Ночь

      Комната погружена в сумрачную негу ночи. Темно. Только время от времени яркие вспышки освещают спальню. На широкой с балдахинами кровати лежали двое, одежда – лёгкая ночная сорочка, и с широкими рукавами рубашка и чёрные брюки, беспорядочной кучей лежали у её резных ножек.       Мужчина мирно спал. Одной рукой обнимал свою супругу, женщина тонкими пальцами нежно гладила мускулистую грудь. Мужчина вздохнув повернул лицо в другою сторону. Новая яркая вспышка осветила его профиль: высокий лоб, пушистые длинные ресницы, немного крупный нос, тонкие губы, волевой подбородок.       Его спутница тихонько, чтобы не потревожить его сон, встала, накинула легкий пеньюар и направилась к столу. Зажгла свечу, достала из табакерки бумагу, чернильницу и перо. Сама не понимая, что делает и для чего, обмакнула перо в чернила и замерла над бумагой. Почему именно сегодня? Зачем она хочет вспомнить свою жизнь с супругом именно сегодня, этой ночью? ― Она последняя… - с наступающими на глаза слезами, женщина прошептала роковые слова, не отрывая взгляда от спящего мужа. «Англия. 1776 г.…»       Этой ночью разыгралась настоящая гроза. Небеса лили тяжёлые холодные струи воды, смывая всю тревогу и мрачные мысли с поместья Рэдстоун, Гилдфорд, графство Суррей.       Я Элизабет Маргарет Джейн Тэвингтон, урождённая Кинигстон, супруга Уильяма Джорджа Эдварда Тэвингтона. Это последняя наша ночь вместе. Завтра Уильям отправится к берегам Америки, подчиняясь Его Величеству королю Георгу III воинской чести и долгу перед Англией, королём и самим собой. За неделю до этого рокового дня Уильям получил звание полковника. Теперь мой муж полковник 16-го лёгкого драгунского полка. Его назначение требовало всех его сил и способностей. Уильям отдавал своему делу себя целиком и полностью, с жаром и энтузиазмом выполнял свой долг. Мой муж человек чудовищных крайностей, которые временами переходили в безумство. Если он счастлив, то нет радостней и щедрей человека, если он любит, то страстно и всепоглощающе не оставляя ничего никому, но если его охватила ярость, то… я не желаю быть на месте того человека.       Я помню, как с матушкой ехала на бал к Тэвингтонам. Там меня восемнадцатилетнюю девушку должны были представить Уильяму, а его мне. Вспоминая это и сейчас меня, как и тогда берёт дрожь волнения. Это был мой первый выход в свет после семилетнего «заточения» в монастыре. Мой отец называл это обучением и воспитанием в юной леди любви к Богу и добронравных качеств. ― Матушка, а если я ему не понравлюсь? – теребя кончик кружевного платка, немного прикусив губу, волнуясь, спрашивала я. ― Ну, что ты, милая моя? Ты такая красавица! Погляди на себя.       Мама подала мне маленькое зеркальце. В монастыре подобные вещи были под запретом, нам запрещалось любоваться собой, ибо мы должны воспитывать в себе кротость, скромность и любовь к духовному, а не плотскому.       С гладкой зеркальной поверхности на меня смотрело юное лицо: гладкие пухленькие щеки покрывал лёгкий румянец, который, помню, вспыхнул, едва я увидела Уильяма. Большие зелёны глаза с долей восхищения слегка прикрылись, открывая пушистые ресницы. Вздёрнутый нос, полные губы и немного поддавшейся вперёд подбородок, последнюю черту внешности я унаследовала от отца. Моя няня миссис Беатрис, часто в детстве, тяжело вздыхая, поглаживала меня по подбородку, приговаривая: ― До чего прелестное дитя. Ох, почему же Вы не унаследовали подбородок леди Луизы!       Я не думала о своем недостатке до того самого дня, ведь его увидит и мой жених!       По правде сказать, меня до последнего оставляли в неведении о планах моей семьи и семьи Тэвингтонов. Нашу судьбу с Уильямом решили наши отцы одним зимним вечером за бокалом скотча.       Мы были выгодной партией друг для друга. Моё наследство и его имя привело в восторг высшее общество Англии. Весной 1769 года мы обвенчались. Пышная свадьба, сотни гостей, танцы, вкусные блюда, фейерверк в небе и самые искренние поздравления. Я была счастлива!       Его голубые глаза лучились радостью и с нежностью смотрели на меня. Крепкие руки сжимали в танце мой стан. После нашего первого танца он резко привлёк меня к себе, и поцеловал нежно, но требовательно. ― Сегодня ночью ты станешь моей женой, - Уильям прошептал мне на ухо. Его дыхание обжигало.       