-a-a, why can't I keep my fingers off you, baby? I want you. — Его стул медленно движется по часовой стрелке на сто восемьдесят градусов, пока он поёт эти строчки. Луи поёт, выгибаясь, делая резкие движения руками в такт музыке, — каждое его движение настолько безупречно отточено, что самые опытные танцоры завидуют его пластике. Запястья крутятся мягко, что совсем не соответствует быстрым и ловким пальцам, которые порхают на поверхности холодного железа спинки стула. Вспышки света, кажется, ослепляют зрителей, которые на мгновение теряют из виду силуэт Луи, хотя смотрят на него в одну точку, не отрываясь. — You got me faded, faded, faded, baby, I want you, na-na-a-a-a. — Луи поднимается на ноги, слегка выгибаясь в спине, чувствуя, как тонкая накидка плывёт по загорелой коже, спадая подолом немного вбок. Смотрящие за выступлением впервые замечают на мантии перелив всеми оттенками синего. Волосы Луи спадают тонкими волнистыми прядками на глаза, что слегка мешает, но он продолжает держать непоколебимый сексуальный взгляд, смотря прямо в камеру, которая его снимает. Механизмы продолжают медленно вращать Луи по кругу, пока он опирается на стул, легко покачивая бёдрами. — Can't keep your eyes off my fatty, daddy, I want you, na-na-a-a-a. Drunk in lo-o-ove. — На этих нотах Луи снова садится на стул, снижая голос. Возможно, его пение слишком сексуально для телевидения, кишащего цензурой, но Луи всё равно, он умело играет голосом, заставляя людей невольно покачиваться в такт. — I wa-a-ant… — нежно поёт Луи, откидывая голову назад, а затем звучит похрипывающим, но громким голосом: — We woke up in the kitchen sayin' “How the hell did this shit happen?” Oh, baby! — Он слегка улыбается на этих словах, вспоминая Гарри, закрывает глаза в наслаждении, но лишь на пару секунд. — Drunk in lo-o-ove, we be all night. — Луи медленно ведёт ступнёй по ножке стула, гладя металл, приятно охлаждающий кожу, выгибается в спине почти горизонтально полу, доходит до уровня, где начинается сиденье, и опускает ногу вниз, зная, что зрители ожидали, что он доведёт ногу до вершины спинки стула и перекинет её на другую сторону. Все так думают сначала. Гарри на этом попадался не раз, репетируя это выступление вместе с Луи. — Last thing I remember is our beautiful bodies grindin' off in that club. — Луи быстро перекидывает ногу через спинку стула, оказываясь спиной к аудитории, резко разворачивает голову вбок, пока платформа крутит его на стуле, разворачивая корпусом к зрителям, и поёт почти надрывно, но чисто и великолепно: — Drunk in lo-o-ove… Луи резко встаёт, вместе с ним начинают ярко сверкать софиты, словно воспламеняя Луи в белом огне, и он начинает танцевать и петь, улыбаясь, умело тряся бёдрами, но при этом не слишком пошло, потому что «слишком пошло» может существовать только для одного человека и в приватной обстановке. А пока ему громко аплодируют и восхищённо кричат, но все звуки перебивает приставучий бит и ошеломляющий голос Луи. — We be all night, lo-o-ove, lo-o-ove, — протяжно поёт Луи, вытягивая каждую ноту идеально, удерживая нервы каждого присутствующего. — We be all night, lo-o-ove, lo-o-ove. — И он поворачивается спиной к зрителям, продолжая двигаться вместе с музыкой, невзначай смотря назад через плечо, пока его полупрозрачная мантия переливается синими огнями, издалека напоминая капли росы на листьях жакаранды*. Его голос звучит даже лучше, чем в студийной записи, издавая рычаще-кричащие ноты на доли секунды. — We be all night, — медленно и низко пропевает Луи, снова садясь на стул лицом к зрителям, — and everything alright, no complaints from my body, so fluorescent under these lights. — Искусственный дым переливается из красного в пурпурный, а затем в фиолетовый из-за прожекторов, а Луи продолжает петь, хотя это больше похоже на реп, и ему это всегда чертовски сильно нравится в этой песне. — Boy, I'm drinkin', park it in my lot 7-11, I'm rubbing on it, rub-rubbing, if you scared, call that reverend, — каждое слово слетает