Я все еще тебя люблю

- Ты просто не понимаешь, - в голосе девушки звучит металл. Она опрокидывает в себя рюмку аконитового виски, честно украденного из запасов Питера, не поддавшегося на очарование залитого слезами личика с потекшей тушью и размазанной помадой. Зря только портила макияж. - Я понимаю, милая, больше, чем ты можешь представить, - Стилински мягко и чуть сочувствующе улыбается, поглаживая ее плечо. Блондинка хмуро смотрит на него и молча пододвигает вторую пустую рюмку. Стайлз отказывается, Эрика второй раз не предлагает. Слишком много она давала вторых шансов. И третьих. И четвертых. Она стискивает от злости зубы и сдерживает лезущие когти. Парень забирает из ее рук початую бутылку и наполняет стакан до краев. - Знаешь, может, это к лучшему? – он наклоняет голову, пытаясь рассмотреть ее лицо за завесой белокурых волос. - Что – к лучшему? – он криво улыбается и вперивает взгляд в стакан. Три маленьких лиловых лепесточка кружатся в замысловатом танце в коричневатой жидкости, наполняя ее так необходимыми любому разбитому сердцу свойствами – возможностью напиться. Вот один лепесток опускается на дно, а два других все еще продолжают кружить. Девушка закрывает глаза. - Эрика, сама подумай, ваши отношения были обречены, - парень задумчиво смотрит на бутылку в руках и, что-то решив, наливает и себе. - Когда-то ты говорил, что мы красиво смотримся вместе, - волчица распрямляется и откидывается на спинку стула, все еще не отводя взгляда от виски. - Да с тобой кто угодно будет смотреться шикарно, - и, поняв по взлетевшим бровям девушки, что ляпнул что-то не то, начинает спешно оправдываться. – Я только к тому, что ты потрясающая, ты же знаешь. Рейес хмыкает и берет со стола бутылку, игнорируя полный стакан. - И это не мешает мне напиться. Спустя еще пару рюмок молчания парень чувствует, что у него начинает шуметь в голове, а Эрика лишь выглядит чуть менее хмуро. Девушка водит пальцем по стакану, извлекая из него тихое пение, все еще не выпуская из вида лепестки аконита. - У меня даже язык не повернулся сказать, что я против или что-то вроде, - она бессильно прячет лицо в ладони. - Ты правильно поступила, - Стайлз придвигает свой стул к ее, мысленно костеря адский звук, с которым тяжеленный деревянный монстр старого дома Хейлов скребется по старым доскам, и обнимает волчицу за талию. Она, как маленькая девочка, утыкается ему в плечо и бесшумно рыдает. Лишь вздрагивают плечи и кудряшки цвета пшеницы. - Ну что ты, ты же сильная, все будет хорошо, найдешь себе кого-нибудь нормального, - бессвязно шепчет что-то Стилински, молясь, чтобы это звучало успокаивающе. - Кого, Стайлз? – Рейес поднимает голову и смотрит парню прямо в глаза. – Мой первый парень бросил меня после того, как увидел приступ. - У тебя больше никогда их не будет, ты же знаешь, - он мягко улыбается ей и стирает большим пальцем потеки туши с ее щеки. - Бойд мертв, - припечатывает Эрика. – Айзек… Айзек… - и вновь начинает всхлипывать. Стилински шумно выдыхает и мысленно проклинает Лейхи и Уиттмора, так долго корчивших из себя ненавидящих друг друга придурков. Вдруг, совершенно некстати, раздается телефонный звонок. Эрика вздрагивает и отстраняется от парня. - Черт, прости… - Стайлз смотрит на дисплей. – Отец, - и бросает виноватый взгляд на девушку. – Если хочешь, я могу отпроситься еще, сказать, что у Дерека, он не будет против, если я… - Нет, Стайлз, все в порядке, - прерывает его Эрика и через силу улыбается. – Поезжай домой, все в порядке. - Давай я все же… - Я сказала, Стайлз, - Рейес сверкает желтыми глазами и в ее голосе такой знакомый металл. Это настоящая Эрика. – Вали к отцу. - Мало мне сверкающего фарами альфача, так и ты туда же… - бурчит он, но улыбается. – Да, пап, - он поднимает трубку, и Эрика слышит обеспокоенный голос шерифа. – Нет, уже еду. Через десять минут буду. Нет, уверен, что в этот раз обойдемся без полицейского эскорта, - и корчит девушке рожицу, против воли заставляя ее рассмеяться. Поэтому она и пошла к Стилински – лучшей жилетки не найти. Стайлз мягко чмокает ее в щеку, гладит по волосам, говорит напоследок что-то теплое и уходит. Эрика забирает со стола ополовиненную бутылку и идет вглубь несгоревшей части дома, радуясь, что Дерек утащил старые вещи из лофта сюда, когда они делали ремонт. Она сворачивается клубочком на кровати и включает грустную музыку на телефоне, позволяя слезам выходить из себя с каждой заунывно песней. Это ее маленький секрет, о котором никто не должен знать – вечно самоуверенная, презирающая любые проявления нежности волчица любит плакать над ванильными песнями, подпевая солисту. Она начинает чувствовать себя лучше только на пятой песне, когда в бутылке остается меньше четверти. Рейес перестает всхлипывать и размазывать тушь по лицу; она переворачивается на спину и смотрит в потолок, завороженно наблюдая