Наверное, в тот момент я выглядела удивлённой и испуганной, но Уильям только улыбнулся и поцеловал меня снова. ― В чем дело, милая моя, - немного волнуясь, спросила мама, как только я оказалась одна. Выслушав мой ответ она, как и Уильям улыбнулась. ― Разве я уже не его жена? ― Хм, милая моя дочка, - мама улыбалась, поглаживая меня по тёмным локонам. – Конечно вы теперь семья, но в эту ночь произойдёт таинство. Вы откроете, друг другу свои тела, вы будете единым целым. Сделаете друг другу подарки. ― Подарки? – я до смешного была глупа и наивна. ― Да, милая моя. Ты подаришь Уильяму своё девичество, он сделает тебя взрослой женщиной, подарит возможность иметь детей. Мама говорила тихо, её голос лился мягко и уверенно. Вдруг я поняла, о чём идёт речь. ― Это больно? – в тот момент, как и всегда, когда я волнуюсь, прикусила нижнюю губу. ― Элизабет, перестань это делать! Ты испортишь свои чудесные губки. Я считала, тебя отучат от этого в монастыре! – Воскликнула мама. ― И все же? – я аккуратно вернула маму к предыдущему разговору. ― Как вырвать зуб, милая… ― Вырвать зуб?! Это больно! – я воскликнула очень громко, проходящие мимо гости вскинули на меня удивлённые взгляды. ― Как ты ещё совсем юна и ветрена, Элизабет, – мама покачала головой. – Замужество пойдёт тебе на пользу. Не бойся, - обнимая меня, прошептала мама.       Свадьба подошла к концу. Свечи в просторном зале были потушены, слуги сновали вперёд и назад, убирая изысканные яства с праздничного стола.       В спальне было тихо, только временами потрескивало пламя в большой камине. Мери, добродушная девушка, моя служанка, помогла мне справится с шнуровкой, лентами и пуговицами на свадебном платье, и искупаться. Надевая легкую, всю в кружевах ночную сорочку, Мери слегка завязывала ленты. ― Мери, затяни потуже, во сне они могут развязаться, - рассматривая себя в зеркале, беззаботно отозвалась я, совершенно позабыв что сегодня за ночь. ― Мисс Луиза распорядилась именно так. Не затягивать, - добавила она на мой безмолвный вопрос.       Вспомнив всё, я молча кивнула и села на стул, Мери осторожно расплела мою причёску, раскладывая тёмные локоны по плечам. ― Какая Вы красавица, мисс, - восхищенно разглядывая меня в зеркале, отозвалась она. ― Благодарю, Мери. Ты свободна.       Девушка ушла, я же в волнении подошла к окну, прислушиваясь к каждому доносившемуся с коридора звуку. И вот они – шаги. Тихие, размеренные, спокойные. Дверь отворилась. По моему телу пробежала дрожь, я крепко сжала край белой легкой гардины. ― Ты так прекрасна, - я ощутила на своих плачах сильные ладони мужа. Он наклонился и нежно поцеловал меня в шею. Уильям прижал меня к себе ещё крепче и удовлетворено вздохнув, прижался к моим волосам с наслаждением вдыхая их аромат. Я все ещё не повернулась к нему лицом. ― Что-то не так? Элизабет, ты меня боишься? – Уильям наклонил голову и ещё раз коснулся губами моей шеи. ― Нет. ― Ты так сжимаешь эту занавеску, будто пытаешься защититься ею от меня, - посмеиваясь, прошептал он.       Только в тот момент я заметила, что это на самом деле так отпустив её, я повернулась к нему лицом. В полумраке комнаты сверкнула его улыбка, прикрыв голубые глаза Уильям приподняв меня за подбородок поцеловал в губы нежно и плавно. Чуть отстранившись он заглянул мне в лицо, и не заметив смятения продолжил. Он жадно припал к губам и требовательно выпивал мои поцелую, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть.       Я обвила его шею руками, запуская пальцы в густые темные волосы, рассыпавшиеся по его широким плечам. Руки Уильяма лежали на моей талии, потом горячи ладони скользнули вверх по спине, коснулись изгиба шеи, попутно играя с локонами волос.       Уильям развязал первую ленточку. Припадая поцелуями к открывшейся части тела. ― Уильям, я … - прошептала я касаясь его груди, слегка отстраняя. ― Элизабет, любимая моя наш брак заключен на небесах, - успокаивающе он шептал мне, ласково поглаживая лицо, нежно касаясь щёк и губ. – Теперь мы единое целое. Разве это грех, что я хочу тобою обладать? Разве теперь ты не моя, а я не твой?       Я утвердительно покачала головой, прижимаясь к его плечу щекой. Уильям подхватил меня на руки и понёс к кровати. Я отвечала на его поцелуи чуть прикрыв глаза. Опустив меня на мягкую расстеленную кровать, я позволила полупрозрачной ночной сорочки соскользнуть с плеча. Уильям лёг рядом, его руки без стеснения скользили по телу, срывая с моих уст тихие протяжные вздохи.       