с его губ без запинки, порой слишком быстро, чтобы понять их смысл, но каждый в этом огромном зале знает, что Луи поёт очень грязные и провокационные вещи для средств массовой информации, пока сидит на этом стуле слишком развязно и по-хозяйски. И это опять же иллюзия. Это игра, это шоу, и Луи знает, что по-настоящему грязные вещи будут происходить на заднем сидении из затонированного автомобиля или за дорогими дубовыми дверьми их номера в отеле. Он сверкает глазами и немного предвкушающе улыбается, думая об этом, пока его профиль снимают на камеру крупным планом, что будет идеально выглядеть в записи. — Boy, I'm drinkin', I'm singin' on the mic till my voice hoarse, then I fill the tub up halfway then ride it with my surfboard, surfboard, surfboard. – Платформа снова начинает крутиться, а свет раздражающе сверкать, скрывая от присутствующих половину движений Луи на стуле. Но ведь так и было задумано. К чёрту, все они могут это посмотреть в повторе по CBS*. Луи поднимается на ноги и начинает раскачиваться, помогая себе руками, создавая плавные движения из стороны в сторону со словами: — Graining on that wood, graining, graining on that wood, I'm swerving on that, swerving, swerving on that big body, been serving all this, swerve, surfing all in this good, good. — Он перестаёт изгибаться и двигать бёдрами, поправляет растрепавшиеся волосы, которые лезут в глаза, задорно посмеявшись в микрофон, будто он только что рассказал об их сексуальной жизни, но при этом никто никогда не узнает подробностей. — We woke up in the kitchen saying’ "How the hell did this shit happen?" oh baby. — Луи изящно опускается на колени, водя руками по груди. — Drunk in lo-o-ove we be all ni-i-ight, — последнее слово растягивается дрожащей нотой, что звучит снова лучше, чем в студийной записи. Но в этом и есть преимущество живого выступления, не так ли? — Last thing I remember is our beautiful bodies grinding up in the club. – Луи встаёт на четвереньки, по-кошачьи выгибаясь, словно крадётся за снимающей его камерой, а затем садится и плавно ведёт рукой по своей талии. Его голова постоянно совершает резкие движения, заставляя влажные волосы рассыпаться неаккуратными прядями на лице, прилипая к острым скулам и лбу. — Drunk in lo-o-ove. We be all ni-i-ight, lo-o-ove, lo-o-ove. — Он слышит, как зрители ошеломлённо выкрикивают, когда он тянет невероятно кричащие ноты, которые можно назвать невозможными. — We be all ni-i-ight, lo-o-ove, lo-o-ove. — Луи встаёт на ноги, продолжая извиваться, и широко улыбается, что прекрасно слышно, потому что знает, что сейчас на сцену выйдет Гарри. И Луи сначала слышит его, а затем украдкой поглядывает в сторону, слева от него, и надевает маску холодной сексуальности на глаза, прожигая своей голубизной, словно чистейшая вода в озере джунглей. Ох, Боже, это любимый момент песни у Луи, потому что Гарри говорит грязные вещи, выглядя при этом ужасно строго и презентабельно в своём смокинге и чёрной бабочке. Непристойный реп. — Hold up! That D'USSÉ is the shit if I do say so myself, if I do say so myself, if I do say so myself, if I do say so myself. Hold up, stumbled all in the house time to back up all of that mouth. — Гарри впервые смотрит на своего мужа, на его губы, будто словами песни намекая, а Луи внутренне сияет, слыша голос Гарри рядом, зная, что может в любую секунду взять его за руку. — That you had all in the car, talkin' ‘bout you the baddest bitch thus far. — Гарри подмигнул Луи на этих словах, наблюдая, как тот слегка подтанцовывает, не отрывая глаз от любимого. — Talking 'bout you be repping that third, I wanna see all the shit that I heard. — Луи поворачивается спиной к залу, медленно вертя бёдрами. — Know I sling Clint Eastwood, hope you can handle this curve, uh. — Луи не удержался, подпел последнему слову и повернулся к зрителям снова, красиво мотнув головой так, что его волосы идеально разлетелись по голове. — Foreplay in the foyer, fucked up my Warhol, slip the panties right to the