за плетущим паутину пауком. В его сети попадется случайно залетевшая муха и он выпьет ее до дна, оставив остатки догнивать или выбросив их, чтобы не мозолили глаза. Как Эрику. - Я знал, что ты будешь тут. Девушка вздрагивает от голоса, но продолжает лежать, упрямо игнорируя подошедшие слезы. - Разве ты не должен быть со своим мужем? - она запинается перед последним словом и почти выплевывает его. - Прости меня, - вместо ответа говорит Айзек. – Я не должен был… Рейес впивается в нижнюю губу отросшими клыками, чтобы заглушить тупую ноющую боль. Когда Дерек ранил ее на тренировке, и рана не заживала несколько дней, постоянно напоминая о себе – было не так больно. Когда она билась в эпилептических припадках, грозя сломать себе все зубы, а вокруг нее собирались толпы народа, чтобы посмеяться, но не помочь – было не так больно. Когда она умирала от взбесившегося зверя внутри там, в старом банке – это тоже было не так больно. Не так больно, когда сияющий Лейхи сказал свое чертово «да» такому же сияющему Уиттмору и священник, криво, как от зубной боли, улыбаясь, объявил их «мужем и мужем». Тогда она постаралась нацепить самую счастливую маску, загнав воющего от тоски волка поглубже, и сбежала, как только представилась возможность. Питер участливо похлопал ее по плечу, но просьбу о виски проигнорировал. Что ж, у нее всегда был хороший нюх на то, что ей нужно. Кроме мужчин. - Я все равно люблю тебя, - говорит Айзек, вырывая девушку из лап самобичевания. - Ой, замужем всего пару часов, а уже признаешься в любви другой? – она свешивает ноги на пол, выключает тихую музыку и с ухмылкой смотрит на парня, но в ее глазах нет чертиков, лишь горечь. Тот завернут в один из своих дурацких шарфов и не выглядит счастливым. - Эрика... - Засунь в жопу себе свою любовь, - она выпрямляет спину и смотрит прямо на него. – Ой, у тебя в ней уже что-то есть, - и притворно прикрывает рот. Айзек издает какой-то невнятный звук и пытается подойти ближе, но волчица скалится мгновенно отросшими клыками и угрожающе прищуривает желтые глаза. Парень поднимает руки в защитном жесте и остается на месте, просто смотря на нее. Через какое-то время девушка перестает глухо рычать и приобретает человеческий облик. - Я не знаю, почему я так поступил, - говорит он. Они провели в тишине много времени, думая каждый о своем. - Ты поступил так, как посчитал нужным, - отрезает она. - Это не отменяет того, что я правда тебя люблю, - убежденно произносит он, делая шаг. – И Джекс… - Ах, «Джекс»? Недавно он был «чертовой ящерицей», - она передразнивает Лейхи, встав с кровати; в голове шумит от виски. – А теперь он «Джекс». Когда начнете называть друг друга «котиком» и «зайчиком»? Когда ты возьмешь его фамилию? А? – она неосознанно подходит к нему слишком близко, тяжело дыша от распирающей ее ярости. Айзек замолкает, заворожено глядя на нее. Фурия. Вот, за что он ее любит. Она как огонь, может согревать своим теплом, как солнце, его персональное солнце, а может и сжечь к чертям половину мира. Он, не отдавая себе отчета, тянется к ней и стирает злую слезу с ее щеки. Эрика, вместо того, чтобы залепить ему хлесткую пощечину, сценарий которой был написан и переписан раз двадцать, инстинктивно прижимается к его чуть шершавой ладони, прикрыв глаза. Как раньше. Когда она была счастлива. Айзек наклоняется и целует ее, постаравшись вложить всю свою любовь к этой невозможной девушке. Он был готов к тому, что она откусит ему язык или губу или заедет коленом в пах, но не к тому, что ему с яростью ответят. Девушка прижимается к нему грудью, обвивая руками шею, и проводит языком по нижней губе, вырывая у него вздох облегчения. Она всегда так начинала целоваться. Он обнимает ее за талию. Никто и никогда бы не подумал, что субтильный Лейхи, вечно закутанный в дурацкий шарф, скрывает под растянутыми свитерами и пальто жилистые сильные руки и шесть кубиков пресса. Волчица привстает на носочки и трется носом о нос парня, смотря ему в глаза. - Это ничего не значит, - шепчет она, и ее горячечный шепот ударяется ему прямо в губы. Айзек не знает, что сказать, лишь крепче стискивает ее в объятиях и, не мигая, смотрит прямо в глаза. Она что-то стоит так еще пару мгновений, обдумывая что-то, и расцепляет руки, убирая их с его шеи, с нажимом проводя по его груди. Напоследок. Эрика улыбается и делает шаг назад, но все еще удерживаемая Айзеком. Парень ничего не понимает. - Ты теперь с ним, Айзек, - мягко говорит она, игнорируя желание разреветься. – Будь счастлив, милый, - и целует его в уголок губ, выпутываясь из кокона рук. Если она смогла победить отвращение общества, эпилепсию и смерть близкого, то сможет и пережить предательство. Надо лишь начать. И первый шаг – отпустить. Эрика выходит из старого дома Хейлов, оставив недоумевающего Лейхи внутри. А верхушки деревьев подсвечивает только родившееся солнце.