***
Марти проснулся. По крайней мере он думал, что проснулся. Сознание качалось, чувства медленно возвращались, чтобы отыметь уже в полную силу. Горечь была не только во рту, она обретала физическое воплощение, превращаясь в копья и лезвия. Там и тут вспыхивала боль, в голову втыкали булавки, тело ломило. Марти было жарко, но не весь жар вокруг исходил от него самого. Он дернулся. - Вставай медленно, мудила, - глухо сказал Билли. – Я думал, ты сдохнешь прямо так. Ты же не сдох? У меня выемка уже на ребрах, зря они прогибались что ли. - ...Ладн, - просипел Марти. Под щекой у него глухо билось сердце Билли. Тепло его тела чувствовалось и сквозь матерчатую ткань футболки. Видимо, они уснули вповалку прямо на софе. Может Бикл его тащил откуда-то, может наоборот. Может просто так сидели, хрен знает. Волны горечи ходили по телу и мешали вспоминать. Марти решил начать подниматься. Это было уже какой-никакой задачей, которая требовала решения. Он повернул голову, переборов тянущую боль в затекшей шее, и тут же почувствовал себя больным. Кроме того, Билли пах как виски. Нет, не как пахнут люди, пившие накануне. А смолой. Торфом. Дубом. Чем-то. Марти шумно втянул приглянувшийся ему запах, но тут же поднялся, осознав, что нюхать людей плохо. - Круто, - сказал Билли. И облил его водой. Кажется, из стакана. Плеснул прямо в лицо. - Круто, - гортанно буркнул Марти, пытаясь проморгаться. – Ты подготовился что ли? Взял стакан и выжидал? Вот прям Марти проснется и я его оболью. И кем это тебя делает? Вода стекала под футболку и это заставляло Марти каким-то образом чувствовать себя еще более больным. Вообще происходящее было странным образом не похоже на похмелье. Он поднял голову и поглядел на Билли. Тот, вопреки ожиданиям, выглядел вполне свежо и улыбался как всегда широко, разве только синяки под глазами залегли. - Знаешь, как становится ясно, что ты проснулся, Марти? У тебя тут же выражение лица появляется, как будто ты не понимаешь, что происходит. Брови сразу эти. Несчастный, короче. Все дела. - Бог создал мир от страха, - сказал Марти невпопад. – Землю там и всякое. Конечно я не понимаю, что происходит. Билли странно посмотрел на него. Марти решил не объяснять, что его сознание, вероятно, сначала пугается неизвестности после пробуждения, а потом начинает выстраивать место для Марти в мире. Это были сложные слова и произносить их шершавым языком было тоже сложно. - Почему от тебя так несет виски? – спросил он вместо этого. - А? – не понял Билли. – Слушай, я пил в последний раз хрен знает когда. Может уже целую неделю ничего в рот не брал, это серьезно, эй. Ты вообще хорош, сам больной тут лежишь, простуженный, зовешь маму там и Бога, а меня обвиняешь в алкоголизме. И зачем я тебе сопли вытирал, кому это надо. Пойду кофе выпью. С этим Билли поднялся и ушел на кухню. Он вообще был порывистым человеком. Марти проводил взглядом спину друга, не обращая внимания на его слова. Бикл любил поболтать и часто нес всякую чепуху, поэтому Марти был уверен, что нечто важное тот повторил бы несколько раз. Мысли лились как патока, и в голове у него медленно перекатывалось осознание того, что это сам Билли пахнет как виски. Это запах его тела. Это запах его пота, его одежды. Во рту у Марти собралась слюна. Он сглотнул и понял, что слюны нет, а гортань сухая. Мысли из патоки оформлялись безумные, округлые и совершенно алогичные. - Билли! – позвал он. – Билли, Билли. Слушай. Иди сюда. - Чего тебе? – тот мгновенно появился в дверном проеме, оценивающе щурясь. – Блевать будешь? Сейчас принесу цветочный горшок. - Билли, - повторил Марти. – Погоди. Я сейчас скажу странную херню, и вероятно ты ее не поймешь, но я объясню потом. - Окей. - Обещаю, в этом есть логика. Много логики. Целая куча. - Ладно, выкладывай. - Билли, я вот щас серьезно буду говорить. - Ну давай уже, интеллигенция. Кофе остынет. - Можно я тебя лизну? Билли поперхнулся. Его и без того взъерошенные и торчащие клоками волосы будто встали дыбом. - Лизнешь? – деловито уточнил он. - Кого ты вместо меня видишь, Пенелопу Крус или гигантский "попсайкл"? Тебе точно не нужен цветочный горшок? - Я же говорил, что это будет странная херня, - Марти почесал в затылке и тут же поморщился от боли. Билли озабоченно замолк, звучно отпивая из чашки. Потом вздохнул. И вздохнул еще раз. - Да ты упоролся. Пей свои колеса, я на столе для кого оставил. - Не ори так, голова болит, - простонал Марти, - И ты вылил на меня всю воду. Крутанувшись на пятках, Билли ушел на кухню. Это не было каким-то жестом. Он вообще любил крутиться на пятках, поэтому даже носил дома мягкие носки. - Лизнет он... вот был бы я нарко-жабой... Марти скривился еще больше. Неловко вышло. В животе снова стал скручиваться привычный жгут страха. Неуверенность. Это отрезвило его. Теперь Марти было ясно, что как только уйдет слабость от простуды, ему просто необходимо будет выпить. Зависимость, чтобы ей полностью отдаваться, должна быть только одна. Легко же выходило у Марти выдумывать. Это все из-за того, что он был писателем, точно.***
На кухне Билли принюхался к своей футболке. Горечь кофе и пота, суховатый дезодорант. Все как обычно. Марти снова был очень глубоко в себе, эгоистичный ублюдок. Это было своего рода прекрасно, но еще пара таких промахов, и Билли перестанет пытаться. Он перестанет слушать разглагольствования Марти про Бога, и начнет слышать в его словах только то, что хочет. Начнет выбирать, выхватывать намеки, которые хотел бы видеть. В минуты слабости Марти - особенно. Билли эротизировал все, что связано с Марти, и винил себя за это - у него не было оправданий, только собственничество. Он даже выбрал тактику. Серьезно подумал и выбрал. Он решил, что будет глух и туп. Когда ты глух и туп, ты можешь быть очень, очень близко. Ты можешь тешить себя телесной близостью, пока не затошнит. Страх и непонятная страсть коверкали Марти, и даже это было хорошо, красиво, как кино. Марти красиво пил и красиво страдал. Билли качался на его волнах, забывшись, и лишь изредка пытаясь понять, где его лодка. Билли любил кино. Билли хотел Марти себе. Но Марти нужна была зависимость от Билли, а не сам Билли. А тот писателем не был, и оправдать не мог ни себя, ни Марти.