side, ain't got the time to take draws off, on site. — Гарри берёт Луи за руку и они медленно спускаются по ступенькам вниз, где находится сцена на уровне с гостями шоу. Луи качает бёдрами, чувствуя холодную глянцевую поверхность под босыми ногами. Успокаивающий низкий голос мужа наполняет Томлинсона какой-то непостижимой энергией, от которой ему хочется танцевать в такт музыке и каждому чёткому, словно стрела, слову. — Catch a charge I might, beat the box up like Mike in '97 I bite, I'm Ike, Turner. Turn up, turn up! — Они оба делают характерное движение локтями. — Baby no I don't play, — голос звучит хрипло, почти рыком отдаётся в горле, и по телу Луи проходит приятная дрожь, ведь он никогда не привыкнет к этому голосу настолько, чтобы забыть, что такое мурашки по коже от него, — now eat the cake, Anna Mae, — и вместе: — said, "Eat the cake, Anna Mae!" I'm nice, — шипит Гарри на последнем слоге, подходя к Луи и приобнимая его за поясницу, смотрит прямо в искрящиеся глаза, лукаво улыбается, зная, что Луи сходит с ума от мысли, что тёплая и большая ладонь мужа находится на его спине, и он читает свой чёртов реп только для него, вспоминая каждую деталь из их жизни, связанную с этой песней, — for y'all to reach these heights you gonna need G3, 4, 5, 6 flights, sleep tight. — Гарри прижимает мужа к себе ближе, пока тот всё ещё плавно качает бёдрами, слегка улыбаясь, а затем отпускает, чтобы Луи отошёл, потому что обниматься, почти тереться друг о друга прямо на глазах тысяч глаз, читая реп об их сексе утром, совсем неприлично. — We sex again in the morning, — Луи глупо хихикает в этот момент, уже повернувшись спиной к Гарри и отойдя на полметра, но потом всё же смущённо улыбается, — your booty is my breakfast, we going in. We be all night. Теперь Луи счастливо улыбается публике, движениями провоцируя их на танец, и говорит: — Пойте громче! Lo-o-ove, lo-o-ove. We be al ni-i-ight, — последние ноты поражают всех, настолько это звучит невероятно громко, сильно, величественно. У Гарри по коже появляются мурашки, и он ругается про себя, потому что сейчас Луи отдал самого себя без остатка — так он поёт только в том случае, если ему хочется, и всё идеально настолько, что вызывает эйфорию в его теле и душе. — Hey, hey! — Луи подкрадывается к Гарри сзади, становясь спиной к его спине, а музыка на долю секунды затихает, но не заканчивается, а затем он продолжает: — Surfboard, surfboard, surfboard, — Луи характерно извивается, что Гарри, несомненно, чувствует и делает плавные движения руками, изображая волны, — graining on that wood, graining, graining on that wood, — голос стал намного ниже, — I'm swerving on that, swerving, swerving on that big body, been serving all this, swerve, surfing all in this good, good. — И теперь Луи покрывается мурашками, потому что Гарри сзади него смеётся так бархатно и сексуально, что Луи хочет застонать. Томлинсон поднимает руку, будто поправляя свои волосы на затылке, но на самом деле он поглаживает голые участки кожи на шее Гарри, и, почувствовав тепло под подушечками пальцев, он мимолётно улыбается, а затем второй рукой гладит бедро, будто хочет сказать, как любит своего мужа. И все думают, что это точно конец песни, пока Луи не допевает: — Good, good. Зал взрывается аплодисментами, свистом, криками, потому что такого откровенного выступления точно никто не ожидал. Эта песня и танцы могут быть использованы противниками цензуры на телевидении, но на самом деле об этом никто не задумывается. Пара Томлинсон-Стайлс только что взорвала Грэмми, и Луи всё ещё удивляется, как он не покрылся ярким румянцем, а Гарри пытается ухмыляться чуть-чуть поменьше, зная, что самые откровенные подробности пресса будет обсасывать ещё месяц. И, если честно, всё отходит в густую тень, на второй план, потому что все мысли Гарри и Луи лишь о друг друге, лишь об их бесконечной, открытой, всепоглощающей любви, которая создаёт много свежих и красивых песен, а также вдохновляет каждого любить так, как это делают они.