Припав губами к груди, он нежно слегка посасывал затвердевший сосок, в то же время его ладони гладили живот, прокрадывались за спину, обнимая и сильнее притягивая меня к себе. В мучительных и совершенно новых для меня ощущениях я крепко обнимала его за плечи, запускала пальцы в волосы, до белизны в костяшках сжимала простынь. Его мускулистая грудь, покрытая тёмными волосами тяжело и часто вздымалась. Приближаясь ко мне все ближе и плотнее я почувствовала, как о моё бедро дотрагивается что-то твёрдое. Сквозь ткань его брюк я чувствовала его возбуждённую плоть. Уильям был на пределе, его желание завладеть мною было всем, в тот момент его ничего не могло остановить.       Освободившись от последней детали одежды, он привлёк меня к себе, обсыпая жгучими поцелуями тело, шептал моё имя, раздвигая коленями мои ноги. Приблизившись, Уильям наклонился к моим губам и, едва касаясь их легкими поцелуями, прошептал: ― Не бойся. Будет больно лишь немножко.       В этот момент он вошёл в меня. Я вскрикнула и выгнулась дугой, мои попытки отодвинуться от него Уильям пресек. Крепко обнимая меня, он решительно задвигался, причиняя при каждом рывке тупую боль и… наслаждение. Моё натянутое, как струна тело постепенно расслаблялось. Я убрала с его спины сжимающие до красноты пальцы, оставляя на ней к завтрашнему утру синяки.       Мои стоны, медленные и нерешительные движения навстречу возбуждали его ещё больше. Он входил резко и часто, причиняя неприятные ощущения. ― Уильям, мне больно, - подавляя очередной стон, сдавлено шепчу ему на ухо. ― Прости, - почти выдыхнул мне в губы и тут же ревниво припадая к ним, слегка покусывая, чем срывает вздох удовольствия.       Медленные, плавные движения чередовались с быстрыми и дерзкими. Мне казалось, что он заполняет меня полностью. Его мужское естество пылает во мне, заставляя дрожать и кричать от удовольствия.       Пик блаженства Уильяма мы застали вдвоём. Я чувствовала, как пульсируя во мне разливается тепло. При этом Уильям хрипло постанывал сквозь чуть приоткрытые губы, между бровей пролегла складка, ресницы часто трепетали. Я нежно провела рукой по щеке, давая понять о своих чувствах к нему. Открыв глаза, он улыбнулся и припал к губам, всем грузом тела вжимая меня в постель. ― Милый мой, ты тяжёлый, - тщетно пытаясь выскользнуть из-под него улыбаясь, посетовала я.       Он устало подчинился и лёг рядом, правой рукой притянув меня к себе ближе. Его грудь все ещё часто вздымалась, припав к ней, я услышала учащённое сердцебиение. Тихонько вздохнув, я прижалась к нему сильнее, ощущая его семя и мою кровь на внутренней части бёдер. Я заснула быстро и не заметно для себя, ощущая нежное поглаживание по плечу.       Первый месяц нашей супружеской жизни, не было ни единой ночи, когда бы мы мирно спали. Любовь и страсть поглощала нас с головой, мы отдавались блаженству, наслаждаясь друг другом до последней капли.       Через год у нас родился Джеймс. Наш голубоглазый, темноволосый малыш был точной копией отца. Тогда ещё лейтенант, Уильям шумно и весело отмечал рождение сына, сейчас мне кажется, что именно тогда закончилось наше счастье.       Уильям всё чаще проводил время вне дома, а через некоторое время я узнала о его интрижке с некой Эмилией Фурье французской актрисой, как она себя называла. Я молчала и всё ещё ждала его дома. Она уехала, Уильям вернулся ко мне, наше счастье вновь радовало моё сердце, но ненадолго. Потом была вдова Бижон, новая актриса Оливия Уолбит, дочь хозяйки литературного салона Роза Бритон, безродная простушка Сьюзен.       Я всегда терпела, прощала и ждала. Уильям любил нашего Джеймса. То не большое время между казармами, кутежами и любовницами Уильям отдавал всего себя сыну. Он был с ним строгий, но справедливый. Джеймс души не чаял в отце.       Сейчас прошло семь лет со дня нашей свадьбы и два года, как Уильям остепенился. Его отец сер Джордж Тэвингтон промотал все состояние, влез в огромные карточные долги, заложил ростовщикам Рэдстоун и, в конце концов, скончался. Уильям стал единственной опорой для пожилой матери и ещё не замужней сестры. Единственным способом спасти ситуацию, имя Тэвингтонов и будущее семьи стала необходимость отправится на войну в Америку. Король Георг III был знаменит своей благосклонностью к победителям.       И вот эта последняя наша ночь вместе, впереди многие дни разлуки. Я, как и прежде буду ждать Уильяма. Я его люблю.       Всё это я вспоминала, удерживая перо над бумагой, а на листке лишь: «Англия. 1776